— Я так и знала, что ты обязательно придёшь, — сказала девочка. — Ты зачем сюда приходил?

Саша молчал, будто язык проглотил. Слова не мог вымолвить.

Зато Кузька до того разлаялся, что даже осип.

Чёрненькая девочка топнула ногой и прикрикнула на Кузьку:

— Перестань! Она может испугаться.

— Кто? — шёпотом спросил Сашенька.

— Ухти-Тухти… Тебя как звать? Меня — Анютой.

Саша сказал.

— Ну тогда пойдём к нам. Ты увидишь её… — И девочка решительно потянула Сашу за руку.

Саша подумал было, что нужно сперва спросить у бабушки, но Анюта не дала ему и слова сказать, а на Кузьку опять прикрикнула:

— Кому сказано? Молчи!..

И надо же — Кузька послушался. Вдруг перестал лаять и завилял хвостом. Вот какая оказалась эта чёрненькая девочка! Настойчивая…

— А у тебя Ухти-Тухти и бельё стирает? — спросил Саша, покорно шагая следом за Анютой.

— А то нет… Идём покажу!

Тут у Саши будто ветром всё выдуло из головы. Он окончательно забыл про бабушку и вообще про всё на свете. Неужто он увидит настоящую Ухти-Тухти — лесную прачку? Ту самую, про которую мама ему читала ещё зимой. Та была в переднике и в чепчике. Девочку же звали не Анютой, а как-то по-другому. И они вместе, Ухти-Тухти и девочка, сидели за столом и пили чай с вареньем…

— Покажи, — сказал Саша. И вместе с Кузькой они припустили за Анютой.

И вовсе это был никакой не лес, как ему показалось вчера. А просто между двумя заборами росло много сосен и ёлок.

И можно было не бояться ни волков, ни медведей, ни бабы-яги.

И хоть Кузька тут никогда прежде не был — это Саша точно знал, — бежал прямо к калитке соседнего забора.

— Умный пёс, знает дорогу, — похвалила Анюта. — Он какой породы?

Саша не знал.

— Он просто Кузька. Он без породы…

— Значит, дворняжка?

Саша обиделся.

— Не дворняжка, а Кузька.

А Кузька, словно понимая, что разговор идёт о нём, весело поглядывал то на Сашу, то на Анюту. Ему было всё равно, какой он породы. Или вовсе без породы, самая обыкновенная рыжая дворняжка. Самое главное — он был с Сашей и Саша был с ним. «Гав! — воскликнул он весело. — Чего вы спорите? Идите за мной, и всё!»

— Сейчас увидишь мою Ухти-Тухти, — сказала Анюта, когда они вошли в открытую калитку незнакомого сада. И она повела Сашу туда, где густо разрослись кусты смородины и стояла большая глубокая корзина. — Смотри, вот она!

И Саша увидел на дне корзины что-то серое и колючее.

— Ежик, — обрадовался Саша. — Он у нас под террасой жил.

— Не ёжик, а ежиха, — поправила Анюта. — У неё скоро будут маленькие. Теперь погляди, сколько она всего настирала.

Тут Саша увидел: на верёвке, которая низко, почти над самой землёй, протянулась между двумя кустами смородины, висит разное маленькое цветное бельецо. Всякие там фартучки, трусики, кофточки. И каждая вещь, чтобы ветер не сдул, была с крохотной красной прищепкой.

Да, конечно, это была настоящая Ухти-Тухти — лесная прачка!

— Столько сама настирала? — и веря и не веря, спросил Саша, поглядывая на бельё и красные защепки. Такие могли быть только у лесной прачки Ухти-Тухти.

— А то нет! — Анюта только плечиком повела: хочешь верь, хочешь не верь, мне всё равно…

Но Сашенька поверил. Как мог он не поверить?

— Анюта! — раздался звонкий голос со стороны дома.

— Пошли, меня тётя зовёт. Она приехала из Душанбе к нам в гости. Мамина сестра. Она привезла клубнику из Душанбе. Знаешь, где Душанбе?

— Не знаю, — сказал Саша. Да и откуда ему было знать? Дома никогда про Душанбе и про разное такое не говорилось.

— Иду, иду! — закричала в ответ Анюта. Она сразу стала послушной девочкой и побежала на голос, который её звал. — И ты иди, — велела она Саше. — Сейчас тётя даст нам клубнику. Хочешь?

— Хочу, — сказал Саша и пошёл за Анютой. И Кузька затрусил следом.

Теперь и Кузька и Саша окончательно забыли про бедную бабушку, которая тем временем хватилась Саши и звала его на все лады: и Саша, и Сашенька, и Сашурик…

— Этого мальчика звать Сашей, — сказала Анюта, когда они поднялись на большую стеклянную террасу. — А эту собаку — Кузькой. Она без породы, но очень-очень умная, почти как эрдельтерьер…

А тётя у Анюты была точь-в-точь как сама Анюта. Тоже с блестящими чёрными волосами, тоже с весёлыми глазами-щёлочками, и глаза у неё тоже были вроде чёрных угольков.

— Сейчас клубнику дам, — сказала Анютина тётя. — Сейчас будете клубнику есть…

— А Кузька клубнику не любит, — сказал Саша.

— А котлету?

— Котлету любит.

— Тогда он получит котлету, — сказала Анютина тётя, куда-то убежала и тотчас вернулась с большой котлетой.

Кузька завилял хвостом. Понял: котлета для него!

И вот они все сидят за круглым столом, перед каждым тарелка с клубникой, а Кузька с аппетитом уплетает котлету.

А тем временем бедная Сашина бабушка всё искала, всё звала своего Сашу. Бегала по саду. Даже поднялась по крутой лесенке на чердак, хотя ей было очень трудно. Потом побежала к той калитке, которая выходила на поле. Но калитка была закрыта на крючок. Значит, никуда он не уходил.

— Саша, Сашенька, Сашурик… — ещё раз слабым голосом позвала бабушка. — Кузька…

Нет, никто, никто ей не откликнулся. И Кузька не залаял.

«Что мне делать?» — подумала бабушка, присела на ступеньку террасы и стала краем передника вытирать влажный лоб. И тут она услыхала: калитка распахнулась, и весёлый папин голос крикнул:

— Шушарик, я приехал! Пошли разгружаться…

Когда папа увидел бабушку, непохожую на саму себя, он даже немного испугался:

— Что случилось? Где Саша?

— Он пропал… — сказала бабушка. — И Кузька тоже…

У папы начался отпуск, конечно, он мог бы приехать накануне вечером, но решил по-другому.

Рано утром, ещё до отъезда, он отправился в магазин строительных материалов. Раз он обещал Саше, когда начнётся отпуск, они возьмутся за постройку дома, то первым делом надо было запастись и тем и этим, короче говоря, всем, что им понадобится.

Папа ничего не любил делать спустя рукава: дом должен быть основательным, построенным по всем правилам!

И теперь он шёл со станции весёлый и довольный, хоть рюкзак за спиной был изрядно тяжёл. Ничего не поделаешь — пришлось тащить на себе и несколько банок с красками, да ещё гвоздей, да ещё кое-какую мелочь, которая всегда пригодится в хозяйстве. Дом у них будет голубой, решил папа, а крыша красная. Впрочем, как захочет Саша, — может, и наоборот: дом красный, а крыша голубая… Пока об этом рановато думать, построить надо.

Он представлял себе, как откроет калитку, как крикнет громко на весь сад: «Эге-ге, мальчик, где ты? Пошли разгружаться!..» Он представил себе, как навстречу ему выбегут Сашенька со своим верным Кузькой, и как у Саши будут блестеть глаза, и как Кузька будет взахлёб лаять, и оба они будут рады, что наконец-то, наконец-то у него, у папы, начался отпуск. И как хорошо, что и у мамы на этих днях тоже начнётся отпуск. И у старшей дочки остались считанные деньки до окончания занятий. Десятиклассница! А давно ли была такой же малышкой, как Сашурик… И вся семья соберётся вместе. Отлично!

Ну и жарища!.. Солнце уже высоко и припекает будь здоров. Вот и пришёл. Вот и забор их сада, калитка. А поверх забора, будто в саду уже тесно, выплёскивается буйная зелень листвы. Сейчас он войдёт в их душистую тень.

Открыв калитку, папа крикнул самым весёлым и самым громким голосом:

— Шушарик, я приехал! Пошли разгружаться…

Но удивительное дело — никто не кинулся его встречать. Кузька не залаял. Было тихо, будто в саду никого, ни одного человека.

Быстрыми шагами папа направился к дому и увидел: на ступеньке террасы сидит вконец расстроенная бабушка. Сидит, передником утирает лоб, глаза. Неужто плакала?

Папа сразу испугался:

— Что случилось? Где Саша?