Проснувшись и ничего еще не зная о заключении экспертизы, Бел Амор обнаружил за колючей изгородью целую батарею осадочно-оборонных орудий стратегического резерва — их грозные стволы с релятивистскими отражателями, способные одним залпом дискредитировать дискретную природу сил тяготения центрального ядра любой галактики, были нацелены прямо ему в лоб. Рядом с батареей ВРИО коменданта подсовывал Шефу на подпись какую-то хозяйственную декларацию, тот с неудовольствием поглаживал свои небритые щеки и спрашивал:

— А списать нельзя?

На что ВРИО коменданта суетливо отвечал, что незаметно списать уже не удастся, потому что этим делом заинтересовались газетные щелкоперы…

Бел Амор догадался, что ВРИО коменданта решил отыграться и выставить ему счет на стоимость дорогостоящего оборудования, хотя всем было понятно, что робот Стабилизатор давно исчерпал свой жизненный ресурс и окупил затраченный на него миллиард золотом.

— Ты вот что… — сказал Шеф, обнаружив, что Бел Амор проснулся. — Ты не обижайся, но на всякий случай не вздумай выходить из буксира. Иначе, сам понимаешь…

Бел Амор понял, что из-за своей Чести окончательно упустил момент… пока он зевал в этой луже, успокоенный тем, что «в обиду его не дадут», прибыла правительственная комиссия и уже заседала в походном надувном шатре на двести персон с залом для конференций, бильярдной и всеми удобствами; из шатра валил дым от пенковых трубок и дешевых сигарет.

Решалась его судьба.

«Еще как дадут», — подумал Бел Амор.

ВРИО коменданта продолжал что-то доказывать. Шеф еще раз потер щеки, пробормотал: «Ну, придумай что-нибудь…» и отправился на заседание, а ВРИО коменданта, оставшись без начальственного присмотра, вдруг почувствовал свою самостоятельность и стал «что-нибудь придумывать» — да так, что у него под фуражкой зашевелилась кольцеобразная структура.

Он огляделся по сторонам (Бел Амора он как бы не замечал), разыскивая достойное поле деятельности, чтобы скрутить хоть кого-нибудь в бараний рог… Конечно, он мог бы заставить арестантиков чистить сапожными щетками пространство от силового забора до самого вечера или выстроить комендантскую роту в боевое каре перед правительственным шатром в качестве почетного караула и петь «Храни, судьба, правительственную комиссию», но ему давно надоели и рота, и арестанты, а с бродягами он уже не решался связываться из-за черных ртов… ему хотелось чего-нибудь этакого…

И его раздумчивый взгляд наконец обнаружил зевающего утреннего корреспондента — тот, в ожидании своего вечернего сменщика по новостям, просматривал негативы с изображением членов правительственной комиссии (кого только не было в этой толпе специалистов по всем отраслям знаний!).

"Вот он! — воскликнул про себя ВРИО коменданта. — Вот он, бумагомаратель… вот этот… который… когда высочайшая правительственная комиссия занята спасением Вселенной… занимается тут черт знает чем! "

Если бы ВРИО коменданта имел привычку думать не спеша, то через пять минут он захватил бы ненавистных ему бумагомарателей ровно вдвое больше — и утреннего, и вечернего, но ВРИО поспешно приказал:

— Арестовать этого… И на «губу», на «губу», на «губу» его! Пусть пока делает там стенгазету… потом посмотрим. И охранять так, чтобы смотри у меня!

(Если бы ВРИО коменданта имел привычку думать, то, как говорилось, он был бы уже Комендантом.)

Первыми в подобных экстремальных обстоятельствах (да еще один на один с бурбонообразной колодой) страдают представители гласности — работа такая. Утреннего корреспондента поймали в силки и, как тот не трепыхался и не протестовал, заточили в подвал контрольно-пропускного пункта, но не успели закрыть на замок, как появился вечерний. Друзья сыграли с ВРИО коменданта злую шутку — охрана, узрев вечернего корреспондента на свободе, решила, что сбежал утренний. Все погнались за вечерним, а утренний спокойненько выпорхнул из подвала, заснял инцидент ареста своего ничего не подозревающего коллеги и дал деру, сочиняя на ходу язвительнейший фельетон в «Утренние новости», где высказывал всю ненависть существа свободной профессии ко всем временно исполняющим обязанности сундукам и колодам. В этом же фельетоне утренний корреспондент излагал информацию об одиннадцатимерном пространстве, которую почерпнул из бесед с бродягами и арестантами. Получалось: дело — труба.

Так что пока правительственная комиссия заседала, в шатер доставили утренние газеты всех миров и направлений с громадными шапками:

В газетах уже не шла речь о зарождении галактик на подпространственных мелях на благо сельского хозяйства — передовые статьи были посвящены спонтанно возникающей нечистой силе в образе ВРИО коменданта с подточенной червями кольцеобразной структурой вместо мозговых извилин. Вопрос ставился ребром: до каких пор судьба Вселенной будет зависеть от таких вот штабс-тыловых пней и когда наконец мы научимся думать?

И много других обидных для правительственной комиссии намеков.

Бродяги, подкрепившись с утра ошметками картошки, которую они всю ночь чистили для фронтовой полевой кухни, пришли в хорошее настроение, сбегали к саперам за краской (те, в свою очередь, украли краску у экспертов, метивших ею одиночные мохнатые бозоны, вылетающие из галлюцинаторного квазара, куда медленно дрейфовала баржа с консервами и со Стабилизатором, вокруг которого в виде спутника вращался пуд соли…), так вот, раздобыв краску, бродяги бросили жребий, растянули одного из своих товарищей на подрамнике и написали на нем корявый лозунг:

А тот, на ком писали, извивался и хихикал от щекотки.