Он ничем не выдал своих чувств.

— Я и не делал из этого никакой тайны. Собачья парикмахерская не должна находиться в том же здании, где люди едят. Карли понимающе улыбнулась.

— Причина не в этом. — Она не сводила взгляда с его лица.

Педро пожал плечами.

— А в чем же, по-вашему?

— В вашем паническом страхе перед собаками.

От его прежнего самодовольного выражения не осталось и следа.

— Мне надо на кухню.

— Пожалуйста, не смущайтесь. — Карли улыбнулась ему с искренней теплотой и сочувствием. — Я прекрасно понимаю, что вам приходится выносить.

Педро замер в нерешительности.

— Мне известно, как страх лишает всех сил, как вдруг останавливается сердце и хочется бежать без оглядки, даже если бежать опасно.

Он уставился на нее как завороженный.

— А самое ужасное, что бояться очень стыдно. — Она старалась, чтобы ее слова звучали как можно более убедительно и эмоционально. — «Как не стыдно бояться крошечного ужа?» Вот что мне обычно приходилось слышать. — У нее задрожал голос. — Я не просто боялась змей, как боятся многие. Я испытывала такой ужас, что готова была скорее умереть, чем находиться рядом со змеей.

Он снова сел. Теперь его лицо светилось надеждой и облегчением. Наконец-то он нашел товарища по несчастью.

— Я думал, никто не способен понять, что я испытываю. — Педро даже слегка заикался от волнения.

Она сжала его руку в ладонях. Рука оказалась сухой и мягкой, а не потной, как она ожидала.

— Я была больна. — Карли отыскала взглядом его глаза. — И вы тоже больны. — Он смотрел на нее с выражением утопающего, к которому приближается спасательная лодка. — И эту болезнь можно вылечить. — Она чувствовала, что его рука дрожит. — Я вылечилась, и вы тоже вылечитесь.

— Как?

Карли видела в глазах Педро страх и крепче сжала его руку.

— Вам надо посоветоваться с одним человеком. Я до сих пор не люблю змей и никогда их не полюблю, но теперь при виде змеи мне не хочется умереть.

— Психиатр? — Педро скривил рот. — Вот уж чего бы не хотелось.

Карли отпустила его руку. Порывшись в сумке, она достала карточку и ручку, написала что-то на обратной стороне и протянула карточку Педро.

— Здесь имя и адрес женщины, которая мне помогла. Вам она тоже сумеет помочь.

Она видела, что Педро внутренне сопротивляется.

— Подумайте, как легко станет жить, когда вы избавитесь от страха, — продолжала она. — Вам не придется избегать визитов к сестре или племяннику из-за их собак, не придется сломя голову мчаться на другую сторону, когда навстречу бежит бродячий пес. Представьте, никогда больше не испытывать этого парализующего ужаса.

Он дрожащими пальцами взял карточку. Карли улыбнулась.

— Уж я-то знаю, что такое фобия, и действительно хочу вам помочь.

Педро нахмурился.

— С тех пор как моя сестра вышла замуж за богача и обеспечила родителей, она мной все время помыкает. А если она узнает, что я обратился к психиатру, мне совсем житья не станет.

— А это будет нашей маленькой тайной, — пообещала Карли. — Мне очень любопытно, почему вы арендовали помещение в этом здании, если знали, что в нем мое заведение? Принимая во внимание вашу болезнь, разумнее было бы выбрать другое место.

— Так и надо было поступить, — согласился Педро. — Но Джонатан меня уговорил.

— Джонатан? — Значит, это из-за Джонатана здесь появился Педро. И, наверное, Шейла Вэйд.

— Да, Джонатан обещал мне, что выселит вас, как только представится возможность.

Карли затаила дыхание.

— Вы имеете в виду, когда должен был кончиться срок аренды?

Она уже слышала это от Элен. Но, может быть, во всей этой истории есть еще что-то, чего она не знает?

Педро покачал головой.

— Нет, он сказал, что попытается сделать это немедленно. Иначе я ни за что бы не согласился сюда переехать.

Карли отчетливо вспомнила письмо из корпорации «Геркулес», которое она получила примерно год назад. Оно предлагало арендатору, который освободит помещение раньше срока, указанного в договоре, пользоваться им бесплатно в течение месяца. Она не собиралась никуда переезжать и поэтому просто выбросила бумажку без всякой задней мысли. Обнаружить, что это было дело рук Джонатана и что такое письмо скорее всего получила только она, было тяжким ударом.

Ее охватила такая безмерная тоска, что пришлось воздвигнуть стену гнева, чтобы защитить сердце и не дать ему разорваться от печали. Как смел Джонатан целый год строить козни у нее за спиной? Как он смел давать Педро обещание, которого не мог выполнить? Но самое худшее — как он смел заниматься с ней любовью, а на следующий день уехать в Голливуд с Шейлой Вэйд?

Джонатан Найт — двуличный подонок. Он ухитрился обезопасить себя на два дня, но рано или поздно он вернется. И когда это произойдет, она ткнет его носом во все подлости, которые он совершил.

Джонатан гулял с Шебой по берегу чистого горного ручья. Это место, расположенное в шести милях от дороги, на которой он оставил машину, обычно было полно особой музыкой, которая успокаивала душу.

Но не сегодня. Сегодня музыки не было слышно — вместо нее в ушах звучал голос Карли, тот голос, который он слышал, когда держал ее в объятиях.

Он приказал себе перестать о ней думать. Но ее голос упорно возвращался — она то смеялась, то рассказывала ему о своих планах, то разговаривала с собаками. Когда она говорила с собаками, в ее голосе появлялось что-то детское. Джонатан только теперь осознал, что с каждой собакой она говорила по-разному: твердо и уверенно с Шебой, весело и терпеливо со своим псом, нежно и восхищенно с Солти.

Он нахмурился, вспомнив о Солти, избалованном пуделе Элен, который больше всего на свете любил кусать Джонатана. Он стал гадать, давно ли Элен водит его стричься в «Карусель», и пришел к выводу, что-то да три — с тех пор как Карли обосновалась на Фэй-авеню. А может быть, Элен обнаружила «Карусель», когда туда переехал Педро, — значит, год с небольшим.

Джонатан прошел вверх по ручью примерно две мили, потом свернул в сторону и стал взбираться по едва заметной тропке, которая вела на вершину пика. С этого места открывался вид на глубокую узкую расселину, поросшую вечнозелеными деревьями. Здесь, на вершине прекрасного мира Сьерры, он искал спокойствия. Он всегда приезжал сюда, когда у него бывали неприятности, потому что одиночество помогало ему разобраться в происходящем и в себе самом.

Но он никак не мог вместить Карли в маленькую нишу, отведенную в его жизни для женщин. Как он ни старался, она не желала в ней оставаться, она снова и снова вторгалась в его разум с настойчивостью знакомой мелодии.

Он вспомнил, как она обнимает белого пуделя на пороге дома Элен. Почему мать не сказала ему, что истинной причиной ее необычайной щедрости был Солти?

Элен говорила, что она не сказала об этом, чтобы ему не пришлось лгать Карли, но он ни минуты не верил ее объяснению. Не верил он и тому, что она хотела остаться неизвестной из опасения нарушить свои чисто дружеские отношения с Карли. Какая может быть дружба между собачьим парикмахером и его состоятельным клиентом?

Нет, Элен явно что-то скрывала. Джонатан опустился на каменистую почву и устремил неподвижный взгляд на вершины деревьев внизу, но он не видел их. Он собирал воедино все, о чем думал. Вдруг он вспомнил, с какой настойчивостью добивалась Элен, чтобы он помогал Карли весь первый год.

Истина обрушилась на его разум как ударная волна взрыва.

Элей отдала Карли здание вовсе не из-за Солти. Ее щедрый дар был всего лишь изощренным способом свести его с Карли. Его мать опять выступила в роли брачного агента. Но так далеко она еще никогда не заходила. Оставалось только восхищаться ее изобретательностью. Сочинители мыльных опер ей и в подметки не годятся.

Но это отнюдь не значит, что ее схема сработает. Все ее прежние усилия ни к чему не приводили, не приведут и на этот раз. Ее одобрение этого союза — лишняя причина для бегства.