Поэт (читает). «С Ахинеи за перевозку духов с октября месяца сего года [58]. Перевезено:

пять вельмож,

семь обычных придворных,

девятнадцать адвокатов,

одиннадцать советников,

одна сотня поэтов, артистов, лекарей,

аптекарей, ученых мужей и членов

Королевского общества» [59].

Лаклесс. А вот, милостивые государи, один из Хароновых людей – он ведет сюда мошенника, которого изловил.

Входят лодочник и пономарь.

Харон. Ну, что там у вас?

Лодочник. Изловили мы его наконец! Это мистер Разроймогилл, пономарь, он не одну сотню духов обобрал.

Харон. Попались наконец! Что скажете в свое оправдание, сударь? А? Где каменья и прочие украденные ценности? Где они, а?

Пономарь. Увы, сударь, я всего-навсего мелкий жулик! Каменья-то забирают приходские власти и другое начальство, а мне за труды самая малость перепадает.

Харон. Ничего, здесь вы получите по заслугам, сударь! (Лодочнику.) Веди его на суд к Миносу [60]! Как переправишь на ту сторону – в кандалы его и на галеры!

Лодочник уводит пономаря.

Поэт. Кто знает, может, этот мошенник и меня обобрал. Я забыл проверить, все ли при мне было, когда я отправился в мир иной.

Харон. А разве с вами погребли какие-нибудь ценности?

Поэт. Несметное богатство: шесть томов моих творений.

Лаклесс. Большинство нынешних поэтов, умирая, уносит в могилу свои стихи. А вот сюда спешит дух усопшего директора акционерного общества.

Входит директор акционерного общества.

Директор акционерного общества. Мистер Харон, мне нужна лодка, чтоб переправиться на тот берег.

Харон. Что ж, сударь, сыщем для вас местечко. Отчего же не перевезти вас, коли вы не адвокат?! Вот адвокатов велено больше не возить. В преисподней их уже пруд пруди!

Директор акционерного общества. Нет, милейший, я – директор!

Харон. Директор? Это кто же такой?

Директор акционерного общества. Директор акционерного общества, дружок! Мне странно слышать, что вам неизвестна такая должность. Я был убежден, что мы ужо знамениты в здешних местах!

Харон. Простите великодушно, сударь! Пожалуйте в лодку! Располагайтесь!

Директор акционерного общества. Но мне нужна вся лодка: сейчас прибудут два моих фургона, груженных сокровищами.

Харон. Если я повезу такой груз, то лишусь места.

Директор акционерного общества. Пустяки! Я возьму тебя в долю, и, ручаюсь, мы обставим самого черта! Он об меня уже на том свете чуть было зубы не обломал. Тебе небось неведомо, что такое ссуда под залог груза? Так вот: вези – озолочу!

Харон (лодочнику). А ну, забирай этого субъекта! В кандалы его и на галеры! Да поскорей!

Лодочник. Глядите, хозяин, вот из Англии катит к нам целый фургон духов: всем на выборах башку проломили!

Харон. Снаряжай побыстрей вторую лодку! Да смотри, хорошенько проверь у духов карманы, чтоб они чего неположенного не провезли. А то в прошлый раз у одного сапожника я нашел в кармане банковский билет – тоже с выборов ехал!…

Лодочник. Ой, а из Лондона сколько пассажиров валит! Ну тьма-тьмущая, и все, хозяин, ко двору Ахинеи.

Харон. Небось чума у них там, а может, молодых врачей из университетов повыпустили.

Лаклесс. А теперь, милостивые государи, я представлю вам такое собрание, какого вы нигде, кроме нашего театра, не сыщете – обойдите хоть всю Европу! А ну давай – выдавай! Вот полюбуйтесь!

Входят дон Трагедии, сэр Фарсикал Комик, Оратор, синьор Опера, мсье Пантомим и миссис Чтиво.

Поэт. Ба, кого я вижу?! Дон Трагедио, мое вам почтение! Сэр Фарсикал!

Досточтимый Оратор! Как я счастлив вас видеть! Милый синьор Опера! Мсье

Пантомим! Ах, минхер ван Требл! Миссис Чтиво, и вы тут, в загробном

царстве?! Какой печальной случайности я обязан вашим обществом?

Дон Трагедио.

Сэр Фарсикал Комик. А меня сгубила пастораль [61]. Я скончался под рулады свиста. Жисть [62] ты моя, злосчастная!

Оратор. О, магглтонская собака меня сразила клеветой [63]!

Синьор Опера.

Поэт. А с вами, мсье Пантомим, что стряслось?

Пантомим делает знаки, указывая на шею.

Он сломал шею, бедняжка! А вы, минхер ван Требл, что вас привело сюда? А вас, миссис Чтиво?

Миссис Чтиво.

Поэт. Бедная леди!

Харон. Господа хорошие, надвигается шторм – баллов восемь-девять, не меньше. Пожалуйте в лодки!

Все, кроме Лаклесса, уходят.

Лаклесс (публике). Заметьте, друзья, с какой важностью вышагивают эти люди. А сейчас, милостивые государи, появится арапка. Она спляшет вам сарабанду под аккомпанемент кастаньет.

Появляется арапка, танцует, исчезает.

А вот, дамы и господа, возвращается наш поэт, а с ним вместе – книготорговец Карри, состоящий нынче премьер-министром при Ахинее.

Входят книготорговец и поэт.

Поэт. «Это очень странно». [64]

Книготорговец. И тем не менее это правда. Видели вы ее глаза?

Поэт. Скажите лучше – уши! Ведь через них в нее вошла любовь. Внимая пению синьора Опера, она вообразила, что он красавец.

Книготорговец. Она таяла под звуки его голоса, заметили?

Поэт. Мне почудилось, будто предо мной вторая Дидона [65]. Казалось, вся ее душа сосредоточилась во взгляде, а оттуда переместилась в слух.

Книготорговец. Кто бы подумал, что женщина столь великого ума, как

Ахинея, может влюбиться с первого взгляда! Тридцать лет я служил ей верой и правдой на земле, печатая и продавая книги, и не догадывался о том, что она способна на такое сумасбродство.

Поэт. Ах, мистер Карри, она оставалась для вас такой же загадкой, как и для всех прочих мужчин.

Книготорговец. Мне ли было не знать ее? Я ведь каждый день воскурял ей фимиам на Варвик-Лейне и на Патерностер-Роу [66].

Поэт. Неужели она нынче вечером сочетается браком с синьором Опера?

Книготорговец. Да, сегодня. Пожалуй, это будет самое невероятное событие в нашем загробном царстве со времен похищения Прозерпины [67]. Но довольно об этом! Что нового на земле?

Поэт. Да все по-прежнему, как и при вас. Сочинители голодают, издатели жиреют. На Граб-стрит пиратов не меньше, чем в Алжире. В столице нашей театров побольше, чем в Париже, а остроумия – под стать Амстердаму. Мы повыбрали из Италии всех певцов, из Франции всех танцоров.