Работы велись в нарастающем темпе, стройка требовала мобилизации всех возможностей, новаторских методов труда, прогрессивных технических решений, дерзости и смекалки. Я заметил: всевозможные наши трудности и нехватки часто рождали новые и оригинальные идеи. Вот два примера из многих, сохранившихся в памяти.

Домна № 3, которую восстанавливали первой, была единственной, устоявшей после взрыва. Но она осела, наклонилась в сторону, словно Пизанская башня, и от окончательного падения ее удерживала только зависшая внутри шихта. Выход, казалось, был один: демонтировать гигантскую печь, а потом ставить заново. Однако работники управления Стальконструкция, которое возглавлял опытнейший монтажник М. Н. Чудан, пошли другим путем. Решено было выровнять домну, чего никто и никогда еще не делал. Главный инженер управления А. В. Шегал, разработавший этот проект, говорил мне так:

– Обстановка вынуждает нас дополнять известные приемы строительного искусства элементами «лечебной хирургии».

В одно прекрасное утро монтажники удалили козел (застывший чугун), подвели под домну девять гидравлических домкратов мощностью от ста до двухсот тонн, потом разрезали кожух печи и приступили к подъему. Сотни строителей застыли вокруг. Многие остались после смены, уставшие, невыспавшиеся, но все напряженно ждали, чем это кончится. Я тоже остался. Были в тот день и другие дела, но уйти, как и все, не мог. Гигантская печь чуть заметно дрогнула и стала медленно приближаться к вертикали. Пять с половиной часов шел подъем, и никто площадку не покинул. Я тоже стоял до конца, пока образовавшуюся щель не заварили с обеих сторон стальными прокладками. Дело было сделано. Вместо двух месяцев – пять с половиной часов! Государству это сэкономило свыше миллиона рублен. За смелое решение Михаил Николаевич Чудан и Айзик Вольфович Шегал были удостоены Государственной премии.

Лауреатом Государственной премии стал и начальник управления Стальмонтаж Марк Иванович Недужко, человек большого таланта и смелости. Он был моим земляком, с Днепропетровщины. Родился в семье крестьянина-бедняка, на заводе был слесарем, сварщиком, потом стал монтажником. В годы пятилеток руководил уже монтажом на стройках Урала и Сибири, во время войны вел прокладку бензопровода в осажденный Ленинград. Трубы смонтировали на льду Ладожского озера, а затем опустили на дно, обеспечив таким образом горючим Ленинградский фронт. При обстреле Марк Иванович провалился в ледяную ладожскую воду и с тех пор тяжело болел. Но работал он до конца своих дней.

В Запорожье его управлению было поручено восстанавливать прокатные цехи – те самые, которые разрушались фашистами с особой, изуверской тщательностью. (Я уже говорил о красных литерах «F» на колоннах.) И вот, разобравшись в этом стальном буреломе, Марк Иванович предложил поднимать пролеты целиком. Мысль поражала смелостью и новизной. Он разделил возрождаемый цех на огромные блоки: каждый включал до двадцати колонн и весил не менее тысячи тонн. Затем отделил один блок от другого, разрезав их автогеном, и после этого вступили в действие телескопические стойки – подъемные устройства, которые Недужко сконструировал вместе с главным инженером своего управления Григорием Васильевичем Петренко. Как бы ухватив цех за крышу, они тянули вверх целые участки пролета, и постепенно изуродованные колонны выпрямлялись, стропила и балки занимали свое законное место. Многие детали, конечно, были невосстановимы, их удаляли, а на некоторые конструкции накладывали швы и заплаты – это была все та же «лечебная хирургия».

В итоге – работы на сложнейшем участке удалось ускорить по меньшей мере на год. Спасено было немало очень дорогих конструкций, которые предполагалось сдать в металлолом. Так создавалась наука возрождения поверженных заводов, которая тогда очень была нам нужна, хотя лучше бы никогда и нигде ею больше не пользоваться.

Мы восстанавливали технологическую цепочку первой очереди «Запорожстали», включавшую лишь те звенья, которые требовались для выпуска стального листа. ТЭЦ с воздуходувными агрегатами должна была дать дутье для доменной печи, домна, выдавая чугун, даст и горячий газ, необходимый прокатным цехам. Но ограничиться только этим мы не могли, и одновременно велись работы по возрождению всего предприятия – железнодорожной сети, водоснабжения, энергоснабжения, подсобных производств и так далее. Опыт, накопленный ударной стройкой, был очень ценным, и важно было ни в коем случае его не утратить, не позабыть, всемерно использовать на других объектах. Запорожский горком КП(б)У принял специальное постановление «Об изучении и распространении передовых методов труда новаторов Запорожстроя». Незадолго до первой задувки доменной печи мы проводили партийно-хозяйственный актив. Больше всего я говорил на нем, естественно, о предпусковых насущных задачах, но сказано было и о перспективе:

– Мы сумели вместе с вами за короткий период повернуть внимание хозяйственных руководителей и коммунистов к делу выполнения государственных планов. Но надо смотреть шире. Хотел бы, чтобы урок Запорожстроя, наиболее характерный с точки зрения партийного руководства делом, стал примером для всей нашей партийной организации, для всех промышленных предприятий.

Вся страна к тому времени помогала возводить наш завод. Рядом со стройплощадкой стояли палатки с надписями: «Горький», «Рига», «Ташкент», «Баку», «Дальний Восток» – в них жили строительные бригады. Наши заказы выполняли более двухсот заводов, находящихся в семидесяти городах. Из Горького шли грузовики, Архангельск поставлял шпалы, Ярославль – электромоторы, Баку и Грозный – битум и другие нефтепродукты. Станки поступали к нам из Москвы, рельсы – из Кузнецка, лес – из Белоруссии, металлоконструкции – с заводов Днепропетровской области, в том числе с моей родной Дзержинки. Даже проекты восстановления цехов готовили для нас Киев, Харьков, Днепропетровск, Ростов-на-Дону, Ленинград, Москва. Хотя в Запорожье уже появился свой филиал Гипромеза.

И тут мне хочется помянуть добрым словом одну скромную женщину – инженера «Запорожстали» Е. С. Шеремет. Много ли может сделать один человек? Много, если предан делу и помнит свой долг. В черные дни отступления, когда гитлеровцы обстреливали город, она собрала, вывезла, потом сберегла и наконец вернула на завод все кальки и чертежи. Многие тысячи листов. И как они пригодились! Поступало оборудование – и возвращенное из эвакуации, и заново выпущенное для нас, – проектировщикам и монтажникам старые чертежи помогли сэкономить драгоценное время. Характерно, что даже старые машины конструкторы и рабочие ухитрялись модернизировать, улучшить. Например, слябинг, который монтировали у нас краматорцы, остался тот же, что был до войны, но мощность этого обжимного стана с 1 200 000 тонн слитков в год возросла до 2 000 000 тонн.