— Что это? — спросила Дженни. Ей на самом деле пришлось повысить голос из-за приближающегося шума. Я не знаю, что я тогда думал о том, что происходило. Нападение инопланетян? Конечно, это могло прийти в голову после последнего фильма, который мы с Дженни смотрели, «Искусственный интеллект». Я притянул Дженни ближе к себе. Казалось, это заняло больше времени, чем было на самом деле, но даже тогда это не имело смысла. До первого контакта. Улицы из мрачной тишины превратились в громкую панику. Мы были так близко, мы все это наблюдали. Дженни отвернулась и уткнулась лицом в мою грудь, когда самолет протаранил башню.

— Что происходит, Блейк?

— Я не знаю. Пойдем. Давай убираться отсюда.

Я потащил её по улицам, обгоняя испуганных людей. Те вещи, которые я слышал, никто никогда не думал услышать. Беги, террорист, утечка газа, башни-близнецы, звуки были оглушающими. Я помню, как один мужчина кричал людям, чтобы они бежали со всех ног. Все так и сделали. Все боялись, что это конец.

— Не смотри! — приказал я, когда одна женщина закричала, что люди выпрыгивают из окон.

— О, Боже. Они и правда, Блейк. Люди выпрыгивают.

— Я говорил тебе не смотреть. Не смотри. Бежим, Дженни. Держись за мою руку и бежим.

— Ладно? — мне пришлось остановиться и потрясти ее за плечи, чтобы успокоить. Слезы черными струйками текли по ее щекам, и она тяжело дышала. — Успокойся, Дженни. Я вытащу нас отсюда, хорошо? Пожалуйста, перестань плакать. С нами все хорошо. Все хорошо, — повторял я.

Мы бежали и бежали, подальше от этого места. Люди кричали, чтобы все убегали. Я даже услышал, как какой-то человек закричал, что прямо на нас направляется реактивная ракета. Я остановился и начал лихорадочно оглядываться по сторонам, чтобы определить, в какую сторону идти, когда пожарный сказал нам, что мы не можем идти вниз по улице. Я знал, что она приведет нас обратно туда, откуда мы бежали. К этому времени дым и гарь добрались до наших легких, и мы закашляли. Мы развернулись и пошли не в том направлении, после того, как пожарный пресек нашу попытку свернуть в переулок. Казалось, мы бежали совсем недолго, но в новостях тем вечером рассказали, что второй самолет врезался в другую башню восемнадцатью минутами позже. Мы остановились и посмотрели вверх, когда вторая бомба взорвалась. Дженни снова закричала, но я не остановился. Я продолжал идти, держа ее за руку мертвой хваткой.

— Папа! — закричала Дженни, отвечая на свой телефон. Мы были очень напуганы, и я был не более чем трусом. Я не знал, что делать. Не знал, куда идти, или какого черта происходило. — Нет, я в порядке. Я с Блейком. Мы туда сейчас направляемся. О, Боже. — Обломки и осколки разрушенного здания сыпались, как конфетти в канун Нового года. Я потянул ее сильнее.

— Пойдем, — закричал я. Ее телефон взлетел в воздух, и мы оставили его. Звук взрыва был оглушающим. Я никогда не смог бы его забыть, и я просто хотел, чтобы она была в безопасности. Мне плевать было на телефон. Что-то ужасное происходило прямо у нас на глазах. Что-то, что навсегда изменило нас.

Мои родители оставались у Холденов весь день. Мы все были прикованы к экрану телевизора, пока ситуация все больше ухудшалась. Около восьми вечера Дженни, наконец, была сыта по горло новостями. Я единственный, кто обратил внимание на ее неожиданный уход. Взгляды всех остальных оставались прикованными к новостям. Ничего нового уже не передавали, просто постоянно повторяли одно и тоже, показывая в основном те же кадры, но иногда у них появлялось что-то новое. Многие люди воспользовались своими видеокамерами на телефонах и засняли то же самое, но с другого ракурса. Я знал, что выпрыгивавшие из окон люди, которых показывали более крупным планом, были теми же людьми, падение которых мы с Дженни наблюдали.

— Ничего, если я поднимусь с Дженни? — спросил я, глядя на Холденов. Барри обнимал свою жену, мой отец обнимал мою маму, и я хотел обнять Дженни. Она страдала, и я был частью этого. Я хотел быть с ней, а не сидеть на краю дивана со всеми остальными.

— Да, можешь пойти, — кивнул Барри, впервые дав мне разрешение остаться с Дженни наедине в ее комнате. Его взгляд вернулся к телевизору вместе со всеми остальными.

— Заходи, — позвала Дженни.

— Ты в порядке?

— Нет. Что происходит, Блейк?

— Я не знаю, Дженни. Пожалуйста, не плачь больше.

— Останови это. Займись со мной любовью, Блейк.

Это совсем не то, чего я ожидал. Вообще не то. Дженни сняла свою кофту через голову, и я попятился назад. Она напугала меня до смерти. Мое сердце колотилось в груди также быстро, как когда я увидел, как первый самолет врезался в первую башню.

— Что? Нет. Оденься. Ты не втянешь нас в неприятности.

— Пожалуйста, Блейк. Пожалуйста. Заставь меня почувствовать что-то другое. Ты ведь любишь меня, разве нет?

— Конечно, люблю, но это не поможет. Мы еще даже не подростки.

— Я уже подросток. Тебе придется подождать до декабря.

— Дженни, перестань раздеваться. — Мать честная. Какого черта она делала?

— Просто сделай это, Блейк. Ты ведь знаешь, что думал об этом. — Я потерял дар речи. Я ничего не мог сделать, и мое тело предало меня. Мои руки обняли ее, а ее маленькие груди прижались к моей груди. Черт. Джении была голой. Полностью обнаженной.

— Дженни, — взмолился я.

— Если ты не сделаешь этого, я начну думать самое плохое. Я решу, что это из-за меня, что ты меня не хочешь.

— Конечно же, я хочу тебя. Я ничего в жизни так не хотел.

— Тогда докажи это, Блейк.

— Это реплика парней

— И моя тоже. Я могу сказать это, если хочу.

— Дженни, пожалуйста.

— Пожалуйста, Блейк. Пожалуйста, сделай это. Займись со мной любовью. Пожалуйста.

Я знал, что не должен был делать этого. Она испытала эмоциональное потрясение. Я знал, что это было бы неправильно.

— У нас даже презерватива нет.

— Мне все равно. Меня это не волнует, Блейк, просто останови это.

Я понятия не имел, какого черта делал. Я видел ее обнаженной, но не видел ее. Она тоже меня не видела. Я не разделся, только расстегнул ширинку. Мое сердце выпрыгивало у меня из груди, когда я положил ее на кровать. Я поцеловал ее и направил свой член между ее раздвинутых ног. Проклятье. Дерьмо. Черт.

— Черт, Дженни. Ты в порядке? — спросил я, остановившись.

— Да, не останавливайся.

Я никогда не рассказывал Дженни об этой части; я даже не был полностью внутри нее, когда кончил. Я притворился и входил в нее полуэрегированным членом. Несмотря на то, что ее ноги расслабились подо мной, я мог сказать, что она не чувствовала этого так, как я. Она не могла.

— Все те люди, Блейк. Почему? Кто сделал бы такое?

Я оставался внутри Дженни, понимая, что у меня и моей правой руки больше никогда не будет тех же взаимоотношений, как раньше. Мне хотелось умереть внутри нее. Я осушил поцелуями ее слезы, желая подобрать правильные слова. Но я не знал, что сказать. Понятия не имел. Ни малейшего понятия.

Глава 6

— Но, я думала, ты сказал, что это случилось на рояле? Ты сказал мне, что Дженни потеряла девственность на крышке рояля.

— Да, рояль, по мнению Дженни. Я считаю, что в первый раз это случилось, когда мир остановился. Первый раз предполагал не секс, это было эмоциональной отдушиной для Дженни.

Понятия не имею, как долго мы с Блейком оставались в ванне, но это было довольно долго. Я продолжала спускать остывшую воду и наполнять ванну горячей. Я не хотела, чтобы он останавливался; время замерло, пока Блейк держал меня за руку, целовал меня и рассказывал то, чего я ещё не знала. Блейк и Дженни наблюдали за тем, как первый самолёт врезался в здания. Подробности того, что он чувствовал, и как сильно он был напуган, вызвали холодный озноб по моему позвоночнику.

— Пойдём в кровать. Ты должен пообещать мне, что расскажешь эту историю Пи. Не сейчас, оставь её до тех пор, пока она не подрастет, но ты должен рассказать ей об этом.

— Да, может, и расскажу, — согласился Блейк.

Следующие несколько недель были сумасшедшими. Между ремонтом в театре и наведением порядка в нашем новом доме, мы с Блейком были готовы передохнуть. Мы продали большую часть современной серебристо-черной мебели из пентхауса, дизайн которой не особо подходил к семейному дому, и я была рада. То, что Грейс и Сара находились рядом с Пи, было благословением Божьим. Я не понимала, как много уделяла ей времени, пока не получила помощь.

Это было здорово, но я безумно скучала по ней. Казалось, я пропускала все веселье в развешивании занавесок.

И это было хреново. Блейк задерживался в городе все чаще и допоздна, будучи одержимым мечтой, которую когда-то имел его отец.

Он даже нанял тех же самых парней по акустике, что и его отец много лет назад. Блейк клялся, что ни один театр в мире не имел таких же акустических характеристик, как театр Конли. Думаю, он был прав, моя мама не раз говорила мне то же самое.

В одну из пятниц, поздно вечером я ждала, когда Блейк заберет меня из нашего нового дома и отвезет обратно в дом его матери на ночь. Это единственное, что имело для меня значение; по крайней мере, Блейк приедет домой. Полагаю, я не думала об этом в таком ключе, то есть, я должна была догадаться, так как Блейк всегда был трудоголиком, но эти приходы в десять-одиннадцать вечера очень быстро стали нормой.

Я вздохнула и осмотрела наш милый дом. Я закончила. Все, что я могла сделать сама, было сделано. Теперь мне нужна была только мебель. ТЬФУ. Если Блейк еще раз пообещает мне, я закричу. Я села на нижнюю ступеньку и посмотрела на свой телефон. Никаких новых сообщений, но у меня было уведомление с Фейсбук, я улыбнулась и открыла его. Это было селфи Блейка перед новой сценой. Пол блестел также ярко, как и его белоснежная улыбка. Подпись гласила, что он уже в пути и что любит меня. Я посмотрела на время сообщения, выставленного сорок минут назад, и стянула резинку со своих волос. Мне казалось, что он уже должен был быть здесь. Я потрясла головой, позволяя волосам свободно рассыпаться по спине и плечам, и откинулась назад, облокотившись на ступеньку.