Присяжные раскрыли рты. Подождав тишины, инспектор продолжил:

– Итак, я доказал, что Гарн-Ромбер повинен в смерти маркизы и лорда, а также в ограблениях в Руайяль-Паласе. Теперь осталось связать это с убийством старого Доллона. Вы должны понять, господа, что с того момента, как Гарн был арестован, первой его заботой было не допустить, чтобы его заподозрили еще и в других кровавых преступлениях. Он чувствовал, что я уже близок к разгадке этих дел. И единственное, чего мне недоставало, чтобы связать воедино смерти де Лангрюн и Белтхема, – это найти какой-то общий след, а еще лучше, предмет, относящийся сразу к обоим убийствам. И я нашел. Еще при обследовании окрестностей замка Болье я подобрал обрывок топографической карты, на котором была изображена эта местность, причем попался он мне как раз на тропинке от замка к железнодорожному тоннелю. А карту, из которой был вырван этот кусок, я, господа, обнаружил в квартире Гарна! Этого было достаточно, чтобы доказать, что Гарн и Ромбер – один человек. Обрывок карты оставался подшитым к делу в местной мэрии. Повестка господина Фузилье, в которой он просил управляющего Доллона захватить с собой дело, вызвала несчастного в Париж. И только один человек мог быть заинтересован в том, чтобы старик не доехал!

С этими словами инспектор вновь указал на подсудимого, лицо которого приобрело синеватый оттенок. Гарн весь сжался, словно готовился прыгнуть.

– И, как вам известно, – чеканил Жюв, – он своего добился. Доллон не доехал до Жермена Фузилье. Именно Гарн-Ромбер его и убил.

Инспектор говорил так уверенно, что никому как-то в голову не приходило возразить ему. Однако вскоре оцепенение спало, и по залу побежал шепоток, причем не слишком дружелюбный. Многим доказательства Жюва казались притянутыми за уши. Инспектор понимал, как нелегко убедить тех, кто не давал себе труда ознакомиться со всеми мелкими деталями.

Жюв чуть заметно усмехнулся:

– Я понимаю ваше недоумение, господа. В мои соображения трудно поверить, они кажутся вам абсурдными. Сейчас я назову еще одно имя в надежде, что оно умерит ваши сомнения. Я имел честь изложить вам свои соображения. Подумайте теперь, кого я вам описал? Человека, способного постоянно менять обличья, который появляется под видом то Гарна, то Этьена Ромбера, то элегантного грабителя из Руайяль-Паласа, то рыжего коридорного, человека, который задумывает и выполняет в неслыханно трудных условиях столь дерзкие и жестокие преступления, человека, сочетающего удачливость с научным подходом, злую волю с юмором и респектабельностью, человека, всегда и всюду уходящего от правосудия. Посмотрите на подсудимого. Его зовут не Гарн, у него есть другое имя, имя, от которого бросает в дрожь бывалых сыщиков! Господа, перед вами – Фантомас!

Жюв остановился и вытер лоб.

Присутствующие молчали, пораженные. Под сводами зала, казалось, еще звучали три зловещих слога: «ФАН-ТО-МАС». Потом это слово зашелестело среди зрителей, затем все громче и громче его повторяли даже присяжные и судьи:

– Фантомас! Это Фантомас!

Наваждение длилось несколько минут. Затем председатель призвал всех к спокойствию и проговорил, обращаясь к инспектору:

– Господин Жюв! Вы только что привели нам новые факты и выдвинули против этого человека столь серьезные обвинения, что я не сомневаюсь – если прокурор республики сочтет ваши аргументы достаточно вескими, он немедленно назначит повторное расследование. Однако лично меня вы до конца не убедили. Позвольте мне сделать три замечания, чтобы прояснить ситуацию.

– Конечно, ваша честь. Я внимательно слушаю, – холодно ответил Жюв.

– Прежде всего, возникает вопрос, возможно ли гримироваться с такой скоростью и искусством. Но даже не в этом дело. Этьен Ромбер был шестидесятилетним стариком, а Гарну всего тридцать пять! Грабителю же из Руайяль-Паласа было сорок.

Инспектор усмехнулся:

– Я предвидел подобные возражения, господин председатель. Это кажется невероятным. Но я работаю в полиции много лет и могу утверждать, что Фантомасу по силам самые удивительные вещи…

Судья дернул щекой:

– Допустим, хотя это и не аргумент. Вы обвиняете Гарна, или Этьена Ромбера, в убийстве маркизы де Лангрюн. Но ведь на суде было доказано, что ее убил молодой Ромбер, Шарль! Поэтому он и покончил с собой. Разве он сделал бы это, если виновен был кто-то другой?

– И все-таки я продолжаю утверждать, что Этьен Ромбер, Гарн и Фантомас – один человек. Повторяю, ему по плечу очень многое. И не самое сложное – довести неопытного юношу до того, чтобы он поверил в собственное помешательство, внушить ему мысль, что он стал убийцей в состоянии умопомрачения, подтолкнуть к самоубийству! Судьям должно быть известно, как велика бывает сила внушения. Человека иногда можно убедить в чем угодно!

Председатель в сомнении покачал головой:

– Что ж, допустим. Но ведь есть еще, по меньшей мере, два неоспоримых факта. Хотя бы тот, что Этьен Ромбер, которого вы обвиняете в убийстве, погиб во время взрыва на «Ланкастере». Далее – вы обвиняете Гарна в убийстве Доллона. Но ведь в тот момент, когда было совершено преступление, Гарн сидел в тюрьме!

На этот раз спокойствие изменило инспектору, и он удрученно вздохнул.

– Да, ваша честь, в этом деле для меня есть еще много неясных моментов. И если я не сделал свое заявление раньше, а дотянул до самого суда, то только потому, что не могу предоставить доказательств повеем вопросам. У меня есть лишь общая уверенность. Я стал говорить, потому что больше не мог молчать. Да, у меня нет объяснения для некоторых деталей. Но, клянусь всем, что для меня свято, я их найду!

Он помолчал.

– А что касается ваших двух вопросов, господин судья, то я все же постараюсь на них ответить. Итак, Этьен Ромбер умер, говорите вы. Утонул вместе с «Ланкастером». Но скажите мне, кто может это доказать? Разве его труп был обнаружен? Нет. Разве кто-нибудь может утверждать, что видел, как Ромбер садился на борт? Тоже нет.

– Позвольте, но ведь есть список пассажиров! – запротестовал председатель.

Жюв пренебрежительно отмахнулся:

– Список – не доказательство, ваша честь. Разве трудно внести туда несуществующего пассажира? Под его именем мог поехать другой или он мог просто заказать билет и не явиться! И потом, ведь с этим кораблем тоже весьма темная история. До сих пор не выяснена причина его гибели. Перед тем, как затонуть, лайнер взорвался. Почему? Не потому ли, что в списки пассажиров был внесен господин Этьен Ромбер?

В зале кто-то тихо ахнул. Не обращая внимания, Жюв продолжал:

– Меня нисколько не удивило бы, если бы Фантомас устроил на корабле взрыв и, не колеблясь, убил сто пятьдесят невинных людей только для того, чтобы замести следы и избавиться от одной из своих личин. А быть Этьеном Ромбером стало для него небезопасно.

Председатель суда раздраженно потер дергающуюся щеку и пробурчал:

– Предположим, мы поверим в эти сказки. Ну, а как быть с Доллоном? Кстати, позвольте вам напомнить, что в кармане убитого был найден обрывок карты. И он, представьте, не имеет ничего общего с тем, что вы нашли в окрестностях Болье. По крайней мере, он ничего не имеет общего с картой из квартиры Гарна.

Жюв улыбнулся:

– Ваша честь, я был бы весьма удивлен, если бы куски совпадали. Все очень просто. Во-первых, Гарн не мог оставить у Доллона тот, настоящий кусок – это была улика против него. Но он не мог также просто украсть клочок – это выдавало его с головой. Поэтому он поступил достаточно умно – подменил карту фальшивкой, именно той, что и нашла полиция.

– Возможно, возможно, – нетерпеливо прервал председатель. – Но вы ведь не будете отрицать, что в это время Гарн был в тюрьме?!

Инспектор опустил голову:

– Это единственное, чего я пока не могу объяснить. Сидя в своей камере, он не мог этого сделать. Следовательно, он вышел из нее. Как – я не знаю. Но узнаю, видит Бог!

Зал молчал. Жюв тоже. Поразмыслив, председатель спросил: