— Дела, — устало протянула та. — Столько всего навалилось сразу, а я всего этого не умею.

— Расскажи, — попросила Элис.

— Чего рассказывать, — махнула рукой Кикирилла, — я даже не могу их напугать.

Элис непонимающе уставилась на Кикириллу. Она меньше всего ожидала такого ответа. Элис помнила, что на балу Кикириллу выбрали хозяйкой тайги, неужели кто-то осмелился её обидеть. Элис представляла, что Кикирилла сейчас почивает на лаврах, пьет горячий шоколад или ледяной лимонад… Все вокруг бегают суетятся, пытаясь угодить госпоже… Но перед собой она видела грустно вздыхающую маленькую девочку на ступеньках.

— А зачем их пугать?

— Какая ты замечательная девочка, ну просто прелесть. — снова вздохнула Кикирилла. — Надо, чтобы они меня боялись.

— Кому надо?

— Моей бабушке.

— По-моему, это смешно, и ты смешная, — улыбнулась Элис.

— Я не должна быть смешной. Я должна быть страшной-престрашной, ужасной-преужасной, и тогда у меня все получится.

— Что получится?

— Я боюсь, что у меня не получится, тем более все, — словно не расслышав вопроса, продолжила девочка. Элис призадумалась.

— А ты постарайся. Если хочешь, я помогу. Давай я первая тебя испугаюсь, предложила Элис, ей очень хотелось разогнать тоску.

— Так просто нельзя испугаться. А давай я тебя хоть чем-нибудь напугаю? Например, скажу тебе, что я правнучка Кикиморы болотной, — и Кикирилла вскинув руки, с растопыренными граблями-пальцами, зарычала. Получилось очень мило.

— У меня мурашки по спине, мурашки… Кикимора болотная — это что-то нехорошее. Мама рассказывала, что Кикимора ночью выходит из болота и зазывает путников, там они и пропадают.

— Что, страшно? — и вдруг перейдя на шепот, Кикирилла предупредила. — Не бойся, я тебя не съем, щекотать не буду, в трясину не потяну — некогда мне! Даже бабушка знает, что нас сейчас никто не боится, все стали грамотными, начитанными. Ученые доказали что нас нет, а как нас нет, когда я вот здесь. Это ученых нет, ты хоть одного видела? — Не дожидаясь ответа на вопрос, видимо он её абсолютно не волновал, Кикирилла предложила девочке присесть.

— Куда?

— Да вот же кресло!

Действительно, рядом с забором стояло роскошное кресло, покрытое голубым мхом. Элис была уверена, что секунду назад его не было.

— Садись, садись, земля уже жалуется, что ты давишь её своими сандалями, приглашала Кикирилла.

Элис присела на краешек кресла, сомневаясь, вдруг это шутка. Но не произошло ничего неожиданного. Тогда развалившись на подушках, она расслабилась. Кикирилла удобнее устроившись на ступеньках крыльца (хотя не понятно, как можно удобно устроиться на ступеньках), защелкала ножницами.

— А почему ты сидишь на ступеньках?

— Потому что я работаю. Сегодня у горы начинается год рождения, и я обещала ей подарок.

— У какой горы?

— У Лысой! Ей исполняется пятьсот лет. Лето рассказывало, что раньше гора была выше, моложе.

— А что за подарок?

— О, это чудная вещь! Я готовлю ей прическу, вернее, головной убор.

Кикирилла продолжила что-то вытворять ножницами. Обрезки зеленой бумаги так и сыпались из-под её быстрых и умелых рук. Около крыльца уже валялась целая куча. Еще несколько секунд, и Кикирилла радостно воскликнула:

— Вот, смотри! — она расправила свое творение. Это была бумажная гирлянда елочек. Похваставшись работой, она повесила гирлянду на плечи.

— Давай, я тебе помогу, — предложила Элис.

— А ты умеешь? — недоверчиво спросила Кикирилла.

— Нас в школе учили.

— А что ты мне голову морочишь: не могу, не буду, не умею. Я тебя уже полчаса уговариваю помочь мне, а ты…

— Когда это ты меня уговаривала? — Элис от удивления, остолбенела.

— Испугалась? — с надеждой в голосе спросила правнучка Кикиморы.

— Очень-преочень, — собралась обидеться Элис.

Кикирилла подтащила к креслу стол, заваленный зеленой бумагой:

— Дерзай, твори, все можно, главное чтоб красиво было.

Элис защелкала ножницами, вырезая гирлянды в виде елочек, берез, цветов.

— А зачем горе нужен головной убор? — поинтересовалась она.

Как говорит гора, ей нужен головной убор для солидности — дама в шляпе! Но я-то понимаю, зачем…

— Зачем?

— Макушка мерзнет.

— Но ведь лето наступает, тепло будет, — напомнила Элис.

— Это внизу тепло, а вверху холодно. Чем ближе к земле, тем теплее, чем ближе к небу, тем холоднее. Когда гора стояла молодая, крепкая, высокая, то и снежная шапка ей нипочем была. Раньше она никому не позволяла на свою голову залезть, сколько людей скинула! А к старости скучно и одиноко стало, любому зайцу приют дает. Это у людей седина украшает старость, а зелень — молодость. А у гор наоборот: чем больше зелени, тем горы старше, мудрее, опытнее.

— Ж-ж-з-з, здравствуйте, — вдруг услышали девочки чей-то голос. Девочки повернули голову. Над крышей коттеджа, плавно покачиваясь, кружила пчела. Сделав очередную петлю, она уселась на козырек крыльца. Поправив полосатый наряд, она по-детски заболтала ножками.

— Это бабушка Жу-жу, — представила её Кикирилла. Она хотела что-то сказать пчелке, но та умоляюще приставила палец к губам. Широко улыбнувшись, она красиво запела:

Жуж-жу, кружу,

Круж-жу, жужу.

Медку в ведерке

Предлож-жу.

— Кикирилла! — обратилась она к девочке. — Как ты думаешь, если я вместо жу-жу, буду говорить "вжик",цветам понравится? Вот послушай! — И она стала тянуть слово «вжик» на разные тона, то быстро, то медленно, то нараспев.

— Неплохо, — прислушавшись, согласилась Кикирилла.

— Вжик, — задумчиво протянула пчела, прислушиваясь к собственному голосу, — вроде неплохо. Подобрав лапки, она встала на крышу, и гордо продекламировала, — вжик, вжик…. ну я полетела, — снявшись с места, пчелка замахала крылышками, понесла свое полосатое тело в сторону леса.

— Ведерко забыла, — напомнила Кикирилла удаляющейся пчелке.

— Вжик, вжик, для тебя забыла, — исчезая в небе, провжикала пчелка.

— Невоспитанная, — пробурчала Кикирилла и направилась за дом. Вскоре она появилась, волоча длинную лестницу. Элис бросилась помогать.

— Неужели трудно забыть ведерко не на крыше, а где-нибудь поближе к земле. Улетела, даже не приняв мое приглашение на чай, — спускаясь с лестницы и аккуратно поддерживая ведерко с медом, ворчала Кикирила. — Вот куда его девать?

— Кого?

— Приглашение на чай.

— Ну, если тебе некуда, — перекатываясь с пятки на носок, задумался Элис, — отдай мне.

Кикирилла разглядывая ладони, на случай мозолей, или заноз, удивленно подняла глаза.

— У тебя же есть мое приглашение.

— Ну, лишнее не помешает. Оно же пить, есть, не просит.

Не усмотрев на ладонях никаких изменений, Кикирилла направилась к дому;

— Ну, тогда пошли.

— Куда?

— Тратить первое приглашение.

Элис наступила на первую ступень крыльца, та жалобно скрипнула. Неожиданно для себя Элис перед ней извинилась. Следующая ступенька задрожала и, будто резиновая, прогнулась так, что Элис сначала чуть не ударилась подбородком, а потом закачалась, как на цирковом батуте. Подкинутая вверх, она спрыгнула на третью ступень, та не шелохнулась. Облегченно вздохнув, Элис спокойно ступила на четвертую. Ступенька завыла, заухала, завизжала, заходила ходуном, из стороны в стороны, пытаясь сбросить непосильную ношу. Элис схватилась за поручни, перескочила на крыльцо.

Кикирилла только развела руками и сказала.

— Что поделаешь — характер.

Словно дождавшись своей очереди, дверь украшенная витиеватым рисунком резко распахнулась. Сама, никто её не просил. Распахнулась и оттуда вывалилась — да, да, именно вывалилась — целая куча разноцветных игрушек: воздушный шар, резиновый мяч, мохнатый белый заяц, выкатился трехколесный велосипед, даже неуклюжий пень, цепляясь корнями, с трудом протиснулся в дверь. Вся эта шумная компания разбежалась, разлетелась, распрыгалась в разные стороны.