Входит граф Образин. Вестник уходит.
Ахинея.
Граф Образин.
Дон Трагедио.
Граф Образин.
Ахинея.
Миссис Чтиво.
Входит Харон.
Лаклесс. Что такое, Харон? Ведь твой выход позже.
Харон. Да будет вам, сударь!… Беда! Мы пропали! Там за дверями сэр Джон Хватайих, а с ним констебль.
Входят сэр Джон и констебль.
Констебль. Это вы постановщик кукольного представления?
Лаклесс. Да, сударь, я.
Констебль. Тогда, сударь, прошу следовать за нами. У меня приказ о вашем аресте.
Лаклесс. Но за что?
Сэр Джон. За нападки на Скудоумие, черт возьми!
Констебль. Влиятельное лицо не желают, чтоб про них играли пасквили на театре.
Лаклесс. Но в чем суть ваших обвинений, господа?
Сэр Джон. А в том, что вы нападаете на Скудоумие, тогда как весь город его почитает.
Лаклесс. Вот чертовщина! Слушайте, пусть этот малый обождет немного: закончится танец, и я к вашим услугам. Мистер констебль, прошу вас, потерпите, пока они будут танцевать, а уж там я ваш.
Сэр Джон. Нет, черт возьми, вы это бросьте! Вам не удастся подкупить должностное лицо! Не будет никакого танца!
Миссис Чтиво. По какому праву этот субъект прерывает наше представление?!
Лаклесс. Успокойтесь, сударыня, прошу вас.
Сэр Джон (про себя). А она прехорошенькая! Если я возьму ее в служанки, это будет всего лишь актом милосердия.
Констебль. Ничего не скажешь – хорошенькая! Если этак обходятся с должностными лицами, то пусть сам черт нанимается в констебли! Да знаете ли вы, сударыня, кто мы такие?
Миссис Чтиво. Вы мошенник, сударь!
Констебль. К вашему сведению, сударыня, днем я справляю должность констебля, а ночью – мирового судьи.
Миссис Чтиво. Днем вы ястреб, сударь, а ночью – сова!
Констебль.
Миссис Чтиво. Ах, сэр Джон, вы, очевидно, здесь за старшего. Так вот: если уж вы запрещаете наш спектакль, разрешите хоть станцевать!
Сэр Джон. Я побежден. Мой дух покорился плоти, и я сменил гнев на милость. Я исполнен волнения – милосердие движет мной или что другое, пока не знаю. Я не в силах устоять перед вашими просьбами, моя красотка, и разрешаю танец. Скажу больше: побуждаемый каким-то внутренним порывом, я желаю сам танцевать с вами и еще приглашаю в партнеры этого почтенного джентльмена.
Лаклесс. Так начинайте!
Входят Уитмор, миссис Манивуд, Xэрриет и бантамец.
Уитмор. Да здравствует его величество король Бантама!
Миссис Манивуд. Храни его господь!
Бантамец. Ваш милостивый родитель шлет вам поклон.
Лаклесс. Что все это значит, черт побери?!
Бантамец. Очевидно, он понятия не имеет, кто его родитель.
Уитмор. У нас в стране это повсеместное явление, сударь.
Лаклесс. Объясните, в чем дело!
Бантамец. Он очень переменился лицом.
Лаклесс. Слушайте, кончайте, не то вы у меня тоже так переменитесь, что вас и свои не узнают.
Бантамец. Дайте же мне объясниться. Я состоял при вас наставником во дни вашего детства и был отправлен вашим родителем, его величеством Франциском Четвертым Бантамским, путешествовать с вами по белу свету. Мы прибыли в Лондон, и вот однажды наша судовая команда среди прочих забав обстреляла мост, и наше судно перевернулось. Из всех, кто был на нем, только ваше высочество и я выплыли живые к Биллинсгету. И хотя жизнь моя была спасена, я лишился сознания, а также вас, как мне тогда казалось – навеки. Когда я очнулся, я тщетно искал своего королевского воспитанника, а потом сел на корабль и поплыл в Бантам, но по дороге был заброшен бурей в чужие края, долго странствовал и вернулся на родину лишь спустя много лет. Вам не трудно себе представить, какой прием меня ожидал. А недавно, по счастливейшей случайности, прибыл к нам один купец, который преподнес нашему повелителю вот этот драгоценный камень.
Лаклесс. Что я вижу?! Тот самый, что я носил на руке и всеми силами старался сохранить у себя, пока нужда не вынудила меня заложить его.
Бантамец. Купца допросили с пристрастием; и он поведал, что получил его от процентщицы. Тут меня без промедления отрядили в Англию, а купца заключили в тюрьму до моего возвращения, чтобы потом либо казнить, либо назначить губернатором острова.