Я с восхищением следил за расширением русла его вдохновения. Его любовь к ярким краскам, исключительным переживаниям, к героическому, к сказке, к мифу, как нельзя лучше подтверждала мою всегдашнюю идею о том, что пролетарским художникам доступно будет все; что прошлое и будущее, природа и душа человеческая во всей необ'ятности станет их об'ектом, но что все это они осветят своим пролетарским светом.

Так это было с Бессалько. Нет у него не одного произведения, которое придирчивый критик не назвал бы тенденциозным. Все эти радужные золотые стрелки, трепеща, показывают один и тот же полюс: пролетарскую идею торжества труда, свободы и человеческой гармонии.

В России я постарался тотчас привлечь Бессалько к работе, и он заменил Федора Калинина в Петрограде, как руководитель Отдела помощи самостоятельным пролетарским культурным организациям по от'езде Калинина в Москву.

После от'езда моего из Петрограда я меньше наблюдал Павла. Но знаю, что дружба с Мгебровым и близость к героическому театру была новой полосой в его жизни. Театром он увлекся страстно, мечтал о целом ряде пьес. Об этом мечтании мы с ним вместе рассказывали друг другу сюжеты задуманных нами драм, и в последнее наше свидание, как никогда почувствовали мы оба и сказали это друг другу, как мы близки и как параллельна наша работа в области искусства.

Ехал он спокойный, уверенный. И вот бессмысленный тиф скосил этот прекрасный пролетарский цветок.