Тяжелая черная рука сжала мое плечо. Гарри.

– Обрабатываешь толпу, амиго? – спросил я.

Он подмигнул.

– На такие тусовки, Карс, все политики и рвущиеся в политику приходят с подспудным чувством вины, так что выжать из них хотя бы немножко молока просто невозможно.

Молокобыло у Гарри специальным термином, обозначающим конфиденциальную информацию относительно участка и событий в нем. Хотя сам он политических интриг не любил, зато обожал сплетни, и этого самого молокау него всегда было больше, чем от целого стада породистых коров. Он склонился ко мне и зашептал:

– Прошел слух, что шеф Хирам отбывает и уже следующей весной нас покидает. Самое позднее – летом.

– Он что, начал брать уроки танцев? – Манера Гарри периодически начинать говорить в рифму меня то изумляла, то раздражала. Сегодня – как раз раздражала.

– Выход на пенсию, Карс. На два года раньше срока.

Три года я был патрульным полицейским на улице и еще год – детективом. Хотя я и знал о сложных взаимоотношениях внутри участка, меня они как-то не интересовали. Гарри посвятил пятнадцать лет изучению всего этого буквально на молекулярном уровне, а мне в подобных вопросах требовался переводчик. Перед тем как высказать свое компетентное мнение относительно того, чего следует ожидать в ближайшем будущем, Гарри выдержал паузу.

– Грядут властные игры, Карсон: задвигание конкурентов, предательские удары в спину и откровенная ложь. Люди, которые до этого только бумажки перекладывали, начнут строить из себя крутых, каких еще свет не видывал. – И какая часть этого дерьма свалится конкретно на наши головы? – спросил я.

Гарри сердито взглянул на свой пустой стакан и решительно двинулся в сторону бара; толпа расступалась перед ним, словно морские воды перед Моисеем, хоть Моисей этот и был негром в широких розовых брюках и красной рубашке.

– Мы, дружище, можем не волноваться и потом не обливаться, – бросил он через плечо. – Мы с тобой находимся слишком низко на служебной лестнице, чтобы нас достали эти потоки грязи.

В моем стакане с холодным чаем остался только лед. Я выловил кубик и провел им по потному лицу и затылку. Посреди ночной жары эффект был потрясающим: холодное прикосновение льда и вяжущий привкус танина. Маленькие радости, подумал я и со вздохом откинулся на спинку шезлонга. Над головой горел подернутый дымкой горбатый месяц с расплывчатыми очертаниями, воздух был перенасыщен влагой. После церемонии повторного освящения морга прошло уже несколько часов, и я, закинув босые ноги на перила веранды, любовался золотым пером нефтяной буровой вышки с газовым факелом наверху, видневшейся в трех милях через залив. Огонь на черной воде выглядел так же экзотично, как попугай в зарослях соснового леса.

Я живу на острове Дофин, в тридцати милях к югу от Мобила, причем несколько из этих миль – по воде. По местным меркам жилище мое скромное до неприличия – коттедж на две спальни на сваях, вбитых прямо в песок пляжа, – но любой риелтор оценит его в четыреста тысяч. Когда моя мама три года назад умерла, она оставила мне достаточно денег, чтобы провернуть эту сделку. Это был момент, когда мне требовалось безопасное уединение, а что может быть лучше, чем коробка посреди песка на острове? Зазвонил телефон. Я машинально похлопал по тем местам, где должны были быть карманы, если бы я был одет, потом взял трубку со стола. Это был Гарри.

– Нас ждут на месте убийства. Возможно, для ПИС-ПИС пришло время выхода.

– С первоапрельскими розыгрышами, Гарри, ты опоздал на пару месяцев. Что там на самом деле?

– Это наш инаугурационный бал, напарник. В центре города объявилось тело, которое ищет свою голову.

Мы с Гарри служили детективами Отдела убийств в первом округе Мобила и были напарниками, а в силу бессмысленной жестокости, которая имеет место в любом городе, где бедность и достаток тесно переплетаются, работа у нас была всегда. Но работали мы в своем округе только в тех случаях, если, в соответствии с пересмотренными методическими указаниями, убийца проявлял «явные признаки психопатологических или социопатических тенденций». Тогда, независимо от юрисдикции, на сцену выходила команда психопатологических и социопатических исследований. Эта команда ПСИ, которую у нас в участке, понятное дело, называли ПИС-ПИС, состояла из Гарри и меня, да еще, возможно, парочки специалистов, которых мы могли привлекать в случае необходимости. Хотя само это подразделение существовало в основном на общественных началах – и не было задействовано, – были в участке люди, которым это не нравилось.

Вроде меня, если говорить конкретно.

– Давай туда как можно быстрее, – сказал Гарри, продиктовав мне адрес. – Я встречу тебя снаружи. Включай сирену и мигалку. Не тяни, жми на газ и лети пулей.

– Не хочешь, чтобы я по дороге заехал за молоком и булкой для тебя?

Но он уже отключился.

Я впрыгнул в джинсы, натянул еще достаточно свежую белую рубашку, в которой был на вечеринке, а сверху набросил кремовый полотняный пиджак, чтобы прикрыть ремни кобуры на плече. Я слетел вниз по ступенькам, забрался в свой «Форд-Таурус» без полицейских опознавательных знаков, стоявший под домом, и рванул с места, подняв фонтан песка и битых ракушек. Пока я не пересек чернильную полоску воды, отделявшую остров от материка, мигалка и сирена отдыхали, а после я врубил световое и звуковое шоу на полную и вдавил педаль газа в пол.

Тело находилось в небольшом парке в юго-западной части Мобила – пять акров посадки из дубов и ореховых деревьев, окруженных постройками начала прошлого века, отражавшими постепенное движение города от упадка к облагораживанию территорий. Напротив парка стояли три патрульные машины с включенными мигалками плюс микроавтобус технической службы. Два автомобиля без полицейской маркировки пристроились по бокам блестящего черного внедорожника, в котором, как я решил, приехал Скуилл. Здесь же был фургончик вездесущей службы новостей с задранной вверх спутниковой антенной. Впереди, метрах в пятнадцати, я увидел Гарри, который направлялся к входу в парк. Я остановился и, выйдя из автомобиля, тут же угодил в засаду: в глаза мне внезапно ударил яркий свет телекамеры.

– Это ДиДи Денбери, «Новости Экшн Четырнадцать». Я нахожусь перед парком Боудери, где было найдено обезглавленное тело. Рядом со мной детектив Карсон Рай дер из…

Я хмуро глянул на камеру и выругался, использовав при этом слова трех действительно существующих языков и еще одного, придуманного только что, на месте. Больше всего на свете репортеры не любят, когда их перебивают. Репортерша оттолкнула меня в сторону.

– Блин, – бросила она оператору. – Стоп!

Я догнал Гарри, и молодой патрульный, охранявший вход в парк, внимательно посмотрел на меня.

– Вы ведь Карсон Райдер, верно?

Я опустил глаза и промямлил что-то невнятное, что можно было расценить как угодно. Ткнув пальцем в свою форму, патрульный спросил у Гарри:

– Что мне сделать, чтобы поскорее избавиться от этого, как это получилось у Райдера?

– Нужно, чтобы ты был либо чертовски хорош, либо абсолютно безбашенным, – бросил через плечо Гарри.

– А Райдер какой? – не отставал молодой полицейский. – Хороший или ненормальный?

– Хватает и того, и другого, черт побери! – рявкнул Гарри. И, обращаясь ко мне, уже спокойнее добавил: – Поторопимся.

Криминалисты привезли с собой на место происшествия переносные прожекторы, настолько мощные, что их света было бы вполне достаточно, чтобы посадить «Боинг-757», причем все освещение было сконцентрировано на участке размером метров семь на семь, где кое-где торчали кусты в рост человека. Вокруг высились деревья, закрывавшие практически все небо. На каждом шагу нас подстерегало собачье дерьмо. Метрах в десяти от этого места парк пересекала извилистая бетонная дорожка. Возле ограды, отделявшей парк от улицы, теснилась все растущая толпа зевак: пожилая женщина, теребящая в руках носовой платок, держащаяся за руки молодая парочка, с полдюжины потных бегунов трусцой, которые продолжали пританцовывать на месте.