Непослушное тело тем временем мало-помалу ползло вверх, и вот уже Ки смогла осмотреть карниз, на котором покоились ее локти. Воспаленные глаза заливал пот. Дожди и ветер щедро усыпали каменную складку всяческим хламом: ветками и тонкими прутиками с кустов, росших ближе к вершине, обломками камня и мелкой щебенкой, кое-где истертой в черный песок. Сперва Ки поняла только одно: карниз был достаточно широк, чтобы на нем смогло уместиться все ее тело. Потом ее взгляд скользнул несколько дальше. Там, в дальнем углу, часть карниза была отгорожена высоким завалом из веток и сучьев. Позади него ветерок шевелил тяжелую тканую занавесь. Уютное местечко, прикрытое плечом скалы от холодных горных ветров. Перед занавесью на карнизе во множестве валялись какие-то старые кости и гниющие клочки недоеденного мяса. Оттуда шла жуткая вонь – запах смерти. Ки явственно ощущала его…

Она вдруг почувствовала невероятный прилив сил. Ее плечи готовы были затрещать, но она зацепилась за карниз подбородком, потом подтянулась еще и навалилась грудью на край. Обдираясь, Ки мало-помалу втягивала себя наверх. Был миг ужаса, когда она застряла и какое-то время не могла сдвинуться с места. Она знала, что ее держало. У нее на ремне висел нож Свена, вдетый в хорошие ножны из тисненой кожи. Эти-то ножны и зацепились за краешек карниза. Ки рванулась, но без толку: большая часть ее тела еще болталась над бездной. Распластанные ладони не находили зацепки. Ужас придал Ки сил: она изогнулась, пытаясь боком забросить ноги на карниз. Она больно отбила о камень бедро, но удача ей улыбнулась. И ступни, и колени оказались наверху.

Она победила.

Ки перекатилась на спину и некоторое время лежала неподвижно, только мышцы продолжали судорожно подергиваться. Из голубой бездны неба на нее взирал беспощадный белый глаз солнца. Кроме солнца, в небе ничего не было видно. Значит, подумала Ки, время еще есть.

Она перевернулась на живот и с немалым усилием встала сперва на четвереньки, потом и во весь рост. Она попыталась было оглядеться кругом, но от жуткой высоты у нее сразу закружилась голова и тошнота подступила к горлу. Ки поспешно сосредоточила взгляд на том, что находилось непосредственно перед нею. Только ледяное торжество – все-таки она достигла цели! – помогло ей кое-как успокоиться. Она утерла взмокший лоб рукавом, окончательно измазав себе лицо шершавой каменной крошкой. Бешено колотившееся сердце медленно успокаивалось.

Тканая занавесь легонько хлопала на ветру. Ки смотрела на нее, чувствуя, как из глубины ее существа снова поднимается ярость. Пусть ярость овладеет ею как следует и придаст ей решимости.

– Как я своих нашла, так и ты своих найдешь… – пообещала она вслух и шагнула к занавеси. Что-то со стуком покатилось у нее из-под ног. Палка?.. Ки глянула вниз. Это была кость – серо-коричневая кость со все еще болтавшимися обрывками сухожилий. Ки стиснула зубы…

Она миновала церемониальное гнездо при входе – дань традиции, которую народ гарпий неукоснительно соблюдал. Этот их обычай был одним из немногих общеизвестных. Занавесь же была своего рода границей, из-за которой ни разу еще не выходил живым ни один человек. Рука женщины невольно потянулась к поясному ножу. Это был не ее нож – раньше его носил Свен. На ножнах еще сохранились следы его крови. Ки резко выдохнула, пытаясь очистить ноздри от трупного смрада, и осторожно отодвинула занавесь.

Внутри гнезда-логова царил полумрак. Сердце Ки снова заколотилось у горла, в висках застучало. Она шагнула внутрь и опустила за собой занавесь.

Логово было глубоко врублено в толщу утеса; на камне еще виднелись следы резца. В стенной нише горел плоский светильник. Когда Ки вошла, крохотное пламя замерцало, но не погасло. В других нишах и на каменных полочках было разложено имущество: набор медных бубенцов, резная деревянная статуэтка пикирующей гарпии с грозно выставленными когтями, украшения из слоновой кости и серебра, небрежно сваленные в кучку, камнерезные инструменты и еще масса предметов, назначение которых Ки не взялась бы объяснить. Она и не стала гадать, просто прошла мимо.

В ближнем углу комнаты виднелась неглубокая ниша и в ней – соломенная постель, застеленная толстыми плетеными покрывалами и одеялами из роскошных мехов. На постели никого не было, но Ки отвернулась. Она не искала добычи и уж тем более не собиралась здесь спать. Взяв из ниши светильник, она вытянула фитилек, чтобы пламя разгорелось поярче. Неровный каменный пол был удивительно чист. Никаких обрывков мяса, никаких костей под ногами. Здесь жили разумные, более того – цивилизованные существа. Ки сжала зубы, крепко стискивая рукоять Свенова ножа и пытаясь укрепиться в своей мрачной решимости. На глаза ей попался ткацкий станок с наполовину вытканной шпалерой, изображавшей пару гарпий в брачном полете. Позади станка стояла темно-синяя ширма, разрисованная летними звездами. Заглянув за ширму, Ки обнаружила то, что искала.

Это углубление было побольше первого, а желтая солома в нем еще хранила аромат только что сжатого поля. Покрывала, брошенные на солому, были раскрашены во все оттенки синего и голубого, а сверху покоилась цельная шкура какого-то гигантского белого зверя. Ки запустила пальцы в мягкий белоснежный мех и приподняла краешек тяжелой шкуры. Невольная мысль посетила ее – какому зверю мог принадлежать такой мех?.. Ки прогнала лишнюю мысль прочь. Надо сделать то, зачем она сюда пришла. Она покрепче перехватила угол шкуры и откинула ее прочь, едва не вывернув себе плечо. И удовлетворенно зашипела сквозь зубы.

Три яйца. Яйца таких размеров, что Ки едва сумела бы обхватить и унести хоть одно. Скорлупа у яиц была крапчатая, темно-коричневая. Каждое лежало закутанное в отдельное покрывало, не соприкасаясь с другими. Скорлупа яиц казалась кожистой – птенцы готовы были вот-вот выйти наружу. Ки, наверное, вдребезги разбила бы их и кулаком, но она вытащила нож Свена и медленно подошла к яйцам. Солома и покрывала промялись под ее коленом. Одно из яиц сдвинулось с места и тяжело перекатилось ей навстречу…

Что-то коснулось головы Ки, и она невольно отшатнулась прочь. Потом посмотрела вверх, светя себе маленькой масляной лампой. Над ее головой раскачивались игрушки, прикрепленные тонкими нитями к деревянной балке. Целая стая крохотных гарпий, тщательно, с любовью вырезанных и раскрашенных. Потревоженные ее движением, они кружились, словно птицы над пищей. Их яркие, разноцветные крылья были распахнуты в полете, а клювы, похожие на черепашьи, казалось, вот-вот весело защебечут и засвистят. Крохотные глаза блестели позолотой, точь-в-точь как прозрачно-золотые глаза живых гарпий…

Они раскачивались и кружились. Игрушки. ДЕТСКИЕ ИГРУШКИ…

От этой простой мысли Ки затрясло. Детские игрушки. Такие же, как куклы на веревочках или деревянные лошадки с колесиками. Игрушки для разумного, любопытного малыша. Ки посмотрела на нож Свена в своей руке, потом снова на яйца, покоившиеся в уютных, теплых кроватках. То, что лежало к ней ближе других, неожиданно вздрогнуло и снова замерло. Так дитя толкается в животе…

Ки почувствовала, как ненависть, поддерживавшая ее все это время, с пугающей быстротой испаряется неизвестно куда. Ярость и жажда праведной мести внезапно сменились безумным отвращением к тому, что она собиралась сделать. Нож вывалился из руки и упал на пол. Вкус желчи во рту показался Ки вкусом ее ненависти к гарпиям. Она не могла освободиться ни от того, ни от другого. Но и совершить месть, за которой она пришла, было свыше ее сил.

Ее вновь затошнило, изо рта и носа хлынула горькая жидкость. Дух мести боролся в ней с духом справедливости, и эта борьба выворачивала тело наизнанку. Ки задыхалась, дрожа всем телом. Пощадить значило проявить мерзкое слабодушие. Убийство же станет подлостью, трусливой и не менее мерзкой…

Вот они, яйца. Нож лежит на полу, только поднять. Миг – и скорлупа будет вспорота; это не труднее, чем снять шкурку с перезревшего на солнце плода. Яйца лопнут и разольются, и маленькие гарпии умрут, не родившись. Крохотные прозрачные крылышки никогда не превратятся в широкие кожистые крылья. Слепые, безгласные мордочки никогда не озарятся умом, жадностью и насмешкой. Мягкие коготки никогда не затвердеют и не научатся раздирать плоть, а передние лапки так навсегда и останутся скрюченными у груди…