– Да, может быть ... А если серьезно, когда ты возвращаешься?

– Я лечу обратно в субботу днем. Почему ты спрашиваешь? Что произошло?

– Ничего, – я громко выдыхаю. – Просто у Бека вечеринка в пятницу, и он заставляет меня идти. И мне ненавистна идея, что я иду одна.

– Ну, ты не будешь одна. Бек будет там, – и снова, намек на горечь появляется в ее интонации. – И Ари с Луной, и, возможно, Грей с тех пор, как эти двое прикреплены бедрами двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

– Они вернутся из своей поездки к этому времени? – я напрягаюсь, когда я слышу стук в дверь.

– Должны, – говорит она. – Ты всегда можешь позвонить и узнать.

– Окей, я могла бы это сделать, – я поднимаюсь со своей кровати, когда стук становится громче, и на цыпочках иду из моей комнаты к входной двери.

– Или ты можешь просто пойти одна, – продолжает она. – Чтобы вы с Беком наконец–то смогли переспать.

Нервный выдох трепещет на моих губах, когда я наклоняюсь, чтобы заглянуть в глазок.

– Не начинай снова, – облегченный вздох вырывается из меня при виде Бека, стоящего снаружи. – Эй, я должна идти. Только что появился Бек.

– Конечно же, он это сделал, – говорит она. – Он едва ли может держаться вдалеке от тебя больше, чем один день.

– Он здесь, чтобы просто помочь мне.

– О, бьюсь об заклад, что так и есть. Просто убедитесь в том, что позвонишь мне после того, как это произойдет.

– Во–первых, я никогда не позвоню тебе сразу после того, как в первый раз у меня будет секс, – я оборачиваю пальцы вокруг дверной ручки. – И во–вторых, мы с Беком никогда не будем заниматься сексом. Поверь мне; он даже не хочет заниматься со мной сексом.

Голос в глубине моего сознания хохочет от смеха.

– Что если он хочет? Ты это сделаешь?

– Нет.

– Ты абсолютно точно сомневаешься.

– Нет, я не сомневаюсь, – ведь правда? – А почему ты так одержима этим?

– Это не так. Я просто веселюсь.

– Ну, пожалуйста, мы можем, оставить это?

– Хорошо, – сдается она. – Я дам тебе сорваться с крючка... на данный момент.

– Ну и дела, спасибо. Ты очень добра.

– Всегда пожалуйста, – язвительно замечает она. – Поговорим с тобой позже.

– Пока, – я вешаю трубку и открываю дверь с улыбкой на губах. Хотя мое облегчение мгновенно сменяется замешательством, когда Бек обхватывает рукой свой рот, пытаясь скрыть усмешку. – Из–за чего вся эта улыбка?

Он высовывает свой язык.

– Почему это странно? Я улыбаюсь все время. На самом деле, это своего рода мое отличительное качество.

– Это правда, но все–таки... – я смотрю на него с опаской. – Ты думаешь, что что–то смешно, но я не могу понять, что.

– Да, может быть, но поверь мне; вероятно лучше, чтобы ты не знала, – он сильно прикусывает губу и запихивает руки в задние карманы. – Итак, ты готова к тому, чтобы отбуксировать твою машину обратно? – его взгляд блуждает по клетчатым пижамным шортам и верху с длинными рукавами, в которые я одета, оставляя теплый след на моей коже, который согревает каждую часть моего тела. – Ты все еще одета в пижаму.

– Да, я ленилась этим утром, вероятно потому, что кто–то испортил мне прошлую ночь, и заставил спать так хорошо, – я прикусываю губу. Может быть, мне не следовало этого говорить.

Довольная улыбка освещает его лицо.

– Хорошо. Я рад, что смог помочь. И ты должна делать это чаще.

– Быть ленивой? – я вдруг резко начинаю отдавать себе отчет в том, насколько разгромлено это место, и что он, вероятно, может видеть весь беспорядок.

Он кивает головой, окидывая меня тем взглядом, который я совсем не могу понять.

– Тебе нужно больше отдыхать, принцесса. Ты всегда такая уставшая, потому что перегружаешь себя.

– Я в порядке, – лгу я. – Нет ничего, с чем я бы раньше не справлялась.

Его взгляд прикрепляется к моему.

– Именно этого я и боюсь. А когда–нибудь, когда ты слишком много будешь справляться, то, в конечном итоге, сломаешься.

Я знаю о какой поломке он говорит: в мой последний год у меня был нервный срыв, когда я пыталась жонглировать тремя работами, школьными заданиями, заботой о наркоманке–матери, все это же время подавая документы в колледжи.

– Я в порядке. Обещаю, – я бросаю взгляд через улицу, не зная, стоит ли быть расслабленной или встревоженной, ведь того человека там больше нет.

Бек стоит в дюймах от меня и наклоняется, понизив голос.

– Нет, это не так, – он указывает на разгромленную гостиную позади меня. – Ты не должна разбираться с этим. Тебе никогда не стоило разбираться с этим.

От него так хорошо пахнет одеколоном и мылом, и всем, что успокаивает меня, и я практически наклоняюсь к нему, хватаю за рубашку, цепляюсь за жизнь, и никогда не позволяю уйти...

– Я знаю, – говорю я, заставляя себя оставаться на месте. – Но не так много я могу с этим поделать.

Он с решимостью смотрит на меня сверху–вниз.

– За исключением того, чтобы уйти.

Я вожусь с краем моих шорт.

– Я не могу просто уйти от нее... Можешь себе представить, что случится, если я это сделаю? Она едва выжила после ухода отца.

Он цепляет пальцем мой подбородок, заставляя смотреть на него.

– Я знаю, что ты переживаешь за свою мать, но ты не можешь провести остаток своей жизни заботясь о ней и позволяя ей разрушать себя. Должен настать момент, когда достаточно просто произнести «достаточно» или она разрушит твою жизнь.

– Я буду в порядке, – не так ли?

Иногда, мне интересно, насколько хорошо мне будет через три года... если я окончу колледж, как планирую, или что–то появится и разрушит этот план. Это единственное, что я узнала, пока росла в такой нестабильной жизни дома: все может случиться в мгновение ока и произвести удар по стабильной сфере, как случилось тогда, когда мой папа ушел, или когда год тому назад моя мать решила попробовать героин в первый раз. Она никогда не была прежней с тех пор, и в нашей жизни возросло хаотичное безумие.

Может быть, Бек прав. Может быть, пришло время сказать: хватит.

И что потом? Я уйду от своей матери, и буду надеяться, что она справится самостоятельно? В конце концов, после всего того, какая она дрянная, мама – единственная семья, которая у меня осталась. И я единственный человек, который у нее есть, кто достаточно волнуется и беспокоиться о ней.

Глава8

Бек

После того, как провел утро, беспокоясь о Виллоу, я был рад снова оказаться у нее дома, даже если это просто касалось буксировки ее машины.

Пока я стою у ее входной двери, беспокойно постукиваю пальцами по бокам своих ног. Этот район всегда тревожил меня: здесь люди всегда продают наркотики, а иногда и свои тела, и парочка орала друг на друга у переднего крыльца их квартиры... По крайней мере, я думаю, что это была их квартира.

Однако мои нервишки сгорали от нетерпения, когда я за дверью услышал разговор Виллоу с кем–то, как она пару раз произнесла мое имя и слово «секс». Я не был точно уверен, что обсуждалось, но слушая, как Виллоу говорит обо мне и сексе, от этого я улыбался, как придурок.

Когда она открыла дверь, я попытался скрыть свое ликование и эпически провалился. Честно говоря, мне действительно было плевать. В конце концов, Виллоу говорила обо мне и сексе. О сексе и обо мне.

Когда я думал о прошлой ночи, то не мог прекратить по–идиотски ухмыляться.

Потом я заметил беспорядок в гостиной, и мое хорошее настроение испарилось, когда мне болезненно напомнили, что я еще должен сделать сегодня: поговорить с ней.

Примерно через час Ари должен встретить нас на шоссе, что оставляет мне около тридцати минут, чтобы убедить ее уйти из этой чертовой дыры в центре города, и не просто уйти, а уйти со мной. Зная Виллоу, она не очень хорошо воспримет то, что я собираюсь сказать. Она будет упрямой, попытается отказаться. Я достаточно часто разговаривал об этом с ней, чтобы выяснить. Но я не готов сдаваться.