— Шарлотте нельзя верить, потому что тебе никогда не понять ее истинных целей и намерений, — продолжала Двайвел. — Да, как и многие другие, она хочет власти. Но понять, где она надеется ее найти, невозможно. Верность ей неведома. Ради более выгодной сделки она растопчет любого и каждого,

Энтрери кивнул в знак согласия. Шарлотта никогда не нравилась ему, и, как и Двайвел, он никогда не верил ей ни на йоту. У Шарлотты Весперс не было ни принципов, ни правил, одно лишь бесконечное себялюбие.

— Она не знает границ, — заметила Двайвел. — Мне всегда не слишком нравились женщины, пользующиеся своим телом для достижения желаемого. Я, знаешь ли, тоже не уродина, но при этом мне никогда не приходилось ронять себя так, как она.

Она сказала это весело, и Энтрери улыбнулся. Двайвел и впрямь привлекательна: у нее красивое лицо, она умеет прекрасно одеться и при этом обладает острым умом, проницательностью и умением разбираться в людях.

— Ну и как тебе новый товарищ? — вдруг спросила она.

Энтрери удивленно уставился на нее — умеет же она сменить тему.

— Да меч же, — с притворным раздражением пояснила она. — Теперь ты его хозяин. Или он — твой.

— Я его хозяин, — выделяя каждое слово, ответил Энтрери, кладя руку на костяной эфес. Двайвел недоверчиво поглядела на него.

— Наш поединок с Когтем Шарона еще не состоялся, — признал убийца, — но я не думаю, что меч настолько могуч и мне следует его бояться.

— А разве Джарлакс не думал то же самое о Креншинибоне? — невинно поинтересовалась хафлинг, и Энтрери насторожился.

— Он возвел хрустальную башню, — продолжала всеведущая Двайвел. — А это, если верить старым мудрецам, одно из самых заветных желаний кристалла.

Энтрери хотел спросить, откуда ей известно все это: о кристалле, о Даллабаде, о башне и о том, кто за этим стоит, но воздержался. Само собой, Двайвел все известно, она всегда все знает — и это один из секретов ее притягательности. В частых беседах Энтрери дал ей достаточно намеков, чтобы она сама обо всем догадалась, к тому же у нее было много осведомителей. Если Двайвел Тиггервиллис узнала, что у Джарлакса есть некий предмет по прозванию Креншинибон, то она наверняка сразу отправилась к мудрецам и хорошо заплатила им за сведения о всесильном осколке.

— Он думает, что владеет кристаллом, — сказала она.

— Не надо недооценивать Джарлакса, — предупредил убийца. — Многие совершили эту ошибку и сейчас мертвы.

— Не надо недооценивать кристалл, — решительно парировала Двайвел. — Многие совершили эту ошибку и сейчас мертвы.

— Что ж, тогда они стоят друг друга, — небрежно бросил Энтрери. Он положил подбородок на ладонь и, поглаживая безупречно гладкую щеку, задумался. — Джарлакс умеет управлять Креншинибоном, — наконец изрек он.

Двайвел молчала.

— Более того, — продолжал убийца, стараясь разобраться в собственном отношении и обращаясь больше к себе, чем к ней, — он примет союз с Креншинибоном, если тот окажется равен ему. Вот разница между Джарлаксом и мной. Если нужно, он сделает кристалл компаньоном и найдет способ объединить цели.

— Но у Артемиса Энтрери не может быть компаньонов, — вставила Двайвел.

Убийца снова задумался и даже мельком глянул на свой новый меч, обладавший и проницательностью, и умением подчинять; оружие, чей дух необходимо укротить, если хочешь действительно владеть им.

— Это так, — согласился он. — Компаньонов у меня нет, да я и не хочу. Этот меч — мой, и будет мне служить. Только так.

— А если нет?

— А если нет, то окажется в едкой пасти черного дракона, — с такой яростью проговорил Энтрери, что Двайвел поверила.

— Кто же тогда сильнее, — отважилась спросить она, — Джарлакс, который умеет поступаться своей исключительностью, или одиночка Энтрери?

— Я, — ни мгновения не колеблясь, ответил он. — Может, сейчас Джарлакс и думает иначе, но среди его окружения рано или поздно найдется предатель, который его и свергнет.

— Тебе всегда была противна мысль выполнять чьи-то приказы, — со смехом заключила Двайвел. — Вот почему тебе несносно устройство нашего мира!

— Чтобы подчиняться приказу, надо доверять тому, кто его отдаст, — отозвался Энтрери, и по его тону было ясно, что он не обиделся. Наоборот, в голосе звучала доверительность, подтверждавшая, что обаяние Двайвел Тиггервиллис и над ним имело власть. — Вот поэтому, дорогая моя Двайвел, мне так не нравится устройство мира. В очень юном возрасте я узнал, что верить кому-то или рассчитывать на кого-либо, кроме себя, нельзя. Зависимость от других открывает ворота обману и горестям, ты становишься уязвим, и кто-то обязательно воспользуется этим. Зависимость от других — слабость.

Двайвел немного посидела молча.

— Но раз ты говоришь мне это, значит, мне ты научился доверять, — наконец сказала она. — Значит, из-за меня ты стал слабее, мой друг?

Энтрери криво улыбнулся, и непонятно было, позабавили его ее слова, или он предупреждал ее не лезть не в свое дело.

— Может, я просто слишком хорошо знаю и тебя, и твою шайку, чтобы понимать, что вас можно не бояться, — нахально ответил он, вставая и потягиваясь. — А может, у тебя просто хватило ума не пытаться приказывать мне.

Двайвел тоже улыбнулась открытой, искренней улыбкой. В глазах Энтрери мелькнул благодарный огонек. Возможно, для этого холодного человека их непринужденные беседы и впрямь были проявлением слабости. Но Энтрери действительно доверял Двайвел, признавайся в этом или нет, и может, даже больше, чем кому-либо за всю жизнь. По крайней мере, с тех пор. как его предали, навсегда искалечив ему душу.

Энтрери направился к двери легкой непринужденной походкой танцора. Многие опасливо оборачивались ему вслед — надо быть настороже, когда рядом находится смертельно опасный убийца.

Но Двайвел была спокойна. Вскоре после смерти Дондона она поняла, как можно сохранить их странную дружбу. Энтрери, несомненно, убил бы ее, если бы она его разозлила, но Двайвел прекрасно знала, за какую черту нельзя заходить.

Глядя в спину опасного друга, выходившего из «Медного муравья», она улыбалась спокойно и искренне.

— Мои господин, он сказал, что я должен заплатить тебе, это так? — гнусаво спросил у одного из привратников крепости жалкий темнокожий человечек. — Корин Сулез — хозяин Даллабада, правильно? Мой хозяин говорит, надо заплатить Корину за воду и отдых в тени, да?

Солдат переглянулся с напарником, и оба поглядели на человечка, кивавшего, как болванчик.

— Видишь эту башню? — спросил первый, глазами показав на странное хрустальное строение, сиявшее над оазисом. — Она принадлежит Адании Сулез, теперь она правит Даллабадом.

Человечек смотрел на башню в немом восторге.

— Адани-ия, — протянул он, словно что-то припоминая. — Сулез, так? Как Корин.

— Она дочь Корина Сулеза, — объяснил привратник. — Отправляйся, скажи своему господину, что теперь она хозяйка оазиса. Это ей ты платишь, через меня, конечно.

Человечек взволнованно затряс головой.

— Да-да-да, — согласился он, протягивая тощий кошелек, — и тогда мой господин сможет с ней встретиться, да?

Солдат пожал плечами.

— Возможно, если мне удастся попросить ее, — он протянул руку, и посетитель недоуменно поглядел на него.

— Если у меня найдется время, чтобы сходить и доложить, — с нажимом добавил стражник.

— Я должен заплатить, чтобы ей доложили? — спросил недотепа, а второй солдат громко фыркнул, поражаясь его тупости.

— Ты платишь мне, я докладываю ей, — в лоб заявил стражник. — Не платишь, и она не принимает твоего хозяина.

— Но… если я заплачу, мы… он встретится с ней?

— Если она соизволит. Я ей передам, но большего обещать не могу.

Маленький человек по-прежнему тряс головой, но глаза отвел в сторону, обдумывая, как поступить.

— Я заплачу, — наконец решил он и протянул еще один кошелек, поменьше.