- Что это?!

- Шлак, - сказал его собеседник военный, тот, что говорил про паровозы, что они смазаны, законсервированы и оставлены на запасных путях "на случай войны", а в простонародье называют это кладбищем.

- Шлак?! - восхищенно воскликнул лауреат.- Ах, какой красавец!

Он был именно божий одуванчик, не божий, конечно. Восторженный младенец-негодяй, получивший за свой порок награду.

* * *

Он заметил, что в тесных и грязных домах живут некрасивые и кривоногие люди.

* * *

Они пили водку и закусывали подснежниками.

* * *

Писатели - это та часть общества, которая никому не нужна. Ни при жизни, ни после. Кто сейчас читает Толстого и Достоевского? Бунина? Чего они добились в жизни? Чего добился я сам?

* * *

И вот я закончил эту повесть*. И вижу, что в нее вошло 60% того, что у меня было. И даже не 60, а 55 или 56: я все боялся, что все не опубликуют, не примут, а мне так хотелось рассказать или пожаловаться людям. О чем же я умолчал? Чего боялся и кого страшился? Ну, страшился и боялся, понятно, прежде всего редактора, цензора, среднего грамотного читателя, который сразу же пишет в "Литературку" протесты, негодования и пр., а я хочу ведь, чтобы повесть опубликовали.

* "Вот пришел великан...".

* * *

Жизнь очень тревожна, люди в ней напоминают мне голубей, которых кормят на веранде ресторана,- кто больше и скорее склюет.

* * *

- Ну?! - крикнул он.

Тот сидел и изумленно-растерянными глазами глядел на допросчика, и тогда он быстро выбросил руку и погасил окурок папиросы в глазу того.

* * *

Русский человек любит порассказать о своих страданиях. Если их не было выдумает и говорит о них с тайным упоением и радостью. Между прочим, эта же черта наблюдается и у евреев. Это оттого, что эти народы в самом деле много и долго страдали и страдают. Они уже не верят в хорошее. И получается, что без страдания нет достоинства. Страшно!

* * *

Это был молодой клен. Он рос, тесно прижавшись к липе. Я увидел его в конце октября, и его листья поразили меня чем-то: они были желтые и в темных круглых пятнах. Они напоминали мне что-то далекое, забытое, грустное. Я вспомнил: то было платье.

* * *

Стояли сухие, почти жаркие дни августа, свет был прозрачен, негуст, и в тени тянуло прохладой, и во всем проступала печаль по изжитому, ушедшему.

* * *

Марево всегда было голубым, синим, и оно всегда струилось, как речка, и от этого было чуть-чуть тревожно, но не опасно.

И там виднелась пелена той самой лазурной мглы, что никогда не была доступна суетному глазу советина.

* * *

Вороха битого стекла блестели зеленым льдистым светом.

* * *

Я не требовал наград за свои дела, потому что был настоящим русским.

* * *

Он считал, что за 50 лет его жизни 20 лет сердце могло не биться,- годы прожиты тяжело, неправильно, гнусно.

Но сердце не знало об этом. Оно билось, и жило, и думало, верно, что жил и тот, для кого и в ком оно билось.

* * *

Это какая-то мстительная зловредность, свойственная бездарным людям, нечаянно, по праву безвременья оказавшимся в силе делать свои пакостные заметки на чужих рассказах. К ним уже стало невозможно относиться с брезгливым пренебрежением, потому что они назойливо и откровенно (потому что "работают" безнаказанно) утверждают, что они - враги всех и каждого, кто мыслит. Кто не знает, что есть жемчужные мухи, водка "Российская", что можно посмотреть отчужденно, а что-то сказать миролюбиво, что можно ощутить царапную боль в сердце; и есть ладанно-горький запах, и можно непростудно кашлянуть, что можно рыдать судорожно, редко и трудно*.

* Эта запись сделана в 1969 году, когда рассказ "Чертов палец" был возвращен автору редакцией журнала "Наш современник" с многочисленными пометами на полях рукописи.

У Анны Андреевны Ахматовой есть такое стихотворение:

Не отбиться от рухляди пестрой.

Это старый чудит Калиостро,

Сам изысканный Сатана:

Кто над мертвым со мной не плачет,

Кто не знает, что совесть значит

И зачем существует она.

* * *

Этот партдеятель привык давно уже пробуждать, убеждать, приготовлять, просвещать и укреплять других.

* * *

Меня всегда удивляет то, что среди современных даже чинных чиновников есть такие, которые с уныло-торжественным видом очень серьезно и длинно беседуют по ничтожнейшим пустякам.

* * *

В описании советскими писателями военных ритурнелей бесстыдно выпирает холопское "чего изволите-с" и "сколько дадите-с?". Подонки!

* * *

Это те, кого уже не убедишь, что Христос воскрес, кто не знает, что такое тихая ночь, и луна, и звезды, и покой в мире.

* * *

После полувекового черного гнета русский народ отворил чугунные ржавые двери всероссийской темницы... И вот взору его в этих бескрайних гулких подвалах представилась груда (вместо радостного ожидания встречи с заточенными) серых костей. И они, люди, оплакивают, отпевают хором погибших.

* * *

Это был обыкновенный шалман, но там уже по западному образцу стояли высокие круглые столики - почти до подбородка,- и он встал за одним спиной ко мне и начал есть колбасу, кефир и булку, пританцовывая, сгибая ноги в коленях каким-то непристойно-вожделенным приемом, и при этом толстые, на вате, плечи габардинового макинтоша топорщились на нем, а он все приплясывал, ел и пил, и я подумал, что советской власти не будет конца.

* * *

Не стало личностей, индивидуальности. Страх личной смерти, неспособность на подвиг и жертву, готовность на любую обиду,- лишь бы жить, читать газеты и совокупляться. Таким обществом легко руководить: делай что хочешь, грабь, режь, жги, торгуй родиной, только дай жрать и радио. Такие подлые твари, что заселили сейчас Россию, не способны на избавление от рабства.

Самоубийство - это уже божественный подвиг.

* * *

Дело было в том, что нельзя было не видеть глубокой порочности всего сущего, подтверждающего, как велик и уже необратим процесс распада человечности в этой гнусной антинародной и антижизненной системе власти.

* * *

Коммунисты, разорив в 29-30-е годы церкви, и казнив священников, и охулив перед народом веру в Бога, низвели этот народ до степени мерзостного стада обезьян.

* * *

Соцреализм - это полное лишение права писателя показывать действительность.

* * *

Во всей советской литературе нельзя найти такой, например, фразы - "с глубокой душевной болью". О чем совавтор может болеть?!

* * *

Ингредиенты эмоций советского человека напоминают мне составные части лагерной баланды - вода и костяная мука.

* * *

Эти семидесятилетние, со звездами, были, конечно, оплотом всего гнусного и страшного, что привелось испытать русскому народу. Иначе, если бы было наоборот, их не было бы в живых и они не были бы награждены.

* * *

На Руси были страшные времена, но подлее моего времени не было. Сохрани, Боже последние единицы, укрой их и защити!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: