Рай’ги покачал головой — у них сейчас достаточно гораздо более важных дел, чем судьба какого-то воришки в далеком и малоинтересном городе.

— Артемис Энтрери не сбежит далеко, — решительно произнес он. — Он попортил мне много крови и заплатит за это.

Киммуриэлю эти слова показались несколько высокопарными, но в целом он был согласен. Псионик подумал, что самым непростительным преступлением убийцы было его высокое мастерство. Дроу оскорбляла его незаурядность, в этом и коренилась ненависть. Но и псионик, и чародей были достаточно умны, чтобы признавать незаурядность Энтрери.

Хотя это никоим образом не улучшало его положение.

— Плетут и плетут! — бушевал Энтрери, колотя кулаком по маленькому столику в задней комнате «Медного муравья». Этот дом по-прежнему оставался единственным местом в Калимпорте, где он мог не опасаться слежки Рай’ги и Киммуриэля, — а в последнее время он слишком часто чувствовал, что они наблюдают за ним. — Плетут свою паутину, и конца этому нет!

Двайвел Тиггервиллис спокойно откинулась в кресле и с любопытством поглядела на приятеля. Они были давно знакомы, но никогда еще она не видела его таким взбудораженным и злым. А если уж Артемис Энтрери разозлился, то лучше держаться от него подальше. Еще более удивительно, что он пребывает в таком состоянии после убийства Домо. Он настолько ненавидел оборотней, что, убив одного из них, по крайней мере, день находился в хорошем расположении духа. Однако Двайвел понимала причину дурного настроения убийцы. Она плохо себе представляла, каково это — иметь деда с темными эльфами, но все-таки видела достаточно, чтобы понимать, какие они мастера по части интриг и обмана.

— Слишком сложная паутина, — выпустив пар, уже спокойнее произнес Энтрери. — Я просто запутался, столько всего накручено. Я уже не понимаю, что правильно, а что нет.

— Но ведь ты все еще жив, — промолвила Двайвел, — значит, действуешь правильно.

— Боюсь, я здорово ошибся, прикончив Домо, — покачивая головой, вздохнул убийца. — Я, правда, никогда не питал нежных чувств к крысиным оборотням, но на этот раз, пожалуй, надо было оставить его в живых, хотя бы ради того, чтобы оставался какой-то противовес заговору против Джарлакса.

— Но ты ведь не можешь знать, правду ли говорили Домо и его прихвостни, когда упомянули про заговор среди дроу, — рассудила Двайвел. — Может, они сказали это затем, чтобы ты обо всем донес Джарлаксу и тем самым расколол бы Бреган Д'эрт. А может, Домо готов был сказать все что угодно, лишь бы спасти свою шкуру. Он знает о твоих отношениях с Джарлаксом и понимает, что для тебя лучше, когда он во главе.

Энтрери удивленно смотрел на нее. Может ли быть, чтобы Домо все это знал? Хотя да, конечно. При всей ненависти к крысиным оборотням нельзя не признать, что требовались незаурядные ум и хитрость, чтобы держать в руках эту странную гильдию.

— Но в любом случае это неважно, — продолжала Двайвел. — Мы же понимаем, что междоусобицах Бреган Д'эрт крысиные оборотни роли не играют. Если Рай'ги и Киммуриэль надумают совершить переворот, крысы их не остановят.

Энтрери тряхнул головой — все это его совсем не радовало. Один на один он имел шансы одолеть или обхитрить любого дроу, но те никогда не действовали в одиночку. В каждой группе внутри банды все были заодно, и понять, что происходит на самом деле, было невозможно. Ко всему прочему все карты путал кристалл — убийца не мог понять, Креншинибон ли подчиняется Джарлаксу, или же главарь всего лишь его послушный раб. Будет ли Джарлакс защищать убийцу, если кристалл возжелает его смерти?

— Ты забыл все, что когда-то усвоил, — мягко увещевала его Двайвел. — Дроу играют в те же самые игры, что и паша Пуук, и паша Басадони, и все остальные, вместе взятые. В Калимпорте веками играют в эти игры, и темные эльфы делают то же самое.

— Да, только они куда лучшие игроки, — хмуро ответил убийца.

— Но зато решение всегда одинаковое, — с улыбкой ответила она. — Когда вокруг сплошное притворство… — Она сделала паузу, ожидая, что Энтрери закончит сентенцию, которую он должен был усвоить, как никто другой. — Когда все сплошное притворство… — повторила она с нажимом.

Энтрери принудил себя успокоиться и забыть о том чрезмерном почтении и даже страхе, которые научился испытывать к темным эльфам, особенно к Рай’ги и Киммуриэлю.

— Когда одна паутина плетется поверх другой, — процитировал он, — и вокруг — сплошное притворство, правда лишь то, что сделаешь ты сам.

— Ты знаешь настоящий путь, потому что проходишь его сам, — согласилась Двайвел. — А для лгуна нет ничего хуже, чем видеть, как противник обратил один из его обманов в правду.

Энтрери почувствовал себя немного лучше. Именно на это он и надеялся, когда, почуяв слежку, улизнул из дворца Басадони и отправился в «Медного муравья».

— Ты веришь Домо? — спросила женщина-хафлинг.

После минутного раздумья он кивнул.

— Песочные часы перевернули, время пошло, — заявил он. — Ты узнала то, что я просил?

Двайвел сунула руку под чехол своего кресла и извлекла портфель, набитый свитками.

— Это о Кэддерли, — пояснила она, протягивая его убийце.

— А о том, другом?

Она снова пошарила где-то в глубине и вынула такой же мешочек, как тот, что носил на поясе Джарлакс. Даже не заглядывая внутрь Энтрери знал, что там лежит копия Креншинибона.

Он взял его не без колебания, поскольку понимал, что ступает на дорогу, опаснее которой не было в его жизни, и назад пути нет.

Заметив, как он нахмурился, Двайвел поспешила заверить:

— Никакие чары в нем не заключены. Я лишь попросила окружить его излучением, которое при беглом осмотре чародеем выдало бы его за подлинник.

Энтрери кивнул и закрепил мешочек на ремне сзади, чтобы его полностью скрывал плащ.

— Мы могли бы просто вывести тебя из города, — предложила Двайвел. — Дешевле было бы и нанять чародея, который перенес бы тебя далеко-далеко отсюда.

Энтрери усмехнулся. Не об этом ли он думал тысячу раз с тех пор, как Бреган Д’эрт объявилась в Калимпорте, но всякий раз отмахивался от этой мысли? Да и далеко ли он сбежит? От Рай'ги и Киммуриэля все равно не спрячешься.

— Будь с ним рядом, — предупредила Двайвел. — Когда все случится, ты должен всех опередить.

Энтрери стал подниматься, но чуть помедлил и внимательно поглядел на Двайвел. Он понял, что она искренне переживает за него, и его поразила мысль, что ее-то лично это никак не касается. Похоже, она была тем, кого немного набралось за всю его жалкую жизнь. Другом.

Пройдя в соседнюю комнату, он стал перебирать бумаги, касающиеся жреца Кэддерли. Может, этот человек поможет разрешить трудности Джарлакса, а значит, и его собственные?

Джарлакс, пользуясь разными магическими приспособлениями, имевшимися у него в избытке, но нарочно не обращаясь к помощи Креншинибона, торопился в Даллабад, куда его гнали раздражение и беспокойство.

Вот оно, самое верное испытание их партнерства. Джарлаксу казалось, что кристалл начинает верховодить в их отношениях, поэтому и решил определить все раз и навсегда.

Он собирался уничтожить хрустальную башню.

Креншинибон тоже это знал. Джарлакс чувствовал, как осколок недовольно пульсирует в мешочке, и опасался, что в порыве отчаяния тот может устроить состязание воли, в котором возможен только один победитель.

Но Джарлакс был готов. Он никогда не боялся принимать решения сообща и делить ответственность с кем-то еще, если результат должен был привести к достижению и его личных целей. Однако не так давно он ясно понял, что кристалл стремится совсем к другим высотам. Он старается заставить его делать то, что ему не нужно.

Джарлакс оказался перед хрустальной башней вскоре после захода солнца, когда на Калимшан спустились очень темные южные сумерки. Дроу собрал всю свою решимость и укрепился духом перед неминуемой схваткой. Последний раз оглядевшись вокруг и удостоверившись, что никого нет, он вынул кристалл.