Однажды вечером меня начал бить озноб, а лицо стало горячим. Ольга заглянула мне в глаза и приложила свою прохладную руку к моему лбу. Потом, не медля, она потащила меня на отдаленное поле. Там она выкопала глубокую яму, раздела меня и велела забраться туда.
Пока я стоял на дне, дрожа от лихорадки, Ольга засыпала яму землей мне по шею и тщательно разровняла ее лопатой. Убедившись, что поблизости нет муравейников, она разожгла вокруг меня три дымных торфяных костра.
Закопанное в сырую землю, мое тело полностью остыло за несколько секунд. Я перестал ощущать себя. Как забытый кочан капусты я слился с огромным полем. Ольга не забыла меня. Несколько раз она приносила холодное питье и вливала мне его в рот. Казалось, что жидкость через мое тело уходит прямо в землю. Дым от костров застилал мне глаза и першил в горле. Когда ветер относил клубы дыма в сторону, передо мной открывалось похожее на грубый пестрядинный ковер поле. Вокруг меня деревьями высились низенькие растения. Приближающаяся Ольга отбрасывала на окружающую местность неправдоподобно огромную тень.
Покормив меня на закате в последний раз, она подложила в костры свежего торфа и ушла спать. Один-одинешенек я остался в поле и земля, в которой я укоренился, тянула меня все глубже и глубже. Медленно прогорали костры, искры светляками прыгали в кромешном ночном мраке. Я стал растением и начал тянуться к солнцу, но тяжелая земля не позволяла мне расправить ветви. Или голова отделялась от меня и, катясь быстрее и быстрее, сильно разгонялась и врезалась в теплый ласковый солнечный диск.
Временами, чувствуя, как ветерок шевелит мои волосы, я цепенел от ужаса. Я воображал полчища муравьев и тараканов, которые перекликаясь, торопятся к моей голове, куда-то под череп, чтобы устроить там новые жилища. Там они размножатся и выедят одну за одной все мои мысли, пока я не стану пустой, как тыква из которой выскребли мякоть.
Я очнулся от шума и, открыв глаза, не сразу понял где нахожусь. Я растворился в земле, но в тяжелой голове шевелились мысли. Серело. Костры прогорели и потухли. Губы холодили капельки влаги – на мое лицо выпала роса.
Снова раздался шум. У меня над головой кружилась стая воронов. Один из них, прошелестев широкими крыльями, приземлился рядом. Он медленно пошел ко мне, а остальные птицы начали садиться неподалеку.
Со страхом я смотрел на их глянцевое черное оперение и быстрые живые глаза. Они расхаживали вокруг меня, подходя ближе и ближе и, не зная толком жив ли я еще, тянули в мою сторону шеи.
Я не дождался, что они решат на мой счет и пронзительно закричал. Спугнутые вороны отпрянули назад. Некоторые взлетели на несколько метров, но сразу приземлились неподалеку. Они с сомнением глянули на меня и на этот раз начали подбираться со стороны затылка.
Я закричал еще раз. Но теперь они не испугались и все смелее подходили ближе. У меня сильно забилось сердце – я не знал что предпринять. Я снова завизжал, но теперь птицы не обратили на это внимание. Они уже были в полуметре от меня. Вороны надвигались на меня, их грозные клювы становились все больше. Растопыренные кривые когти были похожи на огромные грабли.
Один из воронов остановился прямо передо мной, в нескольких сантиметрах от моего носа. Я взвизгнул прямо ему в глаза, но ворон только слегка вздрогнул и приоткрыл клюв. Прежде чем я успел крикнуть еще раз, он клюнул мою голову. Несколько волос прилипло к его клюву. Ворон клюнул снова и вырвал еще клок волос.
Пытаясь освободить шею, я дергал головой в разные стороны. Но мои движения только раззадорили птиц. Они окружили меня и теперь клевали куда хотели. Я громко звал на помощь, но мой голос был слишком слаб, чтобы оторваться от земли и разбудить спящую в лачуге Ольгу.
Птицы уже не стеснялись. Чем отчаяннее я дергал в разные стороны головой, тем смелее и оживленнее становились они. Избегая лица, они клевали меня в затылок.
Силы оставляли меня. Пошевелить головой было труднее, чем сдвинуть с места тяжеленный мешок. Я сходил с ума и смутно видел происходящее.
Я отчаялся. Теперь я стал птицей. Стряхнув сырую землю с продрогших крыльев, потянувшись, я присоединился к стае воронов. Доверившись порывистому бодрящему ветру, я взмыл прямо к краю неба, к тугим, как тетива, лучам восходящего солнца и мои крылатые друзья жизнерадостно каркали вместе со мной.
Ольга нашла меня в середине копошащейся стаи воронов. От холода я почти не дышал, а голова была расклевана птицами. Она объяснила, что чуму унесли прикинувшиеся воронами привидения, которые отведав моей крови, убедились, что я их соплеменник. Именно поэтому они не выклевали мне глаза.
Миновали недели. Чума пошла на убыль. Многочисленные новые могилы поросли травой, которую нельзя было косить потому, что она наверняка была заражена чумой.
Однажды утром Ольгу позвали к реке. Крестьяне вытащили из воды огромного сома с длинными усами, торчащими из рыла как проволока. Это была огромная сильная рыба, самая большая из когда-либо пойманных здесь. Когда выбирали сеть, одному из рыбаков разрезало веревкой руку. Пока Ольга накладывала жгут чтобы остановить струю крови, рыбаки разделали сома и извлекли из брюха воздушный пузырь, который, к всеобщему удовольствию, не был поврежден.
Неожиданно какой-то толстяк высоко поднял меня в воздух и что-то крикнул остальным рыбакам. Толпа обрадовалась его словам и, цепко удерживая, меня начали передавать из рук в руки. Прежде чем я что-либо понял, рыбий пузырь бросили в воду, а меня швырнули на него сверху. От моего веса пузырь немного погрузился в воду. Кто-то оттолкнул его от берега. Нас понесло к середине реки и я судорожно ухватился за пузырь руками и ногами, ныряя в холодную мутную воду, крича и моля о помощи.
Но пузырь уносило все дальше. Люди бежали за ним по берегу. Видно было, как они взмахивали руками. Несколько камней со всплеском упало неподалеку. Один чуть было не угодил в пузырь. Течение быстро выносило меня на середину реки. Оба берега теперь казались одинаково далекими. Толпа скрылась за холмом.
Незаметный на берегу свежий ветер, рябил поверхность воды. Меня несло прямо вниз по течению. Несколько раз пузырь почти полностью накрывало легкими волнами. Но он выныривал и медленно, с достоинством плыл дальше. Неожиданно я попал в водоворот. Раз за разом пузырь отплывал в сторону и возвращался назад. Я попытался раскачать пузырь и движениями тела вытолкнуть его из воронки. Я до смерти боялся, что здесь мне придется провести всю ночь. Я не умел плавать и знал, что если пузырь лопнет, я камнем пойду на дно. Солнце медленно садилось. Каждый раз, когда пузырь заходил на новый круг, оно светило мне прямо в глаза и его лучи бликами танцевали на воде. Свежий порыв ветра вытолкнул пузырь из водоворота.
Километры отделяли меня от Ольги и ее деревни. Течение относило меня к скрытому густеющими тенями берегу. Я уже различал болотистый берег, высокие раскачивающиеся травы, замаскированные гнезда спящих уток. Повсюду нервно носились водомерки. Из омута выпрыгивали перепуганные лягушки. Вдруг пузырь наткнулся на камышинку. Я почувствовал под ногами упругое дно.
Было совершенно спокойно. Из-за ольховника, с болот доносились неразличимые человеческие или звериные голоса. Я скрючился от холода и покрылся гусиной кожей. Я внимательно прислушался, но вокруг было тихо.
3
Я испугался, когда понял, что остался совсем один. Но я помнил, что по словам Ольги, могло помочь выжить без посторонней помощи. Во-первых, нужно было хорошо знать растения и животных, разбираться в ядовитых и лечебных травах. Я был слишком юн и неопытен для этого.
Во-вторых, нужно было уметь разжигать огонь или иметь собственную комету. Чтобы сделать «комету», нужно было вскрыть с одного конца консервную банку и пробить гвоздем несколько дырок в стенках. Вместо ручки, к ее верху прикрепляли проволоку и кометой можно было размахивать как арканом или как кадилом в церкви.
Такая маленькая переносная печка была хороша, чтобы согреться и приготовить поесть. Ее топили любым подвернувшимся под руку топливом, сохраняя на дне горячие угли. Когда банку сильно раскручивали, воздух, проникающий внутрь через многочисленные отверстия, раздувал огонь, как кузнец мехами, а центробежная сила удерживала топливо в банке. Правильным подбором топлива и соответствующим вращением поддерживали огонь нужной силы. Например, картофель, репу или рыбу пекли на слабом огне от торфа и сырых листьев, а пойманную птицу поджаривали на сухом торфе и сухой траве. Птичьи яйца вкуснее всего получались на огне от картофельной ботвы.