Одинокий красавец-единорог галопом скакал через поле к Голубому Замку. Это был самец с блестящей, глянцево-синей шкурой, в красных гетрах на задних ногах и с изящно изогнутым рогом. Из полого рога, вырываясь и опережая галоп, неслись по равнине низкие, мягкие и сочные, как голос саксофона, звуки.

Стайл подошел к парапету, посмотреть вниз. Небольшого роста, ладный, худощавый и стройный — этакий жокей в прошлом, продолжающий носить униформу. На нем была голубая рубашка и голубые джинсы. Кое-кто считал, что подобное одеяние не приличествует общественному положению Стайла, и тем не менее его положение в обществе позволяло не оглядываться на чье-то мнение.

— Клип! — воскликнул он, узнав единорога. — Эй, Нейса! Твой брат совсем близко!

Но Нейса уже давно слышала цокот копыт, ибо ее слух был тоньше человеческого. Она устремилась к Клипу, рысью выбежала из ворот Голубого Замка и, встретив брата неподалеку от парадного въезда, нежно скрестила свой рог с его рогом. Затем последовал обычный для этих существ ритуал встречи. Нейса и Клип загарцевали рядом, из рогов в унисон полилась музыка, и Стайл услышал редчайший дуэт. Рог Нейсы, заиграв подобно губной гармонике, естественно и плавно слился с грудным низким голосом саксофона.

Стайл впал в состояние не то безмерного восторга, не то глубокого транса, — так подействовало на него зрелище встречи. Нет, не силой магии вошел Стайл в экстаз — он просто любил лошадей, а уж волшебных единорогов вообще считал совершенством.

Возможно, он преувеличивал их достоинства, но так уж случилось, что в новой жизни первым другом для него стал единорог — кобылица Нейса. И была им до сих пор.

А те двое, брат и сестра, погрузились в, танец встречи, отбивали такт. Шли они сейчас пятитактным аллюром — главной поступью единорога, — и музыка, которую источали их рога, органично сливалась с ритмом поступи.

Стайл не выдержал, вытащил из кармана губную гармонику и присоединился к дуэту, отбивая такт каблуками. У него было прирожденное чутье музыканта, абсолютный слух, но дело было даже не в охватившем его азарте. Таким образом он совершенствовал свое мастерство мага, Адепта, ибо когда он играл, вокруг возникало магическое облако. Сейчас оно было едва уловимым. Стайл не хотел, чтобы оно уплотнялось: магия должна становиться реально осязаемой лишь тогда, когда появится для этого основательная причина и в ход будут пущены специальные заклинания.

Когда единороги закончили свой восхитительный танец встречи, они рысью вбежали в ворота Голубого Замка и превратились в людей — красивого молодого человека и маленькую, точно ребенок, и все же очень привлекательную девушку. Стайл поспешил от парапета, чтобы принять гостя во внутреннем дворе Голубого Замка.

— Приветствие тебе, Адепт, и послание от Жеребца! — торжественно провозгласил Клип. Он держал за руку взволнованную, стоявшую в молчании сестру. В отличие от нее Клип был экспансивен и не боялся выказывать своих чувств.

На обоих была одежда, похожая на ту, что носили древние с планеты Земля, но все же что-то нечеловеческое проглядывало в наряде людей-единорогов. Возможно, потому, что в нем преобладали оттенки натуральных лошадиных мастей.

— Твое приветствие, Клип, созвучно настрою моей души! — тоже торжественно, в тон гостю, ответил Стайл. — Да будет послание Жеребца, что прозвучит из уст твоих, миротворным!

— Послание такое, Адепт. В этом сезоне Жеребец вызывает кобылу Нейсу в табун. — Он помолчал и добавил уже от себя: — Вернется она не скоро.

— Замечательно! — воскликнул Стайл. — После трех сезонов бесплодия у нее наконец-то будет жеребенок! — Он бросил взгляд на сестру Клипа и обнаружил, что Нейса не разделяет его восторженных чувств. — Разве ты не рада, моя верная подружка? — В его голосе прозвучало не то удивление, не то беспокойство. — А я-то думал, что жеребенок — твоя заветная мечта.

Клип также взглянул на сестру в замешательстве.

— Разве я не обрадовал тебя своей вестью, Нейса?

Девушка-оборотень, все это время пристально наблюдавшая за ними, отвела взгляд. Она была хорошо сложена, на дюйм, или около того, ниже Стайла. Фигура ее нравилась ему, хотя он и понимал, что все это вздор: Нейса была единорогом.

Из кобылиц-единорогов она выделялась чрезмерно маленьким ростом — всего четырнадцать ладоней[1]. Ее спокойно можно было отвести к разновидности пони, популяции низкорослых лошадей: все ее временное человеческое обличье говорило за это, если бы не бугорок на лбу — проступающий рог. Он выдавал ее магическую природу!

Стайл давно научился жить с сознанием того, что все мужчины и женщины вокруг гораздо выше его ростом. Нейса, конечно, не в счет — она ведь не человек. Однако это не помешало ей стать его близким другом. Это была дружба человека и единорога.

Нейса умела разговаривать, но она не часто пользовалась вербальным общением. Живость не была в ее натуре, хотя она и обладала определенным чувством юмора, которое обнаруживалось при случае.

Клип и Стайл обменялись взглядами: что означает такая реакция Нейсы?

И тут появилась Голубая Леди.

Как обычно, ее наряд вобрал в себя все оттенки голубого: бледно-голубая блузка, голубая юбка в складку, темно-голубые, почти синие туфли, блестящая голубая тиара. Сейчас ее красота ударила Стайла по сердцу с особенной силой.

— Господин…

Ему не хотелось, чтобы она так его называла. И не потому, что он не был ее господином, и она прекрасно это знала! Ее ирония, ядовитые намеки и легкие уколы мешали ему вжиться в другое "я" на Фазе. Она, вероятно, считала его самозванцем, относилась к нему как к неизбежному злу, которое было сотворено без ее желания.

— Леди, — он употребил это обращение, выполняя ее волю, — нашего друга Нейсу вызывает к себе жеребец. Она должна произвести потомство, но, кажется, кобылица не очень-то рада этому.

Голубая Леди сделала шаг к Нейсе, обняла. И намека на формальное радушие не было в этом ее жесте. Она спросила девушку-оборотня:

— Мой верный друг Нейса дарует мне согласие объяснить все моему господину?

Нейса молча кивнула.

— Пусть это будет ее личным делом, — коротко сказала Леди Стайлу и невозмутимо прошествовала по внутреннему двору к себе, не позвав Стайла, но заранее зная, что он придет следом. И тут же, бросив на ходу: «Я сейчас вернусь!», он кинулся за нею. Они оставили в стороне показную вежливость, как только оказались наедине.

Стайл спросил:

— Отчего Нейса не захотела быть со мною откровенной? Она мне друг больше, чем тебе.

Леди пожала плечами.

— Если оставить тебя без охраны единорога, тебя ждет печальная участь. Согласись, что ты еще не достиг совершенства в магии.

— Возможно… — Внешне Стайл согласился легко, хотя в душе его покоробило. — Но, к счастью, — интонация его голоса стала ироничной, — хотя ты, Нейса и Халк отлично заботитесь обо мне, скоро мне не понадобится ваш надзор. Я избавлюсь от опасности, о которой ты знаешь.

По мере того как Стайл говорил, выражение лица Леди становилось все жестче. Благородство, чистота и нежность ее облика благополучно соседствовали с грубым душевным шрамом, который появился после гибели ее мужа. В воспоминаниях Леди о нем не было мягкости или нежности.

— Пусть будет так, как должно быть — сказала Леди. — Единорог не может сейчас оставить тебя, потому что Халк собирается уехать, а я не связана с тобою волшебством. Возможности мои в магии очень ограничены. Я могу исцелять кое-какие недуги и только. Вот почему Нейса предпочитает отсрочить свое появление в табуне до тех пор, пока тебе не перестанет грозить опасность.

— Но это невозможно! — запротестовал Стайл. — Почему она должна жертвовать своими интересами ради меня? Она давно мечтает о жеребенке!