– Сколько звезд ты насчитала, София? - спрашивал ее отец.

– Четырнадцать.

– Неужели так много? Я и не знал, что ты так хорошо считаешь.

Иногда ей удавалось насчитать гораздо больше звезд. Случалось, что Софи изрядно преувеличивала цифру, тогда отец только улыбался.

– А где сейчас ты сама, София? - обычно спрашивал он.

– Вон там, папа. На том краю неба. Отец обычно наклонял голову, пытаясь проследить взглядом за направлением ее пальца.

– Ах вот где. И что ты оттуда видишь?

– Все небо.

– А что ты видишь отсюда?

– То же самое, папа.

– Значит, небо везде вокруг нас, - подытоживал отец.

– Думаю, так оно и есть, - шептала Софи. - Как хорошо Господь все устроил.

И тогда отец опять улыбался своей особой улыбкой. И в уголках его губ таилась горечь, как бывает, когда человеку довелось познать величайшее счастье, но у него уже нет никакой надежды пережить его вновь.

Софи еще никогда не доводилось испытывать такую глубокую печаль, как та, которая мучила и терзала ее отца, подтачивая его силы подобно болезни. Она стала его вечным спутником даже тогда, когда он бывал весел и счастлив. Сейчас Софи могла бы сказать о себе, что начинает понимать, что это такое.

Софи никогда не жалела себя, но она не могла избавиться от чувства горечи. Возможно, Тремонт прав, в очередной раз назвав ее сегодня бессердечной эгоисткой. Граф убедил себя в том, что она помогла бы поправить дела своей семьи, найдя себе щедрого и богатого мужа. Его предложение уже не казалось Софи столь отвратительным, но смириться с тем, что богатым и щедрым мужем должен стать маркиз Истлин, она не хотела. А если она все-таки согласится на то, чтобы Тремонт подыскал ей подходящую партию, кого-нибудь помимо маркиза, не будет ли такой шаг ее полным поражением?

Она понимала, что теряет всю свою решимость, которая ускользает вместе с ее волей. Ей никогда не удастся стать такой храброй, какой хотелось бы. Она так гордилась собой, когда отказала Истлину. И не потому, что отвергла его предложение, а из-за того, что сумела доказать Тремонту и Гарольду наличие своих убеждений. Теперь, проведя месяц взаперти в своей комнате, она поняла, как нелеп и банален ее протест. Два дня назад Тремонт заявил, что она возвращается вместе с ним в поместье. Наверняка там ее уже дожидается какой-нибудь деревенский сквайр с толстым кошельком, который, по мнению графа, вполне подойдет для намеченных им целей.

Софи глубже зарылась в подушки. Она насчитала двадцать четыре звезды в квадрате окна. Удивительно, но она невольно продолжала считать звезды, обдумывая свою неизбежную капитуляцию. Попытка отвлечься от горьких мыслей не удалась. Ей не хватало прогулок в парке с детьми, их совместных походов в книжную лавку. Ей хотелось опять сбежать по ступенькам вниз, к завтраку, утихомирить Роберта и Эсми, которые имеют привычку так сильно болтать ногами, сидя за столом, что тот начинает раскачиваться. Сейчас она с удовольствием выслушала бы и крикливую болтовню вечно взвинченной Абигайл, и многозначительные страдальческие вздохи Гарольда, прячущегося от жены за утренней газетой.

Ее посещали только Тремонт и Гарольд. Они никогда не задерживались надолго и предпочитали не вступать в спор. Как будто чувствовали, что она черпает силы, сражаясь с ними. Чем меньше они давили на нее, тем больше она начинала поддаваться.

Звезды завораживали Софи.

Одна. Две. Бум. Три. Бум. Бум. Четыре. Пять. Шесть. Бум.

Софи села на постели, наклонила голову и прислушалась. Бум. Бум. Бум. Странный звук повторился. Она соскользнула на край кровати, продолжая прислушиваться. Бум. Бум. Дождь из мелких камешков с садовой дорожки барабанил по стеклу. Мгновенно соскочив со своего ложа, Софи подбежала к окну, широко распахнула створки и быстро нагнулась, чтобы не угодить под обстрел.

– Прошу прощения.

Вне всякого сомнения, голос принадлежал Истлину. И улыбка тоже. Зубы Истлина сверкали белизной. А сам он собственной персоной стоял внизу, у нее под окном. Софи изумленно уставилась на маркиза. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла справиться с собой и заговорить;

– Что вы здесь делаете?

– Наслаждаюсь прогулкой по вашему саду.

– Но уже за полночь.

– Я разбудил вас?

Она покачала головой:

– Вам лучше уйти. - Ее голос стал неожиданно хриплым. - Вы всех перебудите.

– У вас одной окна выходят на эту сторону. А Тремонта и Дансмора нет дома. Никто нас не услышит, если вы не поднимете тревогу. Вы собираетесь позвать на помощь?

– Нет. - Какой смысл ей лгать? Истлин легко способен распознать любую ложь. Софи задумалась о графе и Гарольде. Она не знала, что их нет дома. Странно, что Истлин осведомлен лучше, чем она сама. - И тем не менее я бы хотела, чтобы вы ушли.

– Я хочу поговорить с вами.

– Мы уже разговариваем.

– Наедине. Я не отниму у вас много времени - всего лишь несколько минут, я обещаю. Гостиная вполне подойдет, я не прошу вас принять меня у себя в спальне.

– Я не могу впустить вас.

– Я войду сам.

Софи заколебалась. Присутствие Истлина здесь ночью, у нее под окнами, вопреки всем установленным нормам приличия настолько невероятно, что она совершенно растерялась и не знала, как себя вести. По крайней мере маркиз явно не собирался назвать ее своей прекрасной Джульеттой, и Софи решила, что с ним можно поговорить.

– Ну хорошо, - согласилась она. - Но тогда вам придется… - Тут ей пришлось остановиться, потому что Истлин уже успел исчезнуть.

Софи закрыла окно и подергала за ручку, чтобы убедиться, что оно крепко заперто. Наступив босой ногой на кусочек гравия, которым воспользовался маркиз, чтобы привлечь ее внимание, Софи тихонько чертыхнулась. Она зажгла лампу на письменном столе и взяла ее с собой в соседнюю комнату для переодевания, стараясь не наступить на камешки, покрывшие ее ковер.

Девушка быстро накинула на себя платье, застегнула пояс и принялась зашнуровывать туфли, когда услышала, как в двери ее спальни поворачивается ручка. Софи никак не ожидала, что Истлин так быстро доберется до ее комнаты из сада. Бросив туфли, она подбежала к двери, но ручку вдруг перестали дергать.

Маркизу потребовалось не менее минуты, чтобы подобрать нужную отмычку и заставить ручку послушно повернуться в его руках. Софи уже ждала за дверью. Сделав Истлину знак войти, она тихонько закрыла за ним дверь. Лампа дрожала в ее руке, отбрасывая причудливые тени на стены и потолок.

Истлин положил в карман набор отмычек и прислонился плечом к дверному косяку. Он внимательно вгляделся в лицо девушки.

– Я думаю, леди София, вам лучше объяснить мне, почему вы стали узницей в собственном доме.

– Узницей? - переспросила Софи, сохраняя спокойствие. - Звучит довольно драматично, вы не думаете?

Но Истлин твердо решил не дать сбить себя с толку и оставил без внимания вопрос Софи. Взяв из рук леди Колли лампу, он пересек комнату и поставил ее на письменный стол, где заметил ее дневник, исписанный аккуратным каллиграфическим почерком. Он не позволил себе задержать взгляд на открытых страницах. Отвернувшись от стола, он подошел к камину.

– Ваша дверь оказалась заперта.

– Только не говорите мне, что я первая женщина, которая запирает от вас дверь своей спальни. - Кончики губ Софи дрогнули в ироничной усмешке.

Истлину немедленно захотелось чем-нибудь поддеть Софи. В ее манере держаться и самой ее позе он не заметил ничего нарочито вызывающего, но железное самообладание девушки бросало вызов, что и побудило маркиза задать следующий вопрос.

– Вам часто приходится принимать у себя визитеров в такой поздний час? - В голосе маркиза прозвучало искреннее любопытство.

– Вы обещали, что не отнимете у меня много времени, - упрекнула его Софи, не ответив на вопрос.

Но Истлин, в свою очередь, проигнорировал ее слова.

– Похоже, вы разыгрываете передо мной какой-то спектакль, - заявил он. - Подобное хладнокровие не так-то просто имитировать. Или вы выдающаяся актриса, новоявленная мисс Индия Парр, или же сама ситуация вам хорошо знакома и ваше сверхъестественное спокойствие - следствие опыта.