— А вдруг ее волхвы похитили? — глухо спросил Вятша, С волхвами, у него были особые счеты.

— Волхвы? Нет, не думаю. — Ярил покачал головой. — Наши бы кудесники знали, доложили б давно. Да не осталось в земле киевской кровавых требищ, все вычистили. Хотя, конечно, всего не предугадаешь.

— К бабкам сходите, ведуньям, — посоветовала Любима. — Да поспешайте, варяги завтра уйдут.

— Уйдут, так в пути достанем. — Вятша потер виски и горделиво распрямил плечи. — Чай, ведь и я в дружине княжьей походом иду. Ужо присмотрю за гостями варяжскими.

— Если удастся.

— Удастся! А за ромеев и вы здесь проверите, так?

Ярил кивнул. Твор посмотрел на него, перевел взгляд на Вятшу, на поднявшуюся с лавки Любиму. Похоже, неплохую мысль высказала дева. В два прыжка отрок догнал ее во дворе.

— Ты про ведуний говорила, Любима?

— На торжище сходи, — сразу поняла та. — Там они, ведуньи, всякий покажет.

Твор уже повернулся было бежать, да Любима властно схватила его за плечо.

— Постой-ка.

Она скрылась в доме и почти сразу же вышла, протянула отроку арабскую серебряную монетку с непонятными письменами — ногату.

— На вот, держи.

Твор поклонился: знал, за один такой кружочек много чего купить можно — и пирогов вдосталь, и квасу, и Ткани заморской на порты да рубаху или десяток откормленных жирных баранов.

Засунув в рот монету, чтоб, не дай боги, не потерять, отрок припустил вниз, к Подолу, — только пятки засверкали. Пробежав по пыльным улочкам, едва не сбил с ног лепешечника с лотком — тот заругался, хотел даже положить лоток в траву да запустить в нахала камнем, но, пока собирался, того уж и след простыл. Торжище, как всегда, встретило отрока гулом, в котором, однако, не терялись отдельные громкие выкрики:

— Пироги, пироги, с пылу, с жару!

— Лепешки! Только что из печи.

— А вот квасок холодненький, попробуй-ко, господине!

— Берите, берите, люди добрые, хорошая упряжь, надежная.

— Да это разве упряжь? Одна гниль. Чтоб тебя Родимец забрал!

— Какая ж гниль? Глаза-то разуй, паря!

— Сам разувай. Вот как счас двину!

— Стражи, стражи! Убивают же! Убивают…

Недовольный покупатель упряжи — дюжий крестьянский парень, — все ж таки влупил продавцу промеж глаз кулачищем, да так, что тот, бедняга, аж перелетел через дощатый рядок-прилавок. За избитого тут же вступились остальные торговцы, и дело запахло хорошей дракой. К тому все шло.

Побыстрей обойдя буянов — еще попадешь под горячую руку, Твор дошел до края рынка и нерешительно остановился возле толпы игроков.

— Кручу, верчу, обмануть не хочу, — доносилась из-за спин любопытных смердов знакомая песня. Отрок огляделся.

— Чего глаза навострил? — подошел к нему длинный вислоносый парень. — Сыграть хочешь? Давай на пару? Я, вон, на березу залезу, а ты посматривай незаметно, подсказывать тебе буду, как кивну — так под тем колпачком и горошина.

— Как же ты разглядишь, с такой-то дали? — вынув изо рта монетку, изумленно промолвил Твор.

— На то я и волхв-чаровник! — Незнакомец горделиво выпятил грудь, и тут вдруг Твор вспомнил — это же волхв Войтигор, именно его не так давно показывал ему Порубор.

— Некогда мне играть, — твердо сказал отрок. — Да и было бы время — не стал бы. Баловство это, совсем уж несерьезное дело. I

— Люди выигрывают. |

— Люди? — Твор презрительно усмехнулся и повторил слова Порубора: — Не люди это, а шпыни ненадобные. Нечто возможно счастье свое на таком неверном деле строить?

— Ну-у, — протянул волхв. —– Ты этот… как ромеи говорят — философ. Тогда чего тут стоишь-то?

— Бабок ищу, ведуний, — честно признался отрок.

Войтигор удивился:

— А чего их искать-то? Эвон, кликнуть только… Вон, как раз и идет одна. Эй, Каргана, Каргана! Не проходи мимо, старая, есть тут до тебя дело.

Горбатая ведунья в черном платке — Каргана, тоже уже знакомая Твору, — остановилась и повела носом, ну точь-в-точь как почуявшая добычу ворона.

— Ну, Войтигоре, какое у тебя ко мне дело?

— Не у меня, — отмахнулся волхв, кивая в сторону Твора. — Вот у этого отрока.

— Ха, знакомец! — Каргана тоже узнала мальчишку. — Дружок Поруборов. Что хочешь?

— Догадать бы, — искательно улыбнулся Твор. Вообще-то он побаивался старух ведуний, помнил, как еще у радимичей шпыняли его жрицы — Чернозема, Доможира, Хватида, однако вот Карганы не боялся, знал, если что, можно будет прищучить ее потом через Порубора.

— Погадать — погадаю, — ведунья кивнула. — Чем только платить будешь?

— Вот! — Раскрыв ладонь, отрок показал маленький серебряный кружочек.

— Эвон что! — осклабилась Каргана. — Давай свою серебряшку сюда.

Твор быстро спрятал руки за спину.

— Э, нет, так не пойдет. Сначала погадай, а уж потом и плату получишь.

— Как же я тебе погадаю без птицы? — резонно возразила старуха. — Ее, птицу-то, еще ведь купить надо.

— Веди, купим, — кивнул осторожный отрок. Наслушался он уже рассказов про киевское торжище, где таких, как он, пачками в день обманывали.

— Что ж, пошли. — Каргана пожала плечами, повернулась и быстро зашагала к птичьим рядам. Твор едва поспевал за ней, а Войтигор, сказав, что с ведуньи кое-что причитается, так и остался ошиваться в толпе игроков, видно, искал напарника.

— Морду ему набьют колпачники, — пробормотала про себя старуха. — И правильно сделают — не мешай людям работать, не гляди алчно на богатство чужое, потом да умом добытое. — Эвон! — Остановившись у птичьих рядов, она повернулась к отроку: — Эвон, птица-то.

Твор посмотрел на живых кур и уток, томившихся в больших деревянных клетках.

— Какую купить-то?

Каргана повернулась к торговцу — молодому нахальному смерду.

— А ну-ка, красавец, покажи во-он ту курочку. — Она ткнула пальцем в самую жирную птицу.

— Три медяхи, — сквозь зубы процедил торговец.

— Что так дорого? — возмутилась бабка. — Три медяхи! Да она и одной не стоит. Пошли отсюда, отроче…

— Хорошо. Две.

Остановившись, ведунья незаметно подмигнула Твору, бери, мол.

— У меня только ногата, — предупредил он. Смерд усмехнулся:

— Уж найду, чем сдачу дать.

— Сдачу всю мне! — встряла Каргана.

— Потом, — твердо заявил Твор. — Держи лучше курицу, да смотри не упусти.

— За собой смотри, — осклабилась бабка.

Покинув торжище, они свернули на узкую улочку и направились в самый конец Подола, к Глубочице. Там, у реки, в маленькой, вросшей в землю хижине, окруженной старым плетнем, и жила бабка.

— Погоди тут. — Не выпуская из рук курицу, Каргана нырнула в дом. Твор с любопытством оглядывался. Двор ведуньи оказался вполне обычным, запущенным и полным разного мусора — каких-то костей, объедков, соломин. Вообще, ничего здесь не производило особого впечатления, скорее, наоборот…

— Ну, начнем. — Хозяйка выбралась наконец из хижины, и отрок, обернувшись к ней, непроизвольно вздрогнул. Вот теперь Каргана выглядела настоящей колдуньей! Страшная, с ожерельем из высушенных змеиных голов на морщинистой шее и лосиными рогами на голове, она посмотрела прямо в глаза мальчику жестким, пронзительным взглядом и, выхватив из-за пояса широкий острый нож, с завыванием взрезала курице брюхо. Птица закричала, забилась, разбрызгивая кровь, брызги попали и на старуху, и на лицо отрока. Тот попятился.

— У-у-у! — снова завыла старуха, забубнила какое-то заклинание, завертелась волчком, подпрыгнула и, поглядев в небо, вырвала из курицы внутренности, бросив их через правое плечо. Затем, выкинув курицу к хижине, провела по лицу окровавленными ладонями, оставляя на щеках багровые полосы, взглянула на притихшего Твора — чего, мол?

— Сестрица моя пропала, Радослава… Скажи — жива ли?

— Красива ли сестрица твоя?

— Красива, — кивнул Твор. — Очень.

— А когда пропала?

— Вчерашнего дня… У нас, на Копыревом, пошла к оврагу с ручьем — с тех пор и не видели.

Отвернувшись, Каргана внимательно осмотрела разбросанные по двору куриные потроха.