Скажет ли она наконец? Он верил, надеялся, что да. Казалось, вот сейчас женщина начнет говорить.

Но тут дверь снова отворилась. На этот раз вошла горничная. В страшном волнении она запричитала:

— Господин Жорж… Мадам… Господин Жорж… Мадам… Господин Жорж…

В мгновение ока мать обрела вновь все свои силы и первой, гонимая своим безошибочным инстинктом, бросилась вниз по лестнице, промчалась сквозь вестибюль и кинулась к террасе. Там на кресле неподвижно вытянулся маленький Жорж.

— Да он же спит!

— Он так внезапно заснул, мадам, — заплакала служанка. — Я хотела разбудить его, отнести в детскую, но он не просыпался, и руки у него… руки были холодные.

— Холодные… — вторила мать, — да, правда… О, Господи, Господи… О, хоть бы он проснулся!

Ботреле незаметно сунул руку в карман, нащупал рукоятку пистолета, пальцем нашел курок и, резко выдернув оружие, выстрелил в Массибана.

Но тот, как будто заранее зная, что собирается делать молодой человек, будто следил за всеми его движениями, вовремя увернулся. Ботреле же кинулся на него, призывая на помощь слуг:

— Ко мне! Это Люпен!

От неожиданного удара Массибан опрокинулся на одно из плетеных кресел. Но через пару секунд уже стоял, направив на оглушенного, задыхающегося молодого человека дуло его же пистолета.

— Хорошо… отлично… не двигаться… через две-три минуты, не больше… все пройдет… Поздно же ты меня узнал. Значит, здорово я на него похож, на этого Массибана?

Теперь он расправил плечи, распрямил сутулую старческую спину и с угрожающим видом усмехнулся, поглядев в сторону троих напуганных слуг и растерявшегося барона.

— Изидор, ты промахнулся! Если б не крикнул, что я — Люпен, они бы разорвали меня в клочья. Не очень-то приятно иметь дело с такими вот здоровенными парнями! Боже милостивый! Один против четверых. — И, подойдя к ним: — Эй, ребята, не бойтесь… Дядя вас не обидит… хотите конфетку? На, погрызи, успокойся. Ага! Ну-ка давай сюда мои сто франков. Узнал, узнал тебя. Помнишь, сколько я заплатил, чтобы ты отнес хозяйке письмо? Живо, деньги назад, негодный слуга!

И, забрав голубую бумажку, что тот протянул ему, изорвал ее на мелкие клочки.

— Деньги за предательство. Да они мне пальцы жгут!

Он приподнял шляпу и низко склонился перед госпожой де Вильмон:

— Прошу простить меня, мадам. В жизни (и в моей особенно) бывают случаи, когда приходится совершать жестокости, от которых я первый бы покраснел. Не беспокойтесь за сына, просто действие небольшого укола, что я сделал мальчику, пока вы все на него кричали. Через какой-нибудь час все будет в порядке. Еще раз тысяча извинений. Однако же ваше молчание мне просто необходимо.

Он снова поклонился, поблагодарил господина де Велина за гостеприимство, взял трость, помахал всем на прощание шляпой и, отечески бросив Ботреле: «До свидания, детка!» — преспокойно отправился восвояси, закуривая и выпуская табачный дым прямо слугам в нос.

Ботреле подождал еще несколько минут. Слегка успокоившись, мадам де Вильмон присела у изголовья сына. Он направился было к ней, все еще на что-то надеясь. Но взгляды их встретились, и он ничего не сказал. Изидор понял, что теперь, что бы ни случилось, она будет молчать. Секрет «Полой иглы» с этого момента был похоронен в материнском сердце столь же надежно, как и в недрах прошлого.

Тогда, отступившись, Ботреле вышел вон.

Часы показывали пол-одиннадцатого. В одиннадцать пятьдесят отходил поезд на Париж. Он неторопливо прошел по аллее парка и очутился на дороге, ведущей к станции.

— Ну-с, что скажешь о нашей маленькой хитрости? — послышалось вдруг. Из соседнего леса появился Массибан. — Хорошо задумано? Ну как, способен твой старый дружок и на проволоке станцевать? Даю слово, ты все еще не можешь прийти в себя! Думаешь, наверно, а был ли на самом деле такой Массибан, член Академии художественной литературы? Конечно же он есть. Если будешь паинькой, мы даже его тебе покажем. Однако сначала держи свой револьвер. Посмотри, он заряжен? А как же! Смотри, малыш, пять пуль, каждая из которых может отправить меня к праотцам. Ну что, положишь его в карман? Вот и ладно… Так-то лучше, чем то, что ты делал там, в замке. Паршивый номер ты отколол. Что поделаешь, ты молод, горяч, а тут вдруг чертов Люпен опять загнал тебя в лужу, он тут же, рядом, в трех шагах, этот Люпен, и тррах! — выстрел. Ладно, я не в обиде. И даже в знак примирения готов предложить подвезти тебя в своем автомобиле. Идет?

Засунув пальцы в рот, он пронзительно свистнул.

Столь разителен был контраст между почтенной внешностью старого Массибана и хулиганскими манерами, тоном, который нарочно старался подчеркнуть Люпен, что Ботреле не смог удержаться от смеха.

— Он смеется! Он смеется! — подпрыгнул Люпен от восторга. — Знаешь, детка, чего тебе недостает, так это улыбки. Для своего возраста ты что-то слишком строг. Такой симпатичный, очаровательный своей наивностью парнишка… но, правда ведь, неулыбчивый какой-то…

И, подойдя к нему вплотную, сказал:

— Слушай, бьюсь об заклад, сейчас ты у меня заплачешь. Знаешь, как я узнал о том, что ты собираешься делать? О том, что Массибан написал тебе письмо и назначил встречу сегодня утром в замке Велин? Ведь все это выболтал твой дружок, тот, у кого ты поселился… Ты-то посвящаешь этого негодяя во все, а он тут же бежит и докладывает о твоих делах своей подружке… А у подружки нет секретов от Люпена. Ну, что я говорил? Вот ты и готов. Глазки покраснели… что, обманутая дружба? Огорчился? Ты просто душка. Еще немного, и я тебя поцелую, малыш, так растрогали меня твои удивленные взгляды… А помнишь тот вечер в Гайоне, ты пришел ко мне за советом… Да-да, стариком нотариусом тоже был я… Засмейся же, малыш! Нет, точно тебе говорю, улыбки не хватает. Знаешь, чего еще тебе недостает… Как бы это сказать… «главного импульса». А вот у меня такой «главный импульс» есть.

Вблизи послышалось чихание мотора. Люпен схватил Ботреле за руку и, глядя ему в глаза, отчеканил:

— Теперь будешь вести себя тихо. Ведь сам понимаешь, что ничего не поделаешь. Зачем тогда тратить силы и терять время? В мире много других бандитов. Вот и охоться за ними, а меня оставь… а то… Договорились?

Он даже потряс его, чтобы тот лучше понял. И вдруг усмехнулся:

— Ох, какой же я глупец! Да разве ты оставишь меня? Ты не из тех, кто сдается. Не знаю даже, что меня удерживает… В две секунды тремя движениями ты окажешься связан, с заткнутым ртом, а потом… через два часа на несколько месяцев исчезнешь. А я смогу спокойно отдыхать, удалившись в свое тихое убежище, что подготовили для меня предки, короли Франции, смогу в полной безопасности воспользоваться сокровищами, которые они так любезно для меня собирали… Но нет, пойду уж до конца. Что поделаешь? У всех свои слабости. А моя — ты. Да что там говорить, пока что ты еще ничего не добился. Ох как много воды утечет, пока тебе удастся сунуть свой нос в отверстие иглы. Попробуй разгадай! Мне, Люпену, и то понадобилось на это целых десять дней. А тебе не хватит и десяти лет. Все-таки между нами есть какая-то разница.

Подъехала машина, огромный закрытый кабриолет. Люпен открыл дверцу. И тут Ботреле, не удержавшись, вскрикнул. В автомобиле лежал человек, и человек этот был Люпеном, то есть Массибаном.

— Можешь кричать сколько угодно, он не проснется. Обещал я тебе показать его? Теперь все ясно? К полуночи я уже знал о вашем свидании в замке. В семь утра был здесь, и как только появился Массибан, сразу его подловил. А потом укольчик — и готово! Спи спокойно, дедуля! Вот сейчас положим тебя на травку… на солнышке тепло… ну, давай-давай, вот так… Отлично! Превосходно! А в ручку — шляпу, подайте на пропитание!.. Ох, старый добрый Массибан, что, заботишься о Люпене?

И действительно, все это походило на какой-то фарс: два Массибана рядом, один спящий, с головой, болтающейся из стороны в сторону, а другой — серьезный, почтительный и заботливый.

— Пожалейте бедного слепого… На, Массибан, держи, здесь два су и моя визитная карточка… А теперь, ребята, поедем на четвертой скорости… Слышишь, шофер, гони, 120 километров в час! В машину, Изидор! Сегодня в Институте пленарное заседание, и Массибан должен в три тридцать прочитать докладную записку, правда, не знаю о чем. Ну ничего, прочитает он эту свою записку. Уж я им преподнесу настоящего Массибана лучше, чем он сам, уж я скажу все, что думаю об этих его «доисторических надписях». Ведь я все-таки академик. Быстрее, шофер, пока что у нас лишь только 115 километров в час. Тебе страшно, забыл, что с тобой едет сам Люпен? Ах, Изидор, и кто это сказал, что жизнь — скучная штука, да она прекрасна, малыш, надо только знать… А вот я знаю… Известно ли тебе, каково мне было совсем недавно, в замке, пока ты болтал со стариком Велином, делать вид, что смотрю в окно, а самому рвать странички из исторической книги? Не сахар… А после, когда ты расспрашивал даму Вильмон о «Полой игле»? Я все думал: скажет ли она? Да, скажет… нет, не скажет… да… нет… У меня прямо мурашки бегали по коже… Если бы сказала, пришлось бы переделывать всю жизнь, все, достигнутое ценой неимоверных усилий, — насмарку. Войдет ли вовремя слуга? Да… нет… Вот он идет. Разоблачит ли меня Ботреле? Никогда! Такой болван! Нет… Да… Вот, уже… Нет, еще нет… Глядит на меня… узнал… вот сейчас схватится за револьвер… Ах, какое наслаждение!.. Изидор, ты слишком много болтаешь… Не хочешь поспать? А я — так просто умираю… Спокойной ночи…