— Вам не следует ни о чем беспокоиться, — заверил он меня.

— Объясните мне.

— Доктор Каретта, — сказал он своим мягким приятным голосом, — если вы найдете, что убило этих людей… и дадите нам шанс устранить это… вам не следует беспокоиться о возможности быть высаженным на необитаемом острове. Мы проложим тропинку к вашей двери.

Я снова вгляделся в металлическую игрушку, которая была безошибочно частью вооружения каждого хорошо оснащенного шпиона в известном пространстве.

Я пожал плечами и сказал:

— Не вижу, что мне терять.

Он ободряюще кивнул. Он был человеком прагматического склада ума. Затем он ушел.

Когда раздался повторный стук, я почувствовал слабую волну отчаяния. Я подумал, что это Катерина д'Орсей, пришла оторвать меня ото сна, чтобы при известных обстоятельствах навеять плохие сны в беспокойной перспективе работать на обе стороны. К счастью, я был неправ. Это была Анна Хесс, которая хотела обсудить положение шпиона одной стороны.

Она показала мне свою маленькую игрушку, и я сказал:

— Кха!

— Я чувствую неудобство, будто нахожусь в кошачьей лапе, — сказала она. Очевидно, она была не больше меня готова к подобной роли. Ее точно так же вырвали из собственной лаборатории. Она была слишком хорошим биологом, чтобы получать удовольствие от шпионажа.

— Если бы мы были в кошачьей лапе, в нас уже запустили бы когти.

— Глупо, — сказала она. — Я точно не определила, какая ценность могла бы быть у этой планеты. Когда объявили эту новость, я подумала обо всем этом, как о грандиозном провале… в контексте изучения параземной биологии. Другие соображения…

Она оборвала предложение.

— Они не позволили д'Орсей связаться с Землей, — мрачно произнес я. Она сообщила мне по секрету. Она не поняла, что за жареный каштан это был… но я надеюсь, что теперь до нее дошло. Она возвращалась в систему, надеясь найти гуманистическую Утопию, сцементированную вместе тремя с лишним столетиями технического и морального прогресса. Я думаю, то что она нашла ее разочаровало.

— Как вы думаете они прореагируют, когда поймут, что Космическое Агентство хочет отбросить их программу… через триста пятьдесят лет?

— Не очень приятным. Особенно, когда они сделают успешный шаг.

— Они посходят с ума, — сказала она. Возможно, что она воздержалась от более резкого высказывания.

— Что они могут сделать? — спросил я. Это подразумевало соответствующее выражение лица и пожатие плечами, имея в виду, что Джухач, Катрин д'Орсей и остальные — как и мы — были просто беспомощными пешками судьбы, которой они не могли управлять.

— Они могут отключить ГПП, — ответила она спокойно.

У нее не было времени обдумать свой конфиденциальный разговор с Хармаллом. Теперь у меня было свое собственное мнение — попытаться вспомнить, как лишилась иллюзий Катрин д'Орсей на нашей маленькой вечеринке, и попытаться вообразить, как Мортен Джухач мог воспринять новости, с которыми она возвратилась.

— Ты полагаешь, — окончательно подвел я, — что, возможно, Хармалл мог ожидать очередного рейса "Земного Духа"? — могло легко прийти на ум, что в любой момент из гиперпространства мог вынырнуть транспортный корабль с солдатами.

— Может быть, — сказала она.

— Все здесь, — начал я, — может превратиться в настоящее осиное гнездо.

Она задумчиво покачала головой. Больше похоже на то, что Хармалл захочет разыграть все это помягче. Напрячь струну. Дать им обдумать наш план. Он не захлопнет ловушки, пока держит у себя все карты. Наша работа должна разрешить вопрос первой, прежде чем кто-то сможет действовать.

— По нашему плану, вы имеете в виду Хармалла… Космическое Агентство…

— Он не наш?

Я был в этом не уверен.

— Если Хармалл вернет меня на Сул, — сказал я, — сказав мне, что я должен оставаться в стороне, я плюну ему в глаза.

— Ты считаешь, он не сделает этого? — сочувственно спросила она.

Я допускал эту точку зрения.

— Когда-нибудь, — продолжала она, — думал ли ты, что лучший путь эксплуатации Наксоса, принимая во внимание то, что мы живем в 2444 году, а не в 2094, позволить зиготам «Ариадны» пойти в дело? Если этот мир обитаем и не заселен разумной жизнью — это одно дело…

Я вгляделся в ее глаза.

— Не вижу причины, почему бы «Ариадне» не следует придерживаться первоначального плана, — сказал я. — Миры — это большие места. На них хватит места для каждого.

— Космическое Агентство так не думает.

— Хотел бы я знать, как они думают. Придя к этому, я хотел бы знать точно, чьи интересы отстаивает Хармалл. Являемся ли мы частью «нашего» плана? Точно ли план, который подсовывает нам Хармалл, является первоначальным планом «Ариадны»? Кто его запутывает? Замешан ли «их» блок? Придет ли к этому Земля. Мы, бедные кошачьи лапы, даже не знаем, кто избавляется от кота. Чем больше я думаю об этом деле, тем меньше оно нравиться мне. Если они приблизили ГПП…

— "Земной Дух" мог все еще находиться на пути домой, — ответила она.

— Но, если мы упустим его, — прокомментировал я, — мы не успеем на последний автобус.

— То что выключили, можно включить но новой, — сказала она.

— Э-э-э… но когда? Программа «Ариадны» достаточно долгосрочная. Если Джухач хочет, чтобы все обошлось хорошо и на поверхность не нужно было высаживаться, ему понадобятся годы. Двадцать, может быть тридцать. Это очень здорово стать самым главным в галактике экспериментом по биологии Наксоса, но пока я не желаю быть пионером.

— Ты достаточно молод, — сказала она с сухой улыбкой.

— А ты недостаточно стара, чтобы быть моей мамочкой, — возразил я ей.

Наступило короткое молчание. Она нарушила его.

— У нас не появилось много вариантов для выбора, не так ли?

— Не совсем, — утверждал я. — Или мы играем с Хармаллом, или не играем вообще. При втором варианте возможности уволиться не существует.

— Я полагаю, вы рассчитали, что получишь взамен за свое самопожертвование на Наксосе? — заметила она не без тени сарказма. — Да еще в таком нежном возрасте, к тому же.

Мне не нравилось, что она заостряет внимание на моем возрасте.

— Это оплачивает прямолинейность, — сказал я ей. — Это только путь к достижению чего либо в этом мире. Ты должна знать это… ты можешь иметь стаж в десять-пятнадцать лет, но не слишком впечатляющий перечень своих достижений, если его положить рядом с моим. Вся моя работа в сотрудничестве. Когда вы работаете над парателлурианской биологией, сотрудничество в парателлурианином может вам дать полное преимущество.

— Позвольте спросить об этом, — сказала она, выглядя достаточно удовлетворенной открытием, которое позволило ей изменить направление беседы. — Как ты пришел к этому?

— Совершенно случайно, — ответил я. — Зено был в группе каликоских студентов, которые прибыли на Землю учиться. Мы познакомились в колледже… Полагаю, что мы сошлись потому, что оба были иностранцами. С точки зрения большинства американцев среднего запада, Англия — это так же далеко, как и Каликос. Мы делили пространство в лаборатории. Это стало привычкой.

— Я работала с каликосцем на Марсе, — сказала она. — Не так тесно как вы с Зено, конечно, но достаточно хорошо, чтобы узнать их… если возможно. Не находите ли вы их несколько… сдержанными?

— Полагаю, что они отличаются так же, как и мы, — ответил я. — Зено мрачноват… он отбрасывает кумиров, не находит радости в созерцании Сотворения Мира… и его жизненный идеал несет в себе что-то аскетичное, но он вовсе не враждебен. Мы сжились вместе.

— Может быть ты и сам мрачноват?

— Я не сказал бы так. Аскетичен, возможно. Может быть сдержан… но не угрюм. Каждый день на пути жизни становится лучше. Может быть. Мать всегда наказывала мне смотреть на светлую сторону. Я обещал, что буду, если найду эту светлую сторону. А мужчина не может нарушить обещание, которое дал своей матери, не так ли?

— Не ваша ли мать говорила вам, что нужно быть прямолинейным, чтобы достигнуть чего-то в этом мире?