Тони так и сел, благо, что вокруг стола были стулья.

– Нет, – прошептал он, поднял глаза на Нейлора и поглядел на него умоляюще. – Скажите мне, что это неправда.

Нейлор только отвел глаза, его лицо по-прежнему ничего не выражало.

– Как… каким образом она была убита?

– Следователь по тяжким преступлениям еще не пришел к какому-либо выводу, милорд.

– Боже милостивый, надеюсь, что это произошло хотя бы быстро, – пробормотал Тони.

– Ящики письменного стола, принадлежавшего покойному супругу жертвы, были выдвинуты и, похоже, обысканы, милорд. Не могли бы вы сообщить мне, откуда у вас деньги?

– Что? Вы хотите сказать, что произошло покушение на ограбление?

– Не покушение, лорд Эшфорд. Так откуда у вас деньги?

Да, он упрямый человек. Тони пришлось отдать ему должное. Может быть, ему хочется, чтобы Тони не столько испугался, сколько рассеял его подозрения?

– Кое-что я выиграл позавчерашней ночью, а остальное мне дала Клодия, леди Фэрхейвен, вчера ночью.

Инспектор вынул записную книжку и карандаш.

– Где вы выигрывали, милорд, и какова была сумма выигрыша?

Тони заколебался, а потом буркнул:

– Этого я вам не скажу.

– Милорд, поймите, идет расследование убийства. Я ведь все равно узнаю, в каких притонах вы бываете. Но, если вы сами это скажете, дело пойдет быстрее.

– Улица Сент-Джеймс, дом номер семьдесят пять. Можете поинтересоваться у картежников. Есть там такой Бонифейс. Он за меня поручится.

– А кто поручится за остальные деньги?

– Как кто? Клодия, – ответил он, не задумываясь. Но, вспомнив, что Клодия никогда больше никому ничего не скажет, уронил лицо в ладони и заплакал.

Нейлор молча ждал, пока Тони успокоится. Когда плечи допрашиваемого перестали дрожать, Нейлор сказал:

– Дворецкий леди Фэрхейвен пожелал засвидетельствовать услышанный им резкий отказ: вам было сообщено, что вы и пенни более не получите.

Тони оторвал лицо от ладоней и бросился было в яростную атаку:

– Как?! Это неправда! – Но сразу же резко оборвал себя. Потом он очень глубоко вздохнул и, проведя рукой по лицу, заговорил снова: – Досон, верно, услышал именно это. Но только это. Я припоминаю, что, когда он принес в библиотеку бренди, мы как раз спорили с леди Фэрхейвен. Однако он вскоре ушел, а мы продолжили беседу.

– Беседу или ссору?

– Спор, ссора – какая разница? Мы распрощались, пожелав друг другу доброй ночи. В сущности, мы заключили помолвку, правда, пока неофициально, – мрачно сказал Тони.

– И все, что мы имеем в подтверждение этого, – только ваши слова.

Тони выпрямился и надменно произнес:

– Слово Вардена чего-то да стоит, смею вас заверить, господин Нейлор.

– Пусть так. Но, как бы то ни было, боюсь, что мне придется задержать вас по подозрению в убийстве леди Клодии Фэрхейвен.

– Что?! Да в своем ли вы уме?

– Со мной все в порядке, милорд. Но смотрите: вы виделись с леди Фэрхейвен накануне ее смерти, и похоже, что после вас живой ее никто уже не видел. Свидетель подслушал вашу ссору с убитой из-за денег. А сейчас у вас есть какие-то деньги. Скажите, вы воевали на Полуострове? Я имею в виду операции за Пиренеями. Бои с партизанами и прочее.

– Да, я воевал в Испании. Но какая тут может быть связь?

– Видите ли, хотя следователь по тяжким преступлениям не закончил пока свой отчет, определенные подозрения у него уже есть. На теле убитой не обнаружено других признаков насилия, кроме следов, оставленных большими пальцами убийцы на горле жертвы. Надавив на сонные артерии, он перекрыл доступ крови в мозг. Это очень быстрый и бесшумный способ умерщвления, который может быть известен опытному воину. Вроде вас, милорд.

Тони побледнел.

– Его может знать и взломщик, например. Вам это в голову не приходило? В дом, бывает, залезают обыкновенные воры.

– Обыкновенный вор не прибегает к столь утонченным приемам убийства. Взломщик обычно предпочитает орудовать кистенем.

Тони безучастно опустил глаза, словно для того, чтобы разглядеть свои ладони, а потом вновь поднял их на Нейлора.

– Я клянусь, что не убивал леди Фэрхейвен, но я хочу думать, что все произошло быстро и она не мучилась. Можно мне ее увидеть?

– Через полчаса вы должны быть в Ньюгейте, милорд.

– Вы совершаете чудовищную ошибку, Нейлор. И позволяете скрыться истинному виновнику. Но если я сейчас собью вас с ног, на что я готов решиться, то подозрения в моей виновности покажутся еще более убедительными, хотя, полагаю, у меня вообще нет выбора, – с горькой иронией сказал Тони.

– Не уверен, что вам удалось бы легко справиться со мною, милорд, – сказал Нейлор с мимолетной усмешкой.

– Неужели? Не сказал бы, что вы выглядите очень устрашающе.

– До полиции я служил в армии, милорд. В сорок седьмом пехотном. Я убедился, что невзрачная наружность зачастую оказывается обманчивой. А теперь должен просить вас одеться, милорд, и пройти со мной.

Тони кивнул и отодвинул кресло, поставив его на место.

– Но, – продолжал Нейлор, – прежде чем вы займетесь этим, лорд Эшфорд, вы отдадите мне деньги.

Тони посмотрел на пачку банкнот. Это все, что у него было, и единственное, что находилось между ним и камерой в ньюгейтской тюрьме.

– Половина этих денег – моя, Нейлор. Точнее, все эти деньги мои, коль скоро Клодия сама дала их мне. Одно утешение – ничего из этой суммы моим кредиторам не достанется, – добавил он, пытаясь сострить.

– Как бы то ни было, это доказательство. После того как мы проверим ваш рассказ, я подумаю, что можно будет сделать, чтобы вы получили назад часть этих денег.

Тони протянул руку к стопке бумажек, его ладонь на мгновение задержалась на банкнотах, потом, вызвав камердинера, он отправился одеваться.

– Джон, придется опять сходить к старьевщику. Уж не знаю, что можно ему сбыть. Одному Богу это известно.

– Ваш перстень, милорд?

– Нет, фамильное кольцо я не продам, лучше с голоду умру. Пожалуй, снеси лучшую пару обуви и несколько сорочек. Этого хватит, чтобы продержаться день-другой. А я уверен, что дольше меня держать не станут. Все обвинение – смехотворно, и скоро это будет понятно всем.

13

По дороге в тюрьму оба молчали. Гидеон Нейлор сидел напротив своего узника в кабинке двухколесного экипажа и внимательно разглядывал его. Эшфорд был хорош собою, тут не поспоришь: темно-русые вьющиеся кудри и карие глаза. Инспектор был уверен, что их взгляд легко становился задиристым или сентиментально-романтическим, искренне задушевным – в зависимости от настроения его светлости и преследуемых целей. Теперь же эти карие глаза сосредоточенно разглядывали на руке фамильный перстень с монограммой. Молодой человек поправлял его на пальце, словно старался уверить самого себя в том, что он по-прежнему – граф Энтони Варден, лорд Эшфорд.

Родители леди Фэрхейвен выдали ее замуж за пожилого человека. Ее прислуга в один голос заверяла Нейлора, что супружество было очень счастливым. Тем не менее Гидеон был убежден, что такой молодой, красивый человек, как Эшфорд, без особого труда способен был взять в плен сердце вдовы. И завоевать ее состояние. Эшфорд находился в безнадежном положении, а отчаяние побуждает к действиям, на которые человек так никогда бы и не решился.

С другой стороны, есть такое обстоятельство, как пропавший лакей, который на хозяйстве был новичком. Дворецкий показал, что этот самый Джим явно проникся преданностью к своей новой хозяйке. Но несколько недель – слишком уж краткий срок, чтобы успела появиться верность.

Следовало принять в расчет и кузена покойной леди по браку. На первый взгляд он казался не менее пораженным ужасной новостью, чем Варден, однако Гидеон не торопился с выводами. Несомненно, Эшфорд представляется самым подозрительным: у него были мотивы, именно он последним видел леди Фэрхейвен еще в живых, и у него были ее деньги. Он как будто бы вполне искренне переживает горе, но преступники нередко испытывают сожаление, особенно если преступление было совершено под воздействием мгновенного побуждения. Такое случается очень часто.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: