Раздался ужасный крик, и под простыней поднялась буря! Там что-то возилось, трепыхалось: она никак не могла выпутаться. Наконец она вскочила одним прыжком; глаза ее сверкали, как фонари; она уставилась на дядюшку, а тот пятился от нее, разинув рот, и пыхтел так, словно ему сейчас станет дурно.

Тут я совсем потерял голову и обратился в бегство... Шесть дней, сударь, я скитался, не решаясь вернуться домой. Когда же наконец набрался храбрости, там уже никого не было...

Патиссо, трясясь от сдерживаемого смеха, выпалил: «Еще бы!» — и сосед сразу умолк. Через мгновение бедняга продолжал:

— Я никогда больше не видел моего дядюшки; он лишил меня наследства, заключив, что я пользуюсь отсутствием брата для своих проделок.

Викторину я тоже больше не встречал. Вся моя семья отвернулась от меня, даже мой брат — а он воспользовался этим случаем и после смерти дяди получил сто тысяч франков, — так вот даже он прикидывается, что считает меня старым развратником. А между тем, сударь, клянусь вам, что с этого момента я больше никогда... никогда... никогда!.. Бывают, знаете, такие минуты, которые не забываются.

— А что вы делаете здесь? — спросил Патиссо.

Сосед обвел взглядом горизонт, как будто боясь, что его подслушают, и прошептал голосом, в котором чувствовался ужас:

— Спасаюсь от женщин!