Линник Юрий Владимирович.

В НАЧАЛЕ БЫЛО ВРЕМЯ

Повесть

Родился в 1944 г. в г. Беломорске Карельской АССР. Учился в Литературном институте им. А. М. Горького, окончил филологический факультет Петрозаводского университета им. О. В. Куусинена. Доцент кафедры философии Карельского государственного педагогического института. Кандидат философских наук.

В литературе дебютировал в 1959 г. стихотворениями, опубликованными в петрозаводской газете "Комсомолец". Первый поэтический сборник - "Прелюдия" - увидел свет в 1966 г. За ним последовали другие: "Созвучье" (1969), "Нить" (1973), "Взаимность" (1976), "Основа" (1979). Обратившись к прозе, опубликовал научно-художественные природоведческие книги: "Книга природы" (1978). "Прозрачность" (1980), "Книга трав" (1986), "Параллельная вселенная" (1987).

В последнее время обратился к жанру философской фантастики.

Член Союза писателей СССР.

Памяти Н. А. Козырева Лауреат Госпремии тех, довоенных годов ввел

формулу Тяжести Времени. Мир к этому не готов.

А. Вознесенский

Я даже думаю, что с 1914 г. время как-то уплотнилось и стало протекать

скорее.

А. Ф. Лосев Часть 1. ЭСТЕТИКА ВРЕМЕНИ

Выставка работ Синкрезия была открыта в необычном месте: Главная астрономическая обсерватория Аламака пригласила его развернуть экспозицию. Стояли белые ночи, - и поэтому работал один башенный солнечный телескоп. Остальные башни пустовали,- в их гигантских цилиндрах и днем удерживалась ночная прохлада. Атмосфера внутри башен хорошо гармонировала с работами Синкрезия, - таинственные инструменты казались для них естественным фоном. Синкрезия называли мастером звездного неба. Художник писал свои картины на плоских кристаллах слюды, - накладывая одну прозрачную пластину на другую, он добивался удивительной пространственности и глубины. Специально для него отбирались наиболее крупные самородки слюды,- они расщеплялись на десятки и сотни прозрачных плоскостей, заменявших Синкрезию холст.

В башне семидесятидюймового рефлектора показывался цикл "Кристальность". Мир в картинах этого цикла был абсолютно прозрачен!

Словно некая духовная сила пронизала его насквозь, открыв-ая взгляду самое сокровенное.

За стекленеющим лесом виднелись ранние звезды. Синкрезий умел их писать стереоскопически, - зритель словно оказывался внутри Ориона или Лиры. Восприятие картины становилось подобным звездоплаванию: Космос приближался вплотную к человеку, - и люди затаивали дыхание над его великолепными безднами.

Поразительное впечатление производил цикл картин "Время". Казалось, что эта философичная тема невоплотима средствами живописи, - ведь она требует для своей передачи движения, процесса. Но необычная техника снимала эти трудности. На шести-семи слюдяных пластинах Синкрезий писал один и тот же пейзаж в разное время года,-на одной изображался золотой березняк с плывущим над ним Козерогом, а на другой сквозила изумрудная дымка весны, в марево майских рощ опускался прекрасный Стрелец. При разных ракурсах зритель видел разные состояния природы, - по можно было найти особую точку зрения, словно снимавшую разрозненность различных времен: открывалось нечто единое и неразрывное,- фазы и состояния представали как одномоментные грани целого, существующего сейчас, в настоящем.

Картины заключали в себе целую философию времени,- она складывалась иод, влиянием друга Синкрезия, астронома и философа Зария. Именно Зарий выступил с инициативой организовать выставку художника в обсерватории. Астронома и живописца связывала давняя дружба,- началась она еще в археологическом кружке университета: оба тогда учились на первом курсе, Синкрезий, усиленно занимаясь живописью, изучал ещеидревние языки, а Зарий получал образование параллельно на астрономическом и философском факультетах.

Памятью об увлечениях юности была картина Синкрезия "Лабиринт", сейчас друзья стояли перед нею, вспоминая давнее. Картина изображала древнее сооружение, найденное Зарием в северной Архии,- блуждая по скалам, усыпанным ледниковыми валунами, Зарий однажды удивленно замер: в хаосе валунов ему почудился скрытый порядок. Быть может, это ошибка восприятия? Солнце близилось к закату, растягивая длинные тени. Подобно ретуши, вечернее освещение выявило и подчеркнуло скрытую структуру, - валуны располагались так, словно изображали гигантскую розу ветров. Зарий интуитивно понял: перед ним своеобычная приборная шкала. Но в чем ее смысл и назначение?

Зарий вызвал телеграммой Синкрезия, - тот срочно выехал, захватив с собой их общего друга Гилеция, разпостороннего ученого, отдавшего дань и палеоастрономии.

Гилеций был знатоком рунических календарей и древних астролябий, - он только что закончил обширный труд "Звездное небо в истории культуры", где исследовал пробуждение космического сознания у человечества. Северная находка поначалу озадачила Гилеция, - он не находил ей никаких подобий в мировой культуре. Мощные розовато-серые валуны, обросшие жемчужной пармелией, несли в себе некий смысл, ускользавший от понимания.

Камни разделяли круг на восемь неравных частей, - это могла быть система для наблюдения за восходом солнца в дни равноденствий, но азимуты гранитных визиров имели явно другую ориентацию. Не совпадали эти азимуты и с точками восхождения наиболее крупных звезд, которые могли использоваться древними для ориентации,круг безусловно очень походил на астролябию, но словно предназначенную для неба другой планеты.

И тут Гилецию пришло на память предание о звезде Тишья, некогда посетившей небо Аламака! В течение трех веков звезда совершала быстрые колебательные движения на небосводе, - словно периодически вычерчивала на фоне неподвижных созвездий изящную синусоиду. Гилеций четко вспомнил звездную карту, вклеенную в пергаментный манускрипт, - она изображала столь парадоксальную для небесной механики, но такую изящную и закономерную траекторию Тишьи.

Гилеций в уме рассчитал ритмически менявшиеся азимуты Тишьи, - сделав ряд поправок, связанных с широтой и прецессией, он подошел к загадочному сооружению.

По компасу Гилеций определил один из возможных азимутов Тишьи,- и посмотрел на эту точку из центра круга: как раз в этом месте высился мощный валун! Проверяя другие азимуты, Гилеций всякий раз убеждался в правоте своей догадки,- каменный лабиринт был своеобразным календарем Тишьи.

Зария поразили выводы Гилеция. Он понял, что стоит над необычными часами, - их маятником была Тишья.

Не помогла ли эта звезда осознать людям феномен времени? Конечно, они видели вокруг себя немало других регулярных процессов. Но среди них фактически не было процессов с короткой амплитудой! - а ведь именно они наиболее удобны для непосредственного измерения времени. Восход солнца тут не мог быть взят за основу, ибо он каждодневно разнился во времени. А Нигвена, единственный спутник Аламака, повторял свой цикл за сорок пять суток! - этот ритм можно было использовать лишь для отсчета длительных промежутков времени.

И вот появилась Тишья. Звезда стремительно двигалась по плавной периодической кривой. Закончив движение, Тишья плыла назад, - и эти красивые волновые вибрации продолжались триста лет подряд. Видя повторные движения Тишьи, человек говорил: "Это было". Уверенно предвидя ее положения, человек предсказывал: "Это будет".

Прошлое - настоящее - будущее. Когда человек осознал триединство времен? Зарий настойчиво думал об этом возле северного лабиринта, чей образ навсегда связался в его сознании с загадкой времени.

Время... Оно асимметрично, ибо необратимо. Мы дети великой Асимметрии! - она делает нашу жизнь печальной и мужественной, она прививает нам любовь к поэзии неповторимого. Но подспудно в нас живет и другое начало: мы хотим одолеть асимметрию времени, обратить его вспять, вернуть утраченное. Это стремление получило двоякое выражение: во-первых, оно привело в разных культурах к развитию философии циклов, вечного возвращения и круговорота; во-вторых, оно породило идею вечности, являющейся своеобразным антиподом времени.