- Настоящее? Разве триста пятьдесят тысяч долларов в год - это не настоящее?..

- Чепуха! Ты сущий младенец, Вашингтон! Наивный, близорукий, нетребовательный простачок! Впрочем, что спрашивать с бедного несмышленыша, выросшего в глуши! Неужели ты думаешь, что я стал бы тратить столько сил ради тех жалких крох, которые перепадут нам здесь, в Америке? Разве я похож на человека, который... Разве мое прошлое говорит, что я из тех, кто довольствуется малым, чей кругозор ничуть не шире кругозора серой бездарной толпы, неспособной видеть дальше своего носа? Уж ты-то понимаешь, что я не из их числа, что для меня это невозможно. Тебе бы следовало знать, что если я решусь посвятить свое время и способности изготовлению патентованного средства, то это будет такое патентованное средство, которое распространится по всему миру. Им будут пользоваться все народы во всех уголках земного шара! Что такое одна Америка для глазного эликсира? Бог с тобой, мой мальчик, это же всего лишь безлюдный тракт, который надо пройти, прежде чем доберешься до настоящего рынка! Ведь в странах Востока людей несчетное множество, как песку в пустыне; на каждой квадратной миле кишат тысячи страждущих, и все до одного больны офтальмией! Эта болезнь для них так же естественна, как грехи, как нос на лице человека. Они рождаются с офтальмией, живут с нею и подчас умирают, не нажив ничего другого. Три года предварительных торговых операций на Востоке, и к чему мы придем? Наши передовые части проникнут в Константинополь, а тыловые займут Малайский архипелаг. Фабрики и склады в Каире, Исфагани, Багдаде, Дамаске, Иерусалиме, Иеддо, Пекине, Бангкоке, Дели, Бомбее и Калькутте! Годовой доход... Один бог знает, сколько миллионов придется на брата!

Вашингтон был поражен и ошеломлен. Мысли его витали в далеких заморских странах, а перед глазами проносились такие груды шелестящих и звенящих денег, что он чувствовал себя так, словно очень долго кружился и, внезапно остановившись, увидел, что все вокруг продолжает кружиться в стремительно вращающемся вихре. Однако мало-помалу Селлерсы перестали мелькать перед его глазами и заняли свои прежние места, а комната, потеряв весь блеск, стала такой же убогой, как прежде. И только тогда юноша вновь обрел голос и принялся уговаривать Селлерса бросить все остальные дела и скорее закончить глазной эликсир. Он вынул свои восемнадцать долларов и попытался заставить полковника взять их; он упрашивал и умолял Селлерса, но тот не соглашался. Этот капитал - полковник в присущей ему величественной манере называл восемнадцать долларов капиталом, - этот капитал ему не понадобится до тех пор, пока эликсир не станет реальностью. Но он успокоил Вашингтона, заверив его, что обратится к нему за деньгами, как только завершит свое изобретение, и добавил, к радости Вашингтона, что, кроме него, он никого больше не возьмет в долю.

К концу завтрака Вашингтон только что не молился на Селлерса. Этот юноша был из тех, кто сегодня возносится мечтою в небеса, а завтра посыпает голову пеплом. Сейчас он витал в облаках. Полковник собирался отвести его в контору, где он подыскал ему местечко, но Вашингтон упросил его подождать несколько минут, пока он напишет домой; такие люди, как он, живут только интересами сегодняшнего дня, отдавая им все свои помыслы, и легко отметают от себя все, что волновало их вчера, - это у них в крови. Вашингтон побежал наверх и принялся с воодушевлением писать матери о свиньях и кукурузе, о банках и глазном эликсире, в каждом случае накидывая сверх расчетов Селлерса еще парочку-другую миллионов. Люди и представления не имеют, что за человек полковник Селлерс, писал он, а когда мир узнает его, все ахнут от удивления. Закончил он письмо следующими словами:

"Поэтому успокойся, мама, и не волнуйся ни о чем. Скоро у тебя будет все, что ты захочешь, и даже больше. Уж для тебя-то я ничего не пожалею, можешь не сомневаться. Эти деньги предназначены не для меня одного, а для всей семьи. Мы поделим их поровну, и у каждого из нас будет столько, сколько одному человеку никогда не истратить. Сообщи обо всем отцу, но только очень осторожно; ты сама понимаешь, как важна здесь осторожность, после всех пережитых неудач он в таком состоянии, что хорошие вести могут выбить его из колеи даже скорее, чем плохие: ведь к плохим-то он привык, а хороших не слыхал давным-давно. Расскажи Лоре и всем нашим. И напиши Клаю, если он еще не вернулся. Можешь написать ему, что я охотно поделюсь с ним всем, что у меня будет. Он знает это и так, и мне не придется клятвенно заверять его в искренности моих слов. Будь здорова. И помни: вам больше не о чем волноваться и беспокоиться, скоро наши беды придут к концу".

Бедный Вашингтон! Он и понятия не имел, что его любящая мать прольет не одну сочувственную слезу над его посланием и перескажет остальным членам семьи только ту его часть, где говорилось о любви к ним Вашингтона, но почти ни словом не обмолвится о его планах и надеждах. Он и помыслить не мог, что, получив такое радостное письмо, она опечалится и будет вздыхать всю ночь напролет, думая горькие думы и с тревогой заглядывая в будущее; он, напротив, надеялся, что письмо это успокоит ее и подарит ей мирный сон.

Закончив письмо, Вашингтон спустился к полковнику, и они отправились в путь; по дороге Вашингтон узнал, что его ожидает. Он будет клерком в конторе по продаже недвижимого имущества. Непостоянный юноша мгновенно предал забвению глазной эликсир, и мысли его вновь унеслись к теннессийским землям. Необыкновенные перспективы, которые сулят эти обширные владения, так захватили Вашингтона, что он с трудом заставлял себя прислушиваться к словам полковника и улавливать их смысл. Он радовался, что поступает в контору по продаже недвижимого имущества, - теперь-то его будущее обеспечено.

Полковник рассказал ему, что генерал Босуэл очень богат, у него солидное и процветающее дело; работа у Вашингтона будет нетрудная, получать он будет сорок долларов в месяц, а жить и питаться ему предстоит в семье генерала, что равноценно надбавке по крайней мере в десять долларов, если не больше, ибо даже в "Городском отеле" он не получит таких удобств, хотя в этой гостинице за приличную комнату с пансионом дерут пятнадцать долларов.

Генерала Босуэла они застали в конторе, уютной комнате, сплошь увешанной планами земельных участков; какой-то человек в очках вычерчивал за длинным столом еще один план. Контора помещалась на главной улице Хоукая. Генерал принял Вашингтона доброжелательно, но сдержанно. Он понравился Вашингтону. Это был осанистый, хорошо сохранившийся и прекрасно одетый человек лет пятидесяти. После того как полковник распрощался, генерал еще немного поговорил с Вашингтоном, главным образом о предстоящих ему обязанностях. Из ответов Вашингтона он с удовлетворением заключил, что новый клерк сумеет вести конторские книги и что, хотя его познания в области бухгалтерии пока чисто теоретические, опыт быстро научит его применять теорию на практике. Потом пришло время обеда, и они вдвоем направились к дому генерала. Вашингтон заметил, что невольно старается держаться не то чтобы позади генерала, но и не совсем рядом, - горделивая осанка и сдержанные манеры пожилого джентльмена не располагали к фамильярности.

ГЛАВА IX

СКВАЙР ХОКИНС УМИРАЕТ,

ЗАВЕЩАВ ДЕТЯМ ЗЕМЛИ В ТЕННЕССИ

Quando ti veddi per la prima volta,

Parse che mi s'aprisse il paradiso,

E venissano gli angioli a un per volta

Tutti ad apporsi sopra al tuo bel viso,

Tutti ad apporsi sopra il tuo bel volto;

M'incatenasti, e non mi so'anco sciolto.

J. Caselli, Chants popul, de l'Italie*.

______________

* Тебя увидел я - и предо мною

Открылся рай, и показалось мне,

Что ангелы небесные толпою

Слетаются в глубокой тишине

И вьются над твоею головою.

И я в цепях - навек теперь с тобою.

И. Каселли, Народные песни Италии (итал.).

Yvmohmi hoka, himak a yakni ilvppvt immi ha chi ho...*