– Ник! – Господи, что она говорит? Что он сделал с ней? Но она не могла больше ждать. – Ты сказал, что поцелуешь меня.

– Я целую тебя, – улыбнулся он.

– Нет, – зардевшись, еле слышно прошептала она. – Я хочу так, как тогда.

Почти касаясь ее губ своими, он произнес каким-то странным, внезапно охрипшим голосом:

– Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя по-настоящему?

Вопрос вызвал в ней ответную дрожь желания. Губы сами, помимо ее воли раскрылись. И вот уже его губы владели ею, язык ласкал внутренность рта, нежно и властно, рождая в теле такой жар и негу, что на какую-то секунду она испугалась сама себя и отпрянула.

– Все хорошо, любимая, – бормотал он. – Не бойся. Я только целую тебя. Только целую, моя маленькая. Тебе понравится, я обещаю. Я не причиню тебе зла. Позволь мне… Ты хочешь, чтобы я остановился?

– Нет, – беззвучно прошептала она.

Прошло два дня, а Сара все еще никак не могла опомниться от тех волнующих ощущений, которые она испытала по дороге домой из Гранжа. Вот и сейчас, раскладывая на подоконнике библиотеки свою коллекцию ракушек, она все время возвращалась мыслями к этому.

К несчастью, воспоминания – это все, что у нее было. После той поездки Рейвенсден, правда, несколько раз целовал ее. Легкие, ничего не значащие поцелуи, когда они встречались утром за завтраком, дружеские поцелуи при прощании вечером. Иногда нежные, но короткие, днем. Но все это не имело ничего общего с теми, страстными и удивительными, в карете.

Сара очень боялась, что то больше не повторится. Она безумно хотела, чтобы Ник снова так поцеловал ее, но он, казалось, даже не помышлял об этом. Несмотря на то что она делала все возможное, пытаясь обратить на себя его внимание: подвигалась поближе, когда они бывали вместе, пользуясь любым случаем, застенчиво касалась его рукой, – ничего не действовало. Насколько она могла судить, он даже не замечал ее призывных жестов.

С другой стороны, трудно было ставить это ему в вину. Ведь она и сама не могла до конца понять, что ею движет. Естественны были бы страх, отчуждение, по крайней мере неловкость при мысли о какой бы то ни было дальнейшей близости с мужем. Ведь в конце концов не настолько она была наивна, чтобы не понимать, к чему это может привести.

Но что-то изменилось в ней. Что-то бесповоротно начало меняться с того самого момента, когда, несмотря на весь нечеловеческий ужас при первой встрече в лесу, она неожиданно поняла, что он не причинит ей зла. Может, действительно все дело в доверии, старалась логически объяснить свои чувства Сара. Неужели отношения между мужчиной и женщиной – это просто вопрос доверия? Она попыталась представить себе знакомых замужних женщин и с изумлением осознала то, чего не замечала раньше. Все они прекрасно пережили опыт супружеской близости. А Лидия, с которой она снова встречалась во время своей короткой помолвки, так просто была откровенно счастлива.

Но как же тогда Эми? Доверилась ли сестра мужчине и была предана? Или это был просто бездумный флирт капризной, легкомысленной девочки, стоивший ей жизни?

– Отчего вы так серьезны, любовь моя? Что могло заставить эти прелестные бровки хмуриться?

Сара встрепенулась, почувствовав знакомую волну ожидания, накатывающую на нее всякий раз, как муж входил в комнату. Ник закрыл дверь и подошел к окну, с любопытством разглядывая украшенный подоконник.

– О, вижу, вы нашли наконец место для ваших ракушек! – воскликнул он, осматривая ее работу. – Какое счастье, что в замке много окон. Однако как бы не разрушить эту прелестную картину, случайно конечно, выглядывая наружу.

Сара не выдержала и рассмеялась. Но веселое настроение тут же исчезло, когда он нагнулся и поцеловал ее в кончик носа. Быстрый, небрежный поцелуй. Она поймала себя на отчаянном желании спросить его, почему мужчина в самом расцвете сил так доволен фиктивным браком.

Но ведь она совсем не была уверена, что хочет услышать правдивый ответ.

Вспыхнув, Сара торопливо заговорила:

– Я вижу у вас письма, милорд. Нет ли чего-нибудь от Джулии или Лидии Бирсфорд?

Ник не ответил. Он был слишком поглощен созерцанием полоски солнечного света, тянувшейся от ее брови до изящного выреза батистового платья. Ему страстно хотелось прикоснуться к ней губами, и он с трудом подавил стон неутоленного желания.

Он не привык, черт возьми, так себя сдерживать! Прошлые несколько дней были сплошной пыткой. Ее невинные поползновения привлечь его внимание сводили с ума; стоило жене пройти мимо, его сводило судорогой желания. Вся его воля уходила на то, чтобы не схватить ее в объятия и не заняться любовью прямо здесь. И только страх, что он уже не сможет остановиться, даже если она испугается, чего нельзя было исключать, сдерживал его.

Но, взглянув в ее ясные янтарные глаза, так робко, вопросительно глядящие на него, понял, что остановится, если она этого захочет. Даже если это разорвет его на части.

– Нет, из замка Девенхэмов ничего нет. Только письмо из Лондона, отчет из Рейвенсденхолла и записка от Шерингтонов, напоминающая о приглашении на вечер вальса.

– Танцы у Шерингтонов? – повторила она растерянно. – Ник, я хочу сказать вам… по поводу вальса…

– Нам совсем не обязательно ехать, если вам это неприятно. Никто и не ожидает, что мы будем посещать светские вечеринки в медовый месяц. Думаю, мисс Шерингтон прислала приглашение просто из вежливости.

– Но вы же хотите поехать, – пробормотала она, неожиданно сообразив, почему он так нахмурился. Дело не в светских развлечениях – это была часть его работы. На секунду ей вдруг стало очень больно от сознания, что муж может думать о чем-нибудь, кроме их отношений.

– Это единственное крупное поместье, в котором я еще не был, – ответил рассеянно Рейвенсден. – Конечно, я далек от мысли подозревать лорда Шерингтона, но они живут на самом побережье, и, если бы мы приняли приглашение, это дало бы возможность Фиггинсу послушать в конюшне местные сплетни. Может, это было бы и полезно.

– Особенно если учесть, что у всех конюхов и лакеев есть семьи на побережье, которые кормятся морем, – добавила Сара, заставляя себя говорить таким же ничего не значащим тоном. – Но вы неправильно поняли меня. Дело не в том, что я не хочу ехать, просто… проблема в том, что я не танцую вальс.

– Господи, так дело только в этом? Перестаньте волноваться по пустякам. Единственный мужчина, с которым вам позволено танцевать вальс, – это я.

Столь безапелляционное заявление, как и следовало ожидать, немедленно рассердило Сару. Не говоря уже о том, что, делая его, граф преспокойно просматривал счета из Рейвенсденхолла.

– Не знаю, как я должна это воспринимать, милорд, но вы не совсем поняли…

– Это называется чувством собственности, – прорычал он. Неожиданно все его внимание переключилось на нее. – Привыкайте к этому.

Челюсти Сары сжались. Собственности? И это говорит человек, который последние два дня обращался с ней исключительно как с сестрой?

– Пожалуйста, не надо столько эмоций по поводу моей скромной особы, – раздраженно произнесла она, круто развернувшись на каблучках, направилась к двери и, уже открыв ее, добавила: – Если бы вы были так любезны и дали мне договорить минуту назад, то услышали бы, что я не могу танцевать вальс, потому что так и не выучила ни одного па, а не потому, что хочу танцевать только с мужем. А теперь, если вы меня извините, я… Ник!

Ее изумленный крик был заглушен стуком захлопнувшейся двери, которую она только что открыла. Сара в смятении посмотрела на огромную руку мужа, преградившую ей путь. Казалось, он настиг ее в одно мгновенье – ведь он только что спокойно стоял в другом конце комнаты.

На какую-то долю секунды выражение его глаз заставило ее задрожать. Она понимала, что ей нечего бояться, но вдруг ясно представила, что случится с предателем, когда Рейвенсден поймает его. В тот же миг лицо графа разгладилось, и на губах появилась загадочная улыбка, в которой тоже таилась некая, но уже совсем иного рода опасность.