— Мы натолкнулись на заметки Бьянки. Она записала, что надо взять изумруды и отремонтировать застежку.

— Может быть, это именно то, что вы ищете.

Его взгляд был обращен к Кики, но ответила Аманда.

— Может быть. Это подтверждает, что ожерелье Калхоунов существовало в 1912 году, но от этого известия еще длинный путь до того, чтобы найти его. — Она отложила квитанцию. — Посмотрим, что еще мы сможем обнаружить.

Кики молча возвратилась к бумагам.

Несколько мгновений спустя Лила позвала с лестницы.

— Аманда! Телефон!

— Скажи им, что я перезвоню.

— Звонят из гостиницы. Они говорят, что это важно.

— Черт. — Она сняла очки и послала Тренту прищуренный взгляд. — Я вернусь через несколько минут.

Он подождал, пока звук быстрых шагов не перестал отзываться эхом.

— Она очень суровый защитник.

— Мы всегда держимся вместе, — прокомментировала Кики и отложила груду бумаг, не разобрав по содержанию.

— Я заметил. Кэтрин…

Обернувшись, Кики обожгла его ледяным взглядом.

— Да?

— Я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке.

— В полном. Что еще?

У нее на щеке была пыль. Он хотел, ужасно хотел, улыбнуться и сообщить ей об этом. Чтобы услышать ее смех, когда она будет стирать грязь.

— После вчерашнего вечера… я знаю, как ты была расстроена, когда покидала мою комнату.

— Да, я была расстроена. — Она перевернула еще несколько бумаг. — Полагаю, что устроила настоящую сцену.

— Нет, я совсем не это имею в виду.

— Устроила. — Кики вынудила губы изогнуться. — Думаю, на этот раз я должна принести извинения. Séance и все, что случилось во время него, вскружило голову. — «Не голову, — подумала она, — сердце». — Я, должно быть, несла чушь, как идиотка, когда пришла в твою комнату.

— Нет, конечно, нет. — «Она так холодна, — подумал он. — Так бесстрастна. И очень переживает». — Ты сказала, что любишь меня.

— Я помню, что сказала. — Ее голос похолодел еще на десять градусов, но улыбка осталась на месте. — Почему бы нам обоим не подвести итог тому настроению?

«Разумно», — подумал он. Но почему-то почувствовал себя очень потерянным.

— Значит, ты ничего такого не имела в виду?

— Трент, мы знаем друг друга всего нескольких дней.

«Он хочет заставить помучиться?» — задалась она вопросом.

— Но ты выглядела такой… расстроенной, когда уходила.

Она выгнула бровь.

— А сейчас я выгляжу расстроенной?

— Нет, — медленно произнес он. — Не выглядишь.

— Ну, и отлично. Давай забудем об этом. — Пока она говорила, солнце скрылось за облаками. — Так будет лучше для нас обоих, не так ли?

— Да.

Именно этого он и желал. И все же ощущал себя неживым, когда снова встал.

— Я действительно хочу самого лучшего для тебя, Кики.

— Прекрасно. — Она уткнулась в бумагу в руке. — Когда спустишься, попроси, чтобы Лила принесла кофе, если пойдет сюда.

— Хорошо.

Девушка подождала, пока не удостоверилась, что он ушел, потом закрыла лицо руками. Она неправа, обнаружила Кики, она выплакала далеко не все слезы.

Трент вернулся в свою комнату. Его портфель был там, забитый документами, которые он собирался просмотреть, пока коротает время вне офиса. Заняв место между пошарканными тумбочками стола, он открыл папку.

Десять минут спустя посмотрел в окно, не прочитав ни единого слова.

Трент встряхнулся, взял ручку и приказал себе сосредоточиться. Преуспел в чтении первого слова, даже первого параграфа. Три раза. Чувствуя отвращение к самому себе, отбросил ручку и поднялся, затем шагнул к окну.

Это просто смешно, подумал он. Он работал в гостиничных номерах всего мира. Почему эта комната должна иметь какое-то отличие? Здесь есть стены и окна, потолок… если можно так выразиться. Стол очень даже подходящий. Он мог даже при желании зажечь камин, чтобы добавить какой-то дружественный настрой. И какую-то теплоту. Господь свидетель, ему не помешает немного тепла после тридцати ледяных минут, проведенных в кладовой. Нет никакой причины, почему он не в состоянии сесть и позаниматься делами, хотя бы час или два.

За исключением того, что он продолжал помнить… какой прекрасной выглядела Кики, придя в эту комнату в сером фланелевом халате с босыми ногами. Он все еще видел, как пылали ее глаза, когда она стояла почти на этом же месте, где сейчас стоял он, улыбаясь ему. Нахмурившись, Трент потер левую сторону груди, ощущая тупую боль в сердце. Там никогда ничего не болело. Головные боли — да. Но никаких сердечных приступов.

Однако воспоминания о том, как она скользнула в его руки, часто посещали его. И ее вкус… что это было, если его все еще окутывает дыхание ее губ?

Все, что произошло, — его вина, уверил он себя. Он обидел ее, как никогда не обижал другую женщину. Независимо от того, насколько холодно она вела себя сегодня, насколько спокойно держалась, это его вина, с которой ему предстоит жить дальше.

Возможно, надо подняться и снова поговорить с ней. Его рука уже оказалась на ручке двери, когда Трент остановил себя. Все только ухудшится. Тот факт, что ему хочется слегка успокоиться, не является оправданием того, чтобы снова поставить ее в неудобное положение.

Кики справлялась с ситуацией лучше, чем он, во всех отношениях. Она очень сильная и, очевидно, обладает большим запасом жизненных сил. Гордая. Мягкая. Умная. Вспыльчивая. Невероятно красивая.

Выругавшись, Трент снова зашагал по комнате. Самое мудрое — сконцентрироваться на доме, а не на ком-то из его обитателей. Несколько дней, которые он провел здесь, вероятно, произвели переворот внутри него, но и предоставили время сформулировать планы. Из глубины души. Они придали ему хорошее настроение, нужный настрой и последовательность действий. И если он сможет прийти в себя на несколько мгновений, то изложит это на бумаге.

Но все было безнадежно. Через минуту, когда он взял ручку, мысли улетучились из головы. «Я просто чувствую себя запертым», — сказал себе Трент. Необходимы несколько глотков свежего воздуха. Схватив куртку, он сделал то, на что месяцами не хватало времени, — пошел на прогулку.

Повинуясь порыву он направился к утесам. Вниз вела неровная лужайка вокруг рушащейся каменной стены. К морю. Воздух почти жалил, казалось, что этой весной он решил еще раз махнуть своим симпатичным подолом и отступить. Посеревшее небо выглядело угрюмым с несколькими обнадеживающими голубыми заплатами. Дикие цветы, достаточно дерзкие, чтобы пробиться сквозь камень и почву, судорожно сотрясались на ветру.

Трент шел, положив руки в карманы и опустив голову. Депрессия была незнакомым чувством, и он решительно настроился прогнать ее. Когда он оглянулся, то смог увидеть только пики башен высоко позади. Он отвернулся и оказался перед морем… бессознательно заняв позицию мужчины, который рисовал здесь десятилетия назад.

«Захватывает дух», — это единственные слова, возникшие в мыслях. Скалы уходили головокружительно вниз, розовые и серые, где ветер овевал их, и черные, где билась и закручивалась в воронку вода. Виднелись сердитые гребни волн, разрезая темную поверхность. Стелился и распадался на клочки дымчатый туман, воздух обещал новую грозу.

Все должно было выглядеть мрачным. Но было просто захватывающим.

Трент пожалел, что Кики нет с ним. Если бы она стояла здесь, сейчас, рядом с ним, то время повернулось бы вспять или переменился бы ветер. Она улыбалась бы, подумал он. Смеялась, передвигая свои великолепные длинные ноги и отворачивая лицо от порывистых ударов. Если бы она находилась здесь, красота этого места не заставила бы его почувствовать себя настолько одиноким. Так чертовски одиноким.

Покалывание в шее вызвало желание повернуться, почти тянуло. Он почти уверился, что, когда посмотрит на дом, увидит, как она идет к нему. Но кругом были только обрывистые скалы и ветер. И все же чувство ее присутствия осталось, настолько реальное, что он едва не позвал Кики.