И вот однажды мама сказала:

— А ведь пора отсюда уезжать…

— Пора, — сказал папа.

— Пора, — сказала и бабушка.

А Машенька, которая приехала к ним на воскресенье, воскликнула:

— Да-авно пора! Дождь, холод… Фу! Я когда ещё говорила, что пора…

С этого дня они и стали укладываться. Укладывались, укладывались, пока как-то утром папа не сказал:

— Схожу-ка я на станцию, может, схвачу такси?!

Папа ушёл, а потом приехал на такси и подъехал прямо к их калитке. Тогда они все: и папа с шофёром, и Саша, и Машенька — стали носить вещи и укладывать в машину.

Зато Кузька никаких вещей не носил. Только бегал за ними от крыльца к калитке, от калитки к крыльцу. И всё время лаял. Может, боялся, что его не посадят в такси?

— Не бойся, — сказал Саша, присаживаясь перед ним на корточки. — Поедешь у меня на руках. Будем смотреть в окошко…

«Гав-гав…» — ответил Кузька и лизнул Сашин нос. Значит, понял, что бояться ему нечего, посадят его в такси.

Когда все вещи были уложены и настало время ехать, бабушка сказала:

— А теперь давайте перед дорогой на минутку присядем.

И они все сели кто куда. И как раз в это время Саша её увидел.

— Белка, белка, наша белка!.. — закричал он и выскочил в сад.

На рябине возле забора с ветки на ветку прыгала белка. Прыгала и поглядывала на всех. Поглядывала и будто говорила: «Вот и я! Пришла мириться, пришла проститься…»

— Никто не верил, что она вернётся, — сказал папа. — А она тут как тут.

Он тоже вышел в сад и подошёл к рябине.

— А я верил, а я верил! — крикнул Саша.

И вот сегодня, в день их отъезда, белка вернулась. Она сидела на рябине, красной от ягод, и двумя передними лапками отщипывала от тяжёлых кистей рябинку за рябинкой. И каждую запихивала себе в рот.

А потом вдруг — нарочно или нечаянно — у неё отщипнулась большая кисть рябины и упала возле Саши и папы, прямо у их ног.

— Видишь, как славно мы помирились, — сказал папа. Поднял с земли рябину и протянул Саше. — Теперь можно ехать…

И они все сели в машину. Все, кроме папы. Папа сказал, что он ещё немного побудет здесь. Он сказал, что ему ещё кое-что осталось сделать, прежде чем на зиму закрыть на окнах ставни и запереть двери. Он сказал, что догонит их на поезде.

Но скорее всего, думал Сашенька, папе просто хотелось ещё немного походить по саду, ещё получше помириться с белкой, раз она перед самым отъездом вернулась обратно к ним в сад. И было Саше очень обидно, что нельзя остаться с папой, походить с ним рядом и послушать, как хорошо шумят на прощание зелёные сосны и ели…

Да, все началось именно с этого… Уже был вечер, уже Саша вернулся из детского сада, уже бабушка накормила его любимой котлетой с жареной картошкой, и он успел даже выпить молоко из своей большой белой кружки, рыжий пёсик Кузька вылакал из миски весь вкусный овсяный суп.

И тогда раздался звонок.

— Мама, мама! — закричал Саша, потому что всегда знал, когда у входной двери звонила мама, когда папа и когда громко трезвонила Машенька.

И они с Кузькой побежали в прихожую. Так оно и было. С работы вернулась мама.

— Уф-ф!.. — сказала она. — Ну и погодка! Дождь в перемешку со снегом.

И правда, всё пальто у неё было в мокрых каплях.

— А снег? — спросил Саша. — Снег-то где?

«Гав-гав? — спросил и Кузька. — Где же снег?»

— Весь растаял, пока поднималась на лифте.

Мама потрясла пальто — снежные капли так и посыпались во все стороны, — потопала о половик мокрыми ногами, и тут Саша увидел свёрток. Он был большой, плоский, завёрнутый в плотную коричневую бумагу. А сверху ещё перевязан бечёвкой.

— А это что? — спросил Саша.

— Да хлеб, — ответила мама и засмеялась.

Сашенька сразу понял, что мама шутит.

— Не бывает, чтобы такой хлеб…

— Тогда колбаса, — снова пошутила мама.

«Гав-гав», — обрадовался Кузька. Он очень любил колбасу.

— Не бывает таких колбас, — воскликнул Саша.

— Тогда сам погляди. — И мама стала раздеваться. Подумать только—в этом большом плоском свёртке, завёрнутом в коричневую бумагу да ещё сверху перетянутом крепкой бечёвкой, мама что-то принесла ему! Конечно, ему! А то разве она сказала бы: иди сам погляди.

— Пошли, Кузька, — сказал Саша, и, прижав свёрток к животу, он, а за ним и Кузька побежали смотреть, что такое принесла мама.

— А Маша где? — спросила мама.

— Да опять ушла в школу… — начала было объяснять бабушка, но Саша ей не дал договорить:

— У неё важное собрание… комсомольское!

Уж кто-кто, а он-то хорошо знал про все школьные дела своей старшей сестрицы.

Если на свете случается чудо, о котором человек мечтает всю жизнь, то у него, у Саши, случилось именно такое чудо!

Всю зиму они с папой мечтали.

— Вот, — говорил папа, — поедем летом на дачу, начнётся у меня отпуск, и построим мы с тобой дом…

— Большой? — спрашивал Саша.

— Основательный. Конечно, он будет поменьше, чем тот, в котором мы живём, но всё-таки основательный!

— У него будут дверь и окна, у нашего дома?

— Посуди сам, Сашурик, какой же это дом, если без окон и без дверей?

— Без окон и без дверей — полна горница людей… Это огурец! — рассмеялся Саша.

— А наш дом будет и с окнами, и с дверью, и с крышей…

— И с печкой, — подсказал Саша.

— Насчёт печки дело не пойдёт, — проговорил папа. — Да и зачем нам печка, если будет лето и тепло?

И так всякий раз: выберется у папы свободный вечерок, заберутся они на большой диван в бабушкиной комнате и начинают толковать про дом.

И Кузька тоже. Заберётся вместе с ними на диван, уткнётся рыжей мордой в папины колени и тоже начинает мечтать.

— А как мы его будем строить? — спрашивал Сашенька.

— Это дело сложное. Во-первых, понадобятся инструменты, не голыми же руками строить?

— Знаю, — говорил Саша. — Пила, молоток, клещи и ещё много-много гвоздей…

— Правильно, сын. Потом разный материал для строительства…

— Знаю, — снова говорил Саша. — Доски всякие и ещё что-нибудь… Ну, фанера, да?

И вот теперь, когда он, спеша и путаясь с бечёвочными узелками, развязывал свёрток, он представить себе не мог, что его ждёт!

— Кузька, — торопил он Кузьку, — да помоги же…

Но Кузька только мешал, он дёргал бечёвку, он дёргал бумагу, и ничего, ровным счётом ничего не получалось.

И наконец терпение у Саши лопнуло, он просто-напросто сдёрнул бечёвку, развернул бумагу, открыл у большой, у огромной коробки крышку… и обмер. У него прямо дух перехватило.

В коробке… Да, в коробке аккуратно каждый на своём месте лежало всё, что им было нужно: и пила, и молоток, и клещи, и отвёртка, и ещё такое, о чём Саша и слыхом не слыхивал… И много-много гвоздей. Не каких-нибудь, а новеньких, с широкими блестящими шляпками.

— Кузька… — наконец прошептал он. — Кузька!..

«Покажи! Гав-гав… Покажи…»

Но разве глупый рыжий пёсик может понять, какое чудо перед ним?

Почему так долго нет папы? Почему папа не идёт с работы? Неужто он не знает, что Саша не может без него? Не может без него смотреть, любоваться, трогать, перебирать все эти сокровища, которые перед ним в коробке?

Звонок!

Нет, не папа. Маша вернулась со своего важного собрания. Но всё равно они с Кузькой несутся в прихожую.

— Скорее, скорее, иди смотреть!.. — кричит ей Сашенька.

Но Маше не до него. Маше надо рассказать маме и бабушке про своё важное собрание.

— Я так боялась, я так боялась, так боялась, что не смогу выступить! — говорила она. У самой щёки розовые и мокрые прядки волос выбились из-под шапки.