В то время как Аргайлу совершенно не спалось среди ночи, Флавия ди Стефано, сидевшая у себя за столом в кабинете в Риме, в национальном управлении по борьбе с кражами произведений искусства, клевала носом среди бела дня. Впрочем, как и Аргайла, ее одолевали самые беспокойные мысли, что не преминули заметить коллеги.

Вообще-то она была исключительно легкая и приятная в общении. Веселая, обаятельная, прекрасный собеседник, с которым так хорошо поболтать за чашечкой кофе эспрессо, когда выдается свободная минутка. За четыре года работы у Таддео Боттандо Флавия завоевала репутацию исключительно приветливого и общительного коллеги. Короче говоря, Флавия ладила со всеми без исключения.

Но только не сегодня. Последние несколько недель Флавия была раздражительна, мрачна и надоела всем своими придирками. За совершение какой-то мелкой ошибки она едва не оторвала голову одному очень юному пухлощекому пареньку, который совсем недавно поступил в управление, и это вместо того, чтобы терпеливо и ненавязчиво объяснить ему, как следовало поступить. Коллега, осмелившийся попросить отгул, чтобы прибавить его к выходным, был вовсе лишен их. Просьба о помощи еще одного сотрудника, которому предстояло разобрать массу документации после ограбления художественной галереи, была категорически отвергнута. Флавия заявила ему, что он должен делать все сам.

Генерал Боттандо даже начал осторожно расспрашивать ее о здоровье, думая, что, может, все это связано с переутомлением. Но и его отшили в довольно грубой форме — Флавия сказала, что это не его ума дело. К счастью, генерал был весьма терпимым человеком и скорее нервным, нежели раздражительным. Однако вскоре он поймал себя на том, что все внимательнее присматривается к своей сотруднице. Генерал Боттандо возглавлял весьма успешное управление, так ему, во всяком случае, хотелось бы думать, и тот факт, что Флавия начала действовать всем на нервы, находил весьма удручающим.

Она же тем временем упорно и настойчиво занималась своей работой. Придраться к ней в этом смысле не мог никто, ни к качеству работы, ни ко времени, которое Флавия на нее тратила. Просто утратила веселость, вот и все. Плохое настроение стало ее неотъемлемой чертой и достигло пика, когда в 5.30 вечера вдруг зазвонил телефон.

— Ди Стефано! — рявкнула она таким тоном, словно телефон был ее личным врагом.

Голос на том конце линии эхом отдавался в трубке. Это означало, что говоривший в нее кричал. Так оно и было: Аргайл до сих пор еще не осознал того непреложного факта, что слышимость телефонных разговоров находится в обратной зависимости от удаленности абонента. Его голос звучал ясно и чисто, как колокольчик, в то время как звонившие по местным римским телефонам порой едва слышали друг друга.

— Просто замечательно, что я тебя застал. Послушай, тут происходит нечто совершенно ужасное!..

— Чего тебе надо? — строго спросила Флавия, сообразив, наконец, кто это.

Господи, как это на него похоже, подумала она. Не виделись всего несколько недель, и вдруг ему снова что-то понадобилось.

— Послушай, — повторил он. — Морзби убит.

— Кто?

— Морзби. Человек, купивший у меня картину.

— Ну и что?

— Я думал, тебе будет интересно.

— Мне не интересно.

— А Бернини украли. Его контрабандой вывезли из Италии.

А вот это имело уже непосредственное отношение к деятельности Флавии. Во всяком случае, последние несколько лет вся ее работа была направлена на борьбу с контрабандой и поиски предметов искусства, вывезенных из страны незаконным путем. И тут уже было не важно, в каком Флавия пребывала настроении. Она схватила ручку, придвинула к себе блокнот и приготовилась слушать. Однако…

— Наверное, уже слишком поздно принимать какие-то меры? — сказала она. — Тогда зачем звонишь? Неужели не знаешь, как я занята?

В трубке повисла пауза, эквивалентная двум долларам пятидесяти восьми центам драгоценного телефонного времени, затем слегка огорченный голос сделал еще одну попытку:

— Да, конечно, я знаю, что ты очень занята. Ты всегда была занята. Просто я подумал, тебе будет интересно…

— Не вижу, какое это имеет ко мне отношение, — произнесла Флавия. — Пусть у американской полиции голова болит. И я не заметила, чтобы мне поступала официальная просьба о помощи в расследовании. Если ты, конечно, не вступил в ряды тамошней полиции со всеми вытекающими отсюда…

— Ах, перестань, Флавия! — перебил ее Джонатан. — Ты же обожаешь всякие убийства, ограбления и тому подобное. Вот я и звоню рассказать тебе об этом. Могла хотя бы сделать вид, что тебе интересно!

Если уж быть до конца честной, то она, конечно, заинтересовалась, просто не хотела показывать вида. Пару лет они с Аргайлом были очень близкими друзьями. Флавия уже давным-давно рассталась с мыслью, что их отношения могут перерасти в нечто большее. Пока не появился Аргайл, она считала себя женщиной, ну, если не неотразимой — было бы слишком самонадеянно думать о себе именно так — то, во всяком случае, достаточно привлекательной. Но Аргайл просто не замечал этого. Он был с Флавией очень мил, дружелюбен, охотно и с удовольствием сопровождал на загородные прогулки и пикники, водил в кино, музеи, рестораны, но этим все и ограничивалось. Она предоставляла ему множество благоприятных возможностей, но напрасно: он ими не пользовался. Проявлял застенчивость и робость.

Постепенно Флавия привыкла к этому и решила не торопить события. Но однажды Аргайл весело заметил, что уезжает из Италии, и тут Флавия вдруг потеряла терпение. Вот так! Ему надо делать карьеру, и он, видите ли, уезжает!

А как же она? Что будет с ней? Флавию так и подмывало задать ему эти вопросы. Неужели Аргайл просто уедет и забудет ее? Разве так можно? Разве она годится только на то, чтобы ее изредка приглашали пообедать или в кино?

Что ж, если он так хочет, пусть уезжает, в конце концов решила Флавия. И именно это и произнесла вслух холодным и сердитым тоном: если это необходимо для карьеры, уезжай. И чем раньше это случится, тем лучше. Тогда у нее будет больше времени на работу.

И вот теперь Джонатан Аргайл возник опять со своими проблемами.

— Мне неинтересно! — отрезала Флавия. — Лично мне плевать, пусть хоть весь Национальный музей растащат по Атлантическому побережью! И потом, у меня просто нет времени на пустую болтовню с тобой… ты… англичанин!

Она с грохотом швырнула телефонную трубку и, ворча что-то себе под нос, пыталась вспомнить, чем именно занималась перед тем, как он позвонил.

— Джонатан Аргайл, я так понимаю, — раздался у нее за спиной низкий приятный голос. Вошел генерал Боттандо с пачкой бумаг в руке. — Чем же он нынче занимается? Слышал, он ездил в Америку.

— Аргайл и сейчас там, — ответила Флавия, надеясь, что генерал не слышал всего ее разговора. — Просто позвонил мне сообщить, что у них произошло убийство.

— Вот как? И кого же убили?

Флавия рассказала, Боттандо удивленно присвистнул,

— Бог ты мой! — воскликнул он. — Неудивительно, что Джонатан позвонил. Невероятно!..

— Потрясающе! — язвительно подхватила Флавия. — Вы что-то хотели? Или это просто визит вежливости?

Боттандо вздохнул и окинул ее грустным взглядом. Он прекрасно понимал, что происходит с Флавией, просто не хотел вмешиваться. Даже если бы он попытался дать ей совет, она все равно бы его отвергла, в этом генерал был совершенно уверен. Флавия была слишком обидчива, чувствительна и не проявляла уважения к мудрости старших.

— Есть для тебя одна маленькая работенка, — сказал Боттандо, решив перейти к делу. — Боюсь, здесь потребуются особый такт и деликатность. — Прежде чем начать, он окинул ее преисполненным сомнения взглядом. — Помнишь, как несколько недель назад мы устроили небольшую вечеринку?

Флавия, разумеется, помнила. Они отмечали день рождения Боттандо, которому стукнуло пятьдесят девять. Дата и возраст хранились в тайне, но сотрудникам все равно удалось пронюхать. Они договорились устроить начальнику сюрприз, отметить торжество прямо у него в кабинете, подарить ему небольшую гравюру Пиранези и огромное растение в горшке — на смену старому, которое погибло из-за того, что он забывал его поливать.