– На трассе между Риджфилдом и Фэйрс Холлоу.

– Бля, это на середине в никуда.

– Да, я знаю. Я… – я что? Еду домой с работы? Ведь он думает, что ты работаешь в библиотеке, которая далеко–далеко отсюда. – Мне пришлось съездить по нескольким поручениям своей матери, а моя тупая машина решила, что стоит снова перегреться. – Боже, я ненавижу ему врать. От этого болит мое сердце.

– Тебе действительно нужно, чтобы твою машину посмотрели, – говорит сквозь болтовню и фортепианную музыку, которая усиливается на заднем фоне.

– Я так и сделаю, – лгу я. Я подчеркивала это ранее, пытаясь объяснить отсутствие денег, но с Беком это не работает. – Где ты? Я слышу сильный шум.

– Я у сестры. Она закатывает вечеринки за неделю до дня Благодарения.

– В чем смысл?

– Точно. По крайней мере, для нее. Но ты же знаешь, какая Эммалин. Она устраивает вечеринки за неделю до всех праздников. Помнишь, что она сделала на Пасху, несколько лет назад?

Я улыбаюсь.

– Да, помню. Ты заставил меня пойти с тобой и рассказал всем детям за детским столом, что мы ели кролика. Они посходили с ума и начали плакать, а твой отец так разозлился.

– Мой отец всегда злится, – напоминает он с оттенком горечи. Единственное время, когда Бек кажется ожесточенным, это когда говорит о своем отце, холодном, неэмоциональном мужчине, который больше любит работать, чем быть отцом и мужем. – Но в тот раз, это того стоило, хотя бы чтобы посмотреть на лица тех детей.

– Иногда ты можешь быть таким злым.

– Как и ты. Поэтому вместе мы такие классные. На самом деле, думаю, что мы можем создать воплощение совершенства.

В глубине души я знаю, что он не имеет в виду, что мы были бы классной парой, но мои губы все равно тянутся вниз. Не из–за того, что Бек был бы плохим парнем; я просто предпочитаю не думать о парнях: о том, чтобы иметь одного и разрушить свою жизнь, иметь одного и быть поглощенной им, закончить как моя мать, потому, что буду так зациклена на нем. А Бек, он определенно сможет меня поглотить. Я чувствую магнитное притяжение, ошеломляющее чувство погружения каждый раз, когда я рядом с ним.

Я бросаю взгляд на бардачок, думая о правиле. Понимая, что от его существования мне легче дышать.

– Может, мне попытаться снова написать Ари, – меняю я тему. – Не хочу, заставлять тебя уезжать с вечеринки твоей сестры.

– Слишком поздно для этого. Я уже в машине.

Если бы мне давали пенни за каждый раз, когда он это говорит, начнем с того, что я бы не была в этой грязи.

– Кроме того, – продолжает он. – Я не собираюсь упустить свой шанс стать твоим рыцарем в сияющих доспехах, только для того чтобы остаться здесь и послушать болтовню друзей моей сестры о фондовом рынке.

– Именно об этом вы, богачи, теперь разговариваете? – дразнюсь я, затаившись на своем сидении, когда свет фар проходит через заднее стекло моей машины.

– О, Боже, ты и понятия не имеешь, – ворчит он. – Клянусь, если бы я еще послушал о биржах, объемах и доходности, мне бы пришлось начать петь песню Linkin Park’s «One Step Closer» во все горло.

Я хихикаю:

– Боже, я бы с удовольствием посмотрела на это.

– Однажды я сделаю это ради тебя.

– Я буду настаивать на этом, – дразнюсь я, затем резко вздыхаю, когда фары приближаются.

Я оборачиваюсь, чтобы мельком посмотреть в окно, но не могу сказать, машина едет до смешного медленно, или же она остановилась. Я проверяю еще раз, чтобы убедиться, что двери закрыты, затем опускаюсь ниже на сидении.

– Хотя это должно быть на одной из твоих вечеринок. Такая фигня точно соответствовала бы тупым вечеринкам, которые постоянно устраивает моя мать. Кто–то постоянно о чем–то кричит, – я прикусываю язык, как только это произношу. Пока Бек знает, каким человеком является моя мать, он не нуждается в моем нытье о своей жалкой жизни. – Извини. Не хочу наговаривать на свою мать. Она просто добавила мне головной боли за последнее время.

– Полагаю, Клод «ковыряльщик в носу» порвал с ней?

– Разве он «ковыряльщик в носу»? Я думала, это был Валли.

– Нет, я абсолютно уверен, Клод – «ковыряльщик в носу». А Валли – «брови–гусеницы».

– Знаешь, что? Думаю, ты прав, – я на грани того, чтобы улыбнуться, только Бек может заставить меня сделать это, когда мы разговариваем о куче бывших моей матери.

Вообще–то, это была его идея, давать им клички, после того, как я сообщила, что мне тяжело запоминать их имена. Мы начали давать им причудливые прозвища, основываясь на их привычках и странных характеристиках, таких, как Клод «ковыряльщик в носу», Валли «брови–гусеницы «, Эд «застрявшие трусы».

Фары осветили мою машину, когда автомобиль остановился позади меня.

Черт, кто–то остановился.

Когда я сжимаюсь на сидении, кто–то стучит в мое окно. Повернувшись, я чуть не ударяюсь головой о потолок.

– Тебе нужна помощь? – парень за двадцать улыбается мне через окно. – Я не очень хорош с машинами, но и могу тебя куда–нибудь подвезти.

Я проглатываю судорожный вдох:

– Я в порядке. Вообще–то мой друг уже в дороге, чтобы забрать меня. Он будет здесь через несколько минут, – вру я. Беку понадобится, по крайней мере, двадцать минут, чтобы сюда добраться.

– Ты уверена? – спрашивает он, щурясь, чтобы получше меня рассмотреть через окно.

Я сглатываю:

– Я в порядке. Обещаю.

Его внимательный взгляд путешествует по моим выставленным на показ ногам, и я ерзаю на сидении, одергивая ниже край куртки.

– Ну, тогда хорошо, – он пялится на меня еще одно шумное биение сердца, прежде чем отправиться назад к своей машине.

– Виллоу, что, к чертям, происходит? – спрашивает Бек через сжимаемый мной телефон.

Выпуская неравномерный вдох, я обратно прикладываю телефон к уху.

– Какой–то парень просто остановился, чтобы посмотреть, не нужно ли меня куда–нибудь подвезти, – я бросаю тревожный взгляд в зеркало заднего вида на неподвижную машину. – Как далеко ты находишься?

– Я буду на месте где–то через десять минут, – говорит он. – Тот парень уехал?

– Нет. Он сейчас просто сидит в машине… хотя уверена, что он скоро уедет, – я надеюсь.

– Твои двери закрыты?

– Да.

– У тебя все еще есть тот перечный спрей, который я тебе купил?

– Да, он в бардачке, – я наклоняюсь через консоль, чтобы его достать. – Надеюсь, что он еще работает. Ты мне его дал вечность назад, – около года назад после того, как мне пришлось подбирать маму из какого–то подозрительного бара, и я подверглась нападению группы каких–то пьяных парней. Когда рассказала Беку о том, что произошло и как была напугана, он пошел и купил мне баллончик перечного спрея, и заставил пройти курсы самообороны.

Это Бек делает для меня, всегда присматривает за мной. Он был таким с тех пор, как мы были детьми, и пообещал мне в машине, что всегда будет рядом для меня.

В то время я верила, что он никогда не нарушит того обещания. Сейчас, когда я старше, то понимаю, что однажды, когда он влюбится, то станет рыцарем в сияющих доспехах для кого–нибудь другого. Кем бы она ни была, она будет очень счастливой, потому что Бек – замечательный. Идеальный. Но не для меня.

Ни один парень идеально мне не подходит. И я не идеальна для любого парня.

Ничто никогда не идеально.

Мне действительно стоит научиться тому, как прекратить полагаться на него так часто. Прекратить проводить так много времени с ним.

От последней мыли мне плохо.

Я сжимаю баллон перечного спрея в своей руке.

– Интересно, когда заканчивается срок годности перечного спрея.

– Не уверен, – он, кажется, встревоженно–взволнованным, редкий случай для Бека, и мое беспокойство стремительно возрастает. – Он все еще там?

– Ага, – мне даже не нужно смотреть, чтобы знать. Ослепляющие фары говорят о его присутствии.

– Если он снова выберется из машины, клади трубку и звони в полицию.