Но за Девой Марией последовали волхвы, а вслед за ними слетели ясли с маленьким Иисусом…

— Еще одно движение, и я стреляю.

Появившийся граф де Жевр уже поднимал заряженный револьвер.

Ботреле расхохотался.

— Стреляйте лучше в них, господин граф… стреляйте в них, как в тире. Вот, смотрите, человечек, что несет голову в руках.

Иоанн Креститель, подпрыгнув, покатился вниз.

— Боже, — простонал граф, нацеливая револьвер, — ну что за профанация! Такие шедевры!

— «Липа», господин граф.

— Что? Что вы говорите? — завопил господин Фийель, выхватывая у графа револьвер.

— Липа, папье-маше!

— Как? Как это возможно?

— Дуньте, и нету! Пустота! Ничто!

Граф нагнулся и подобрал с земли осколок статуэтки.

— Посмотрите хорошенько, господин граф. Ведь это гипс, как будто потемневший от времени, покрытый плесенью, позеленевший, ну точь-в-точь старинный камень! И все же это гипс, муляжи из гипса, вот что осталось от несравненных шедевров… Вот чем они занимались все эти дни… вот что заготовил еще год назад господин Шарпенэ, сделавший и копии с картин Рубенса!

Теперь он сам схватил за руку господина Фийеля.

— Что вы на это скажете, господин следователь? Красиво? Великолепно? Гигантская кража! Похитили Господню Часовню! Целую готическую часовню разобрали по камешку! Забрали множество статуэток, а взамен оставили человечков из штукатурки! У вас конфисковали один из великолепнейших образчиков эпохи несравненного искусства! Украли Господню Часовню! Ну не прелестно ли? О, господин следователь, какой же он все-таки гениальный человек!

— Ну, это вы, господин Ботреле, хватили через край.

— Невозможно хватить через край, месье, когда речь идет о таком человеке. Все, что выше среднего уровня, достойно преклонения. А он оказался выше всех остальных. В его высоком полете сквозит такое богатство оригинальных решений, такая мощь, изобретательность и в то же время непринужденность, что меня даже дрожь пробирает.

— Жаль только, что он умер, — усмехнулся господин Фийель. — А то как бы не стянул башни с собора Парижской богоматери.

— Вы напрасно смеетесь, месье. Даже умерев, он продолжает поражать наше воображение.

— Да я не сказал ничего такого… господин Ботреле, и, более того, не без некоторого трепета ожидаю его увидеть, если, конечно, дружки не успели утащить труп.

— Если к тому же это его ранила моя бедная племянница, — добавил граф де Жевр.

— Его, его, господин граф, — заверил Ботреле, — он и никто другой упал в развалины от пули мадемуазель де Сен-Веран, его она увидела поднимающимся и снова падающим, именно он уполз затем к Большой аркаде, а там снова поднялся и каким-то чудом, хотя у меня на этот счет есть некоторые догадки, добрался до своего каменного укрытия, ставшего впоследствии его могилой.

Он палкой постучал по двери часовни.

— Что? Что? — изумленно вскричал господин Фийель. — Могила? Вы думаете, что невидимый тайник…

— Находится здесь, — подтвердил тот.

— Но мы же тут искали!

— Плохо искали.

— Здесь нет никакого укрытия, — возразил господин де Жевр. — Я хорошо знаю часовню.

— Ошибаетесь, господин граф, тайник есть. Поезжайте в Варенжевильскую мэрию, где собраны все бумаги из старинного аббатства Амбрюмези, и вы узнаете из документов восемнадцатого века, что под часовней находился склеп. Он был построен еще в другой часовне, римской, на месте которой позднее возвели вот эту.

— Как же Люпен проведал о склепе? — поинтересовался господин Фийель.

— О, очень просто, ведь он же вел здесь работы, демонтируя лепные украшения.

— Полноте, полноте, господин Ботреле, по-моему, вы преувеличиваете. Не демонтировал же он всю часовню. Смотрите, все камни остались на своих местах.

— Конечно же, он заменил и увез лишь то, что имело художественную ценность: резные камни, скульптуры, статуэтки, бесценные точеные колоннады и фрагменты сводов. Само здание осталось нетронутым, стены и фундамент его не интересовали.

— Стало быть, господин Ботреле, Люпен не смог бы пробраться в склеп.

Тут господину де Жевру принесли ключ от часовни. Дверь отворили. Все трое вошли внутрь.

Осмотревшись, Ботреле объяснил:

— Совершенно ясно, что плиты пола не трогали. Однако мы легко убедимся, что алтарь тут тоже поддельный. А как правило, лестница, ведущая в склеп, начинается за алтарем и дальше проходит под ним.

— И вы считаете…

— Я считаю, что, именно занимаясь алтарем, Люпен обнаружил склеп.

Один из слуг по приказанию графа принес заступ, и Ботреле принялся за дело. Во все стороны от алтаря полетели куски гипса.

— Бог мой, — пробормотал Фийель, — мне прямо не терпится узнать…

— Мне тоже, — согласился Ботреле, весь побледневший от волнения.

Удары заступом сделались чаще. И вдруг орудие Ботреле, до этого легко входившее в гипс, натолкнулось на что-то твердое и даже отскочило. Они услышали, как что-то осыпалось, и тут то, что осталось от алтаря, провалилось вниз, увлекаемое большим камнем, который сдвинул с места Ботреле. Изидор нагнулся. Он зажег спичку и поводил ею в пустоте:

— Лестница начинается даже ближе, чем я предполагал, почти под входом. Отсюда видны первые ступеньки.

— Склеп глубокий?

— Три-четыре метра… Ступени довольно высокие… А в некоторых местах их и вовсе нет.

— Невероятно, — принялся рассуждать господин Фийель, — чтобы за то короткое время, пока отсутствовали жандармы, сообщникам удалось осуществить похищение мадемуазель де Сен-Веран, вытащить отсюда труп… Да и зачем бы им это? Нет, я все больше склоняюсь к мысли, что он здесь.

Слуга принес лестницу, а Ботреле просунул ее в яму, на ощупь установил между валяющихся обломков и крепко ухватился за верхние перекладины.

— Спускайтесь, господин Фийель.

Следователь со свечой осторожно полез вниз. За ним спустился граф де Жевр. И в свою очередь Ботреле поставил ногу на первую ступеньку лестницы.

Их оказалось восемнадцать — машинально посчитал Ботреле, на ходу оглядывая склеп, который едва освещала, борясь с темнотой, свечка. Но внизу в нос ему ударил отвратительный, резкий запах, запах разложения, он как бы въедается в человека и продолжает преследовать его потом. Он чуть не задохнулся, сердце подпрыгнуло в груди…

Вдруг в плечо ему впилась чья-то дрожащая рука.

— Что?! Что это?!

— Ботреле… — услышал он голос господина Фийеля.

От волнения тот не мог говорить.

— Успокойтесь, господин следователь, возьмите себя в руки…

— Ботреле… Он тут…

— А?

— Да, что-то там, под камнем, отвалившимся от алтаря… Я подвинул его… и дотронулся… О, никогда не забуду…

— Где он?

— С той стороны… Чувствуете, какой запах?.. Вот, смотрите.

Он поднял свечу и поднес ее к чему-то, распластанному на полу.

— О-о! — крик ужаса вырвался у Ботреле.

Все трое склонились над трупом. Полуголый, исхудавший, он выглядел совершенно жутко. Местами сквозь истлевшую одежду виднелась зеленоватая кожа, цвета жидкого воска. Но самое ужасное зрелище, от которого вскрикнул молодой человек, представляла собой голова, голова, раздавленная камнем, безобразная бесформенная масса, где невозможно было ничего различить, а когда глаза их привыкли к темноте, они заметили, что голова вся кишела червями.

В четыре прыжка Ботреле оказался наверху лестницы и вылетел наружу, на свежий воздух. Господин Фийель обнаружил его лежавшим навзничь, спрятав лицо в ладони.

— Поздравляю вас, Ботреле. Кроме тайника, который вы все-таки нашли, еще, по крайней мере, в двух вопросах подтверждается ваша правота. Во-первых, человек, в которого стреляла мадемуазель де Сен-Веран, был действительно Арсеном Люпеном, как вы и утверждали с самого начала. Во-вторых, Люпен проживал в Париже действительно под именем Этьена Водрея. На белье его стоят инициалы Э.В. Мне кажется, этого достаточно…

Изидор хранил неподвижность.

— Господин граф пошел отдать распоряжения насчет экипажа. Сейчас поедем за доктором Жуэ, чтобы по всем правилам констатировать смерть. По-моему, она наступила, по меньшей мере, неделю назад. Степень разложения трупа… Да вы не слушаете меня?