Мельник был беспощаден. Широко замахиваясь, он стегал кожаной плетью ягодицы и бедра, груди и шею, хлестал по плечам и ногам. Женщина теряла силы и начинала скулить как щенок. Моля о пощаде, она ползла к его ногам. В конце концов мельник бросал плеть, задувал свечу и ложился спать. Женщина продолжала постанывать. Утром каждое движение причиняло ей боль, она прикрывала рубцы и распухшими ладонями вытирала слезы.

Вместе с людьми в доме жила упитанная полосатая кошка. Однажды с ней что-то произошло. Вместо мяуканья она издавала хриплые сдавленные стоны. Она скользила вдоль стен, извиваясь как змея, резко подергивая боками, запуская когти в юбку мельничихи. Она ворчала странным голосом, подвывала и не давала покоя резкими визгами. К вечеру кошка выла, как больная, ее хвост метался в разные стороны, ноздри раздувались.

Мельник запер возбужденную кошку в подпол и сказал жене, что пошел на мельницу позвать на ужин батрака. Женщина принялась накрывать на стол.

Батрак был сиротой. У мельника он работал первый год. Это был высокий, спокойный парень с соломенными волосами, непослушная прядь которых постоянно падала на мокрый от пота лоб. Мельник знал, что в деревне сплетничали о его жене и парне. Говорили, что она теряет рассудок, когда видит его голубые глаза. Забыв о муже, не отводя от парня глаз, она судорожно подтягивала одной рукой подол юбки выше колен, а другой оттягивала вниз вырез кофты, открывая груди.

Когда мельник вернулся домой с батраком, у него за спиной в мешке барахтался огромный соседский кот. Из подпола натужно подвывала кошка. Мельник выпустил ее оттуда и она прыгнула на середину комнаты. Животные настороженно кружили по комнате постепенно приближаясь друг к другу. Мельничиха накрыла на стол. Они молча ели; мельник сидел во главе стола, а жена и батрак – по бокам от него. Я ужинал сидя на корточках у печи. Я поражался аппетиту мужчин – они проглатывали огромные куски мяса, ломти хлеба и запивали еду водкой.

Только женщина жевала пищу медленно. Когда она низко наклонялась над тарелкой, батрак быстрее молнии поглядывал на ее обтянутую кофтой грудь.

В центре комнаты кошка неожиданно изогнулась дугой, оскалилась, выпустила когти и бросилась на кота. Он насторожился, собрался и, брызгая слюной, фыркнул прямо в ее горящие глаза. Она обошла его, прыгнула ближе и, ударив лапой по морде, отскочила назад. Теперь уже кот, крадучись обошел вокруг нее, принюхиваясь к ее возбуждающему запаху. Он изогнул хвост и попробовал подойти к кошке сзади. Но она распласталась на полу и, следя за каждым его движением, отпугивала его сильными грозными лапами.

Мельник и его жена с батраком молча ели и, как зачарованные, наблюдали за происходящим. Лицо у женщины зарделось; покраснела даже ее шея. Батрак приподнимал голову и сразу отводил взгляд. Только мельник невозмутимо наблюдал за животными, время от времени поглядывая на жену и парня.

Кот наконец решился. Легкой и пружинистой походкой он направился к самке. Она игриво шевельнулась, как будто желая отодвинуться, но самец высоко подпрыгнул и плюхнулся на нее. Вцепившись зубами в загривок, он без лишних движений овладел ею. Удовлетворившись, он расслабился и отпустил самку. Пригвожденная к полу кошка хрипло завизжала и вырвалась из-под него. Она прыгнула к уже остывшей печи и начала виться у нее, умываясь и потираясь головой о теплую стену.

Мельник прожевал последний кусок и, откинувшись назад, опрокинул в глотку стакан водки. Он с трудом встал, схватил ложку и, похлопывая ею по ладони, направился к батраку. Смущенный парень все еще сидел за столом. Женщина оправила платье и возилась у печи.

Наклонившись, мельник что-то шепнул в его пунцовое ухо. Юноша подскочил, будто его укололи ножом, и начал возражать. Тогда мельник громко спросил, вожделел ли он его жену. Батрак вспыхнул, но не ответил. Мельничиха отвернулась и продолжила чистить горшки.

Мельник показал на прогуливающуюся кошку и снова что-то шепнул. Парень с трудом встал из-за стола, намереваясь выйти из комнаты. Опрокинув стул, мельник пошел за ним и, прежде, чем парень что-либо понял, неожиданно прижал его к стене, схватив одной рукой за горло и упершись коленом ему в живот. Парень не мог и пошевелиться. Оцепенев от страха, он, шумно дыша, пытался что-то сказать.

Причитая и всхлипывая, женщина бросилась к мужу. Встревоженная кошка наблюдала за происходящим с печи, а кот, испугавшись, запрыгнул на стол.

Одним ударом мельник отбросил жену в сторону. Затем, движением похожим на то, каким из картофелин выковыривают темные пятнышки, он вонзил ложку парню в глазницу и провернул ее там.

Глаз выпрыгнул из лица, как желток из разбитого яйца и скатился на пол по руке мельника. Батрак взвыл и пронзительно закричал, но мельник крепко прижимал его к стене. Окровавленная ложка вошла во второй глаз и тот выпрыгнул еще проворнее первого. Какое-то время, как будто не зная что делать, глаз задержался на щеке парня, а затем, по рубашке, скатился на пол.

Через мгновение все было закончено. Я не поверил увиденному. У меня мелькнула слабая надежда, что глаза еще можно вернуть на место. Мельничиха дико завизжала. Она побежала в соседнюю комнату и разбудила детей, которые с перепугу тоже заплакали. Батрак вскрикнул, потом закрыл лицо руками и затих. Кровь ручейками стекала меж пальцев на рубаху и брюки.

Как будто не зная, что парень ослеп, разъяренный мельник толкнул его к окну. Тот споткнулся, вскрикнул и, налетев на стол, едва не упал. Мельник схватил его за плечи, распахнул ногой дверь и вышвырнул батрака во двор.

Глазные яблоки продолжали лежать на полу. Я обошел вокруг, встретившись с их невозмутимым взглядом. Сначала кот, а за ним и кошка, осторожно вышли на середину комнаты и начали играть глазами будто клубком ниток. На свету от масляной лампы кошачьи зрачки превратились в узкие щелки. Животные перекатывали глаза, обнюхивали их, лизали и ласково перебрасывали друг другу мягкими лапками. Глаза смотрели на меня из всех углов – они, казалось, зажили новой самостоятельной жизнью.

Я смотрел на них с восхищением. Если бы мельник вышел из комнаты, я бы подобрал их. Разумеется ими еще можно было смотреть. Я носил бы их в кармане, вынимая когда нужно и накладывая поверх своих. А может я смог бы приладить их на затылке и они как-нибудь сообщали бы мне, что там происходит у меня за спиной. Еще лучше было бы оставить их где-нибудь, и узнать потом, что происходило там в мое отсутствие.

Возможно глаза и не намеревались служить еще кому-то. Они легко могли убежать от кота и кошки и укатиться в двери. Теперь, как выпущенные на волю птицы, они могли свободно бродить по лесам, полям и озерам. Такие крохотные, они легко могли спрятаться и, живя на воле, вечно наблюдать за людьми. Я разволновался от этих мыслей и решил незаметно прикрыть двери и поймать глаза.

Играющие животные явно раздражали мельника. Он выбросил их в двор, а глаза раздавил своими тяжелыми ботинками. Что-то хрустнуло под толстой подошвой. Лопнуло чудесное зеркало в котором мог отразиться весь мир. На полу осталась только горсточка слизи. Меня охватило чувство огромной потери.

Не обращая на меня внимания, мельник уселся на скамью и, медленно раскачиваясь, уснул. Я постоял немного, потом осторожно поднял окровавленную ложку и начал убирать посуду. Это была моя работа – подметать пол и поддерживать чистоту в комнате. Убирая, я старался не смотреть на раздавленные глаза. В конце концов, отвернувшись, я сгреб липкую слизь и забросил ее в печь.

Я проснулся рано утром. Снизу доносился храп мельника и его жены. Я тихонько собрал еды, заправил комету горячими углями и выскочил во двор.

Батрак лежал у стены мельницы, рядом с амбаром. Сперва я хотел побыстрее прошмыгнуть мимо, но, вспомнив, что он ничего не видит, остановился. Батрак до сих пор не оправился от потрясения. Он стонал и всхлипывал, прикрывая лицо руками. Его лицо, руки и рубаха были покрыты коркой засохшей крови. Я хотел заговорить с ним, но испугался, что он может спросить о своих глазах и мне придется сказать, чтобы он забыл о них, потому что мельник все растоптал. Мне было очень жалко парня.