Вынул двадцатку и протянул ей. Он узнал все, что хотел.

Она автоматически сделала шаг вперед и взяла деньги.

— Закончили?

— Еще кое-что разузнаю, чтобы убедиться, что у вас ничего не осталось, но…

Она покачала головой и потянулась затушить сигарету в переполненной пепельнице на кофейном столике.

— Деньги кончились. Кое-что я отдала матери и Седи, моей подруге, — у нее просто ужасные зубы. Потом еще Луис, и машину я купила…. Поверить не могу, что так быстро все потратила.

— Ладно. — Он повернулся к двери и вышел под мелкий моросящий дождичек.

— Ой, подождите минутку!

Каттер вернулся назад. Кенди порылась в кухонной полке и достала старую телефонную книгу. Вытащила конверт и протянула ему.

— Харви оставил ей письмо — нашла в чемодане с деньгами.

По его взгляду она, должно быть, поняла, что он думает об этом — о ее бегстве с места аварии.

— Эй, я что, должна была сидеть в машине и ждать, пока приедут копы? Или оставить им чемодан? Пойти в тюрьму за пособничество? Он был мертв… Там повсюду была кровь… — Кенди с трудом сглотнула. — Что еще мне оставалось делать?

Да, Кенди из тех, кто борется до последнего. Она поступила практично взяла деньги и сбежала.

— В любом случае я не могла сама послать ей письмо, раз уж никто не знал, кто я и где живу. Вы ведь понимаете.

— Она знала.

— Да. Я тоже знала бы, будь он моим мужем. Ладно… — Она взяла новую сигарету. — Я не читала его. И не стала бы читать.

— Я прослежу, чтобы она получила письмо. Кенди кивнула и закашлялась — дым попал в легкие.

— Мне пора на работу, не могу опаздывать. — Подержала дверь открытой. Ваш босс очень плохо воспримет новости? Может, мне пора предпринять поездку куда-нибудь на юг, за границу?

Каттер смотрел на нее. Такая молодая, такая стойкая… Все, что у нее есть, это старый, жалкий фургончик, жалкая работа официантки и никаких перспектив. Заставить ее бежать? А, дьявол! Он что-нибудь придумает, не скажет Джонатану.

— Отправляйтесь на работу. И продолжайте понемногу откладывать на ваш маленький счет в банке.

Она кивнула. Ветхая дверь закрылась за ним с тихим стуком. Спускаясь по гнилым, шатким ступенькам, он услышал за спиной кашель.

— Ну, как прошел великий день? — Лиза подняла голову от учебников.

— Замечательно! — Адриана спускалась вниз в домашнем виде — сняла костюм, колготки, заодно и макияж. Первый день в новом офисе приподнял ей настроение, взволновал — и правда замечательно.

В эти дни многое стало лучше, и отношения с Лизой тоже. Девочка все еще сидела на диете, и, по мере того как таяли фунты, ее радость росла — она вся так и светилась. Решила бросить балет и заняться карате: Каттер предпочитал этот вид спорта. Как могла Адриана с этим спорить?

Единственное черное пятно — постоянно скребущая сердце боль, которую принесла с собой любовь к Каттеру. Но даже с этим Адриана научилась жить за ту неделю, что не видела его. Эта боль отличалась от той, что вызвало предательство Харви, — она делала лишь сильнее. Пожалуй, ее можно сравнить со сросшимся переломом: хочешь снова ходить прямо — испытай себя на прочность. Вот только ночью совсем другое дело — чувство одиночества, всякие сожаления…

— Ну, так расскажи нам обо всем! — попросила Бланш. Она снимала лак с ногтей, сидя рядом с Лизой. — Ты сейчас работаешь на милого мистера Семсона?

Адриана кивнула.

— Очень спокойный профессионал. И не зовет меня «сладенькой».

— Мне никогда не нравился Лу, — призналась Бланш. — По-моему, он красит волосы — слишком уж светлые, тебе не кажется? Рада, что у тебя хватило мужества уйти.

— Лу никогда не изменится — вот и все. И я никогда не смогу с ним нормально работать. Пришлось посмотреть в лицо фактам.

Это Каттер научил ее — с фактами не поспоришь, и надо быть честной с собой и с теми, кого любишь. Его взгляд на вещи иногда циничен, но он никогда не лжет.

— Я и сама недолюбливаю эти факты, — заявила Бланш. — Как ты думаешь, коралловый или персиковый? — И протянула Адриане два флакончика с лаком.

— Персиковый какой-то уж слишком… — авторитетно высказалась Лиза. Лучше коралловый.

— Пожалуй. — Она открутила колпачок. — Два ногтя поломала сегодня в доме Мэтчетов.

— Значит, они все же решились? — Адриана надеялась, что родители, ради Каттера, передумают.

— Конечно. Очаровательная пара. Жаль, что у него артрит.

— Каттер был там? — спросила Лиза, прежде чем Адриана задала тот же вопрос.

— Вся семья была. И Каттер, и его брат с женой — такой маленькой темноволосой леди, из тех, что вечно беременны. У них дюжина детей, носятся вокруг, как бесенята. Но скоро я уже не жалела, привыкла ко всем этим милым людям.

— И что же дальше, бабушка?

— Господи Боже, это прямо как похороны! Мать все время промокала глаза, пока я ставила знак продажи. Они стояли полукругом, в тишине, опираясь друг на друга. Я уже подумывала попросить кого-нибудь из них произнести надгробные слова.

Лиза рассмеялась, но Адриана выступила в их защиту:

— Тяжело продавать дом, выстроенный своими руками, где росли твои дети, ведь он полон воспоминаний.

— Пожалуйста, избавь меня! — простонала Бланш. — Я уже все это слышала — о перилах, каминной полке и так далее. — И картинно взмахнула маленькой ручкой. — Каттер слонялся вокруг, как потерянный, подбирал вещи и снова клал назад. Провел столько времени в саду, словно собирался там поселиться.

Адриана вспомнила сад и все, что там произошло. Она думала об этом долгими бессонными ночами.

— Это прекрасный дом, — сказала она.

— Да, прекрасный старый дом. Мне нравятся такие дома, но список всего, что в них надо ремонтировать, обычно длиной с километр. Двери скрипят, линолеум наверху и в ванной надо заменить, ну и так далее.

— Последние два года отец Каттера тяжело болеет.

— Да, конечно, — согласилась Бланш. — Но все эти вещи не имеют ничего общего с артритом. Просто такие мелочи люди обычно забывают делать, если долго живут в одном доме. Всегда откладывают мелкий ремонт на потом — ведь впереди еще куча времени. Такова уж человеческая природа. Я пыталась объяснить это Каттеру, но он вел себя так, словно я несу полную чушь.

— Возможно, он воспринял это как критику своего отца — он очень им гордится.

— А тот, в свою очередь, очень гордится Каттером, буквально молится на него. — И многозначительно взглянула на Адриану. — Последнее время все только о нем и говорят: Каттер то, Каттер это… И сколько это будет продолжаться?

— Я стараюсь убедить маму позвонить ему, но она не слушает, — вмешалась Лиза, откладывая тетрадь и перестав притворяться, будто занимается уроками.

— Говорю же вам обеим в последний раз: когда мы виделись, он совершенно ясно дал мне понять, что его работа закончена. — Адриана подошла к холодильнику налить себе чаю со льдом, спокойно посмотрела на мать и дочь и добавила:

— Все тут кончено. Понятно вам? — Ей удалось произнести эти страшные слова без запинки, но внутри она содрогнулась: никогда больше не видеть Каттера…

— А если что-то сломается — он придет починить? — осведомилась Лиза.

— С чего бы вдруг? — засомневалась Бланш. — Вы еще и не ступали в новую ванную. Он может подумать, что вы его преследуете.

— Там пахнет стружкой — прямо как сам Каттер, — как бы защищаясь, пробормотала Лиза. — Такой приятный запах…

В дверь зазвонили. Адриана скинула туфли и пошла к двери со стаканом в руке, — слава Богу, что кончился этот разговор. Она распахнула дверь — и стакан выскользнул из онемевших пальцев: на пороге стоял Каттер.

Он дал себе минутку, чтобы рассмотреть ее как следует — до чего хороша в этой короткой джинсовой безрукавке поверх белого атласного топика, заправленного в джинсы. Раньше он не видел ее в столь непритязательной одежде и только один раз застал без макияжа. Так ей даже лучше — моложе, свежее.

Впрочем, сегодня, именно сегодня, ей лучше было бы не снимать доспехов, чтобы выслушать то, что он собирается сказать.