Как значится в моем блокноте, то было холодным ветреным днем в конце марта 1892 года. Когда мы завтракали, Холмсу принесли телеграмму, и он сразу же нацарапал ответ. Мой друг ничего не сказал по этому поводу, но видно было, что полученное известие занимает его мысли, — он с задумчивым лицом стоял у камина, курил трубку и время от времени поглядывал на телеграмму. Внезапно он повернулся ко мне, и в глазах его появился озорной блеск.

— Полагаю, Уотсон, вас теперь можно считать литератором, сказал он. — Как вы понимаете слово «гротеск»?

— Что-то странное, необычное, — откликнулся я.

Холмс покачал головой:

— Здесь явно имеется в виду нечто большее. Чувствуется скрытый намек на что-то трагическое и ужасное. Если вы припомните некоторые из историй, которыми вы пугали долготерпеливую публику, то поймете, как часто гротеск перерастает в преступление. Вспомните то небольшое дельце с лигой рыжеволосых. Сначала это был сплошной гротеск, а вылилось все в отчаянную попытку ограбления. Или другой пример: наиболее гротескное из наших дел, случай с пятью зернышками апельсина, подоплекой которого оказался заговор убийц. Так что слово «гротеск» заставляет меня теперь быть настороже.

— А что, в тексте есть это слово? — спросил я.

Холмс прочел телеграмму вслух.

— Мужчина это или женщина? — спросил я.

— Ну, разумеется, мужчина. Ни одна женщина не стала бы посылать телеграмму с оплаченным ответом — она просто пришла бы сама.

— Вы его примете?

— Дорогой Уотсон, вы же знаете, как я скучаю с тех пор, как мы упрятали в тюрьму полковника Каразерса. Мой мозг подобен гоночному мотору, который разлетится на куски, если не будет выполнять работу, для которой предназначен. Жизнь стала скучной, в газетах пусто, риск и романтика, похоже, перевелись в уголовном мире. А вы еще спрашиваете, готов ли я заняться новым делом, каким бы тривиальным оно ни грозило оказаться. Но вот, если не ошибаюсь, и наш клиент.

На лестнице послышались размеренные шаги, и через несколько мгновений в комнату, постучавшись, вошел крепкий высокий мужчина с седыми бакенбардами, имевший весьма серьезный и респектабельный вид. Жесткие черты его лица и напыщенные манеры выдавали всю историю его жизни. От самых гетр до очков в золотой оправе это был консерватор, примерный прихожанин, образцовый гражданин, последовательно и скрупулезно соблюдавший все общепринятые установления. Какие-то удивительные события, однако, лишили его обычного самообладания и оставили на нем заметные следы в виде растрепанных волос, пылающих век, беспокойного взгляда и суматошных жестов. Он сразу же заговорил о своем деле.

— Со мной случилось совершенно необычное и неприятное происшествие, мистер Холмс, — сказал он. — В жизни не оказывался в подобных случаях. Это просто возмутительно и ни на что не похоже. Настоятельно прошу дать мне хоть какие-то разъяснения.

Он надулся и пыхтел от гнева.

— Ради Бога, присядьте, мистер Скотт Экклз, — успокаивающим тоном произнес Холмс. — Прежде всего хочу спросить: почему вы пришли именно ко мне?

— Понимаете, сэр, это дело. Похоже, не из тех, которыми занимается полиция, и все же, когда вы узнаете факты, то поймете, что я не мог оставить все так, как есть. Частные детективы — люди, к которым я не питаю абсолютно никакой симпатии, но все же, услышав ваше имя…

— Понятно. Тогда следующий вопрос: почему вы не пришли сразу?

— Что вы хотите этим сказать?

Холмс взглянул на часы.

— Сейчас пятнадцать минут третьего, — сказал он. — Телеграмму вы отправили в час, но, глядя на ваш наряд и внешний вид, трудно не понять, что ваши неприятности начались еще утром, когда вы проснулись.

Наш клиент пригладил растрепавшиеся волосы и провел рукой по небритой щеке.

— Вы правы, мистер Холмс. Мне и в голову не пришло привести себя в порядок. Я был очень рад, что выбрался из этого дома. Потом я, прежде чем ехать к вам, пошел к владельцам дома, и они сказали, что мистер Гарсия всегда регулярно вносил арендную плату и что в Вистерия-Лодж до сих пор все было в порядке.

— Погодите, погодите, сэр, — смеясь, воскликнул Холмс. — Вы совсем как мой друг доктор Уотсон, у которого есть дурная привычка рассказывать истории, начиная с конца. Пожалуйста, соберитесь с мыслями и расскажите мне в строгой последовательности, что это были за события, которые погнали вас за советом и помощью нечесаным и небритым, с незавязанными шнурками и в неправильно застегнутом жилете.

Наш посетитель мрачно оглядел себя:

— Понимаю, что со стороны это выглядит ужасно, мистер Холмс. За всю мою жизнь не могу припомнить ни одного случая, когда бы я позволил себе нечто подобное. Но уверен: после того как я расскажу вам все об этом странном деле, что я сейчас и сделаю, вы меня простите.

Однако рассказ его был пресечен в зародыше. В прихожей раздался шум, и миссис Хадсон, открыв дверь, впустила в комнату двоих здоровенных мужчин весьма официального вида. Одного из них мы хорошо знали — это был инспектор Грегсон из Скотленд-Ярда, энергичный, храбрый и в меру своих способностей толковый профессионал. Он поздоровался за руку с Холмсом и представил нам второго посетителя — инспектора Бэйнса из полицейского управления графства Серрей.

— Мы охотимся вместе, мистер Холмс, и след привел нас сюда. — Грегсон глянул своими бульдожьими глазами на нашего посетителя: Вы ведь мистер Джон Скотт Экклз из Попхэм-хауз в Ли?

— Да.

— Мы все утро сегодня идем за вами по пятам.

— Вы, без сомнения, выследили его по телеграмме, — вставил Холмс.

— Совершенно верно, мистер Холмс. Мы взяли след на вокзале Черинг-кросс, на почте, и он вел сюда.

— Но почему вы меня разыскиваете? — спросил наш посетитель. — Что вам нужно?

— Нам нужно услышать от вас, мистер Скотт Экклз, о событиях, которые привели прошлой ночью к смерти мистера Алоизиуса Гарсии из Вистерия-Лодж, что неподалеку от Эшера.

Наш клиент привстал, глаза его широко раскрылись. Краска сбежала с его изумленного лица.

— К смерти? Вы хотите сказать, что он умер?

— Да, сэр, умер.

— Как это случилось? Несчастный случай?

— Убийство. Самое настоящее, чистой воды.

— О Господи! Это ужасно. Вы полагаете… Вы хотите сказать, что подозреваете меня?

— В кармане убитого обнаружено ваше письмо, из которого мы узнали, что вы намеревались провести прошлую ночь в его доме.

— Я так и сделал.

— О, в самом деле? Вы не отрицаете?

На свет Божий появился бланк официального полицейского протокола.

— Подождите минутку, Грегсон, — сказал Шерлок Холмс. — Все, что вам нужно, это снять показания, так ведь?

— Да, и я должен предупредить мистера Скотта Экклза, что все, что он скажет, может быть использовано против него.

— Мистер Экклз как раз и собирался рассказать нам об этом деле, когда вы вошли. По-моему, Уотсон, бренди с содовой ему не повредит. Теперь, сэр, советую вам не обращать внимания на то, что ваша аудитория увеличилась, и изложить нам все, как вы бы сделали это, если бы вас не прервали.

Наш посетитель залпом выпил бренди, и лицо его снова порозовело. Подозрительно взглянув на полицейский протокол, он приступил к своему необычному повествованию.

— Я холостяк, — сказал он. — Человек я общительный, у меня много друзей. Среди них — семья удалившегося от дел пивовара по фамилии Мелвилл, живущая в имении Элбемерл-Машин в Кенсингтоне. За его столом я несколько недель назад свел знакомство с молодым человеком, которого звали Гарсия. Как я понял, он был испанцем и имел какое-то отношение к испанскому посольству. Он прекрасно говорил по-английски и отличался хорошими манерами; это был, наверное, самый красивый мужчина из всех, кого я встречал.