— Ого! — отозвался одобрительно шеф. — Сразу в атаку? Молодец. Только смотри — не навреди себе. А то ты такой!

— Какой?

— Неуравновешенный. Заводной. А к Сенченко позвоню. Отправляйся. Тебя примут.

Бова заскочил домой, прокипятил шприц, ввел препарат в бедро. Предупредил бабусю, что уезжает на несколько дней. Выйдя на улицу, поймал такси.

В регистратуре уже ждали. Молоденькая русоволосая девушка отвела его в кабинет врача, посадила на топчан, покрытый клеенкой.

— Подождите здесь. Сейчас придет дежурная сестра, она вас примет.

— А кто дежурит? — равнодушно спросил Григор, держась за голову, как заправский больной.

— Куренная Галина. Разве вам не все равно?

— Все равно, — согласился Григор, хоть у самого сердце застучало.

Девушка вышла. Парень ощутил; как горячая волна хлынула в голову, раскаленный обруч внезапной боли опустился на затылок. Вот оно — начинается! Это действительно не шутки! Интересно, стоило ли начинать эту игру? А вдруг давно уже нет — этого Куренного, а ему приходится такими странными и опасными способами гоняться за химерой.

Дверь отворилась, в кабинет зашла сестра. Пересиливая боль, парень поднял лицо и остолбенел от неожиданности. Подхватился с места. Сестра, не обращая на него внимания, направилась к столу. Открыла толстый журнал.

— Сядьте, почему вы встали? — тихо молвила она.

Григор смотрел на нее и молчал. Как он сможет спрашивать у нее об отце? У такой королевны? Удивительное создание. Словно незримый знак на ее челе — знак скорби и красоты. Лицо худощавое, бронзовое: черные, с синим отливом волосы, а под бровями, похожими на крылья орла, готового к полету, — прозрачно-лазоревые глаза, словно небесные самоцветы. Под белым халатом угадывается гибкое тело, как у лесной серны. Он забыл обо всем, не знал, что говорить. Сестра о чем-то спросила. Григор не ответил, кровь стучала молотом в уши.

— Вы что — онемели? — спросила она и отвернулась.

Теперь Бова видел ее профиль — заостренный, какой-то сосредоточенно-злой.

Казалось, что в ее глазах мерцали, переливались искорки гнева. Неужели она всегда такая? Почему?

— Фамилия?

— Бова, — ответил парень. — Григор Бова.

Она взглянула на открытое крутолобое лицо, впервые улыбнулась. Григору показалось, что льдинки в ее глазах растаяли, резкая морщинка возле уст исчезла.

— Бова, — повторила она, записывая. — Странная фамилия. Будто в сказке.

Бова-королевич…

— А может быть, мы и живем в сказке? — прошептал Григор, пересиливая боль и любуясь девушкой.

— Слишком суровая сказка, — снова нахмурилась она. — Безжалостная…

— Сказки бывают жестокие, — возразил Бова. — Героев убивают, предают…

— Но в сказке непременно есть живая вода, — насмешливо ответила она. — Героев воскрешают. В жизни так не бывает.

Григор промолчал. Не хотел касаться какой-то тайной струны, которая (он это ощутил остро) натянута в ее душе предельно. Еще одно усилие — и разрыв!

— Профессия?

— Юрист, — неохотно ответил Григор.

— Такой молодой прокурор — и уже гипертония? — удивилась Галя. — Тогда вам нельзя работать в юстиции. Слишком тонкая организация для таких дел…

— Почему непременно прокурор? — пожал плечами Бова. — Юриспруденция — необъятное поле. Это — космическая наука.

— Вот как? — молвила она. — Что-то не замечала такого за нею. Ковыряется в грязи людской…

— Дети тоже играют в пыли. А затем строят дворцы и сеют цветы…

— И возводят темницы, и пушки отливают, — подхватила Галя. — И начинают войны, жгут сады, дворцы, храмы…

— Правда ваша, — вздохнул Григор. — Но нельзя и перегибать палку. В мире больше прекрасного.

— Как кому, — горько молвила девушка, записывая что-то в журнал. — Это зависит от того места, на котором человек стоит. Или от чувства черного юмора. Помните известную народную усмешку… «Цыган, твоего отца повесили!» — «О, пошли наши вверх!» А впрочем, что это мы начали с вами философствовать? Раздевайтесь, измерим давление. А затем — в палату.

— Мне бы хотелось поговорить с вами по-дружески, — сказал Григор, снимая рубашку. — Вот как выйду из больницы, встретимся и тогда…

— Вы считаете, что мы встретимся? — удивилась Галя.

— А вы думаете, что… нет? — тревожно спросил парень.

Галя промолчала, готовя прибор для измерения давления.

— Почему вы… не отвечаете?

— А зачем… встречаться? — наконец отозвалась она.

— Не могу сразу сказать, — тихо ответил Григор. — Не хочу банальных слов. Очень хочется увидеть вас… много, много раз…

Лицо девушки вспыхнуло, загорелись самоцветы очей. Она остро взглянула на парня, обожгла, снова отвела глаза.

— Если вы хотите…

— Очень.

— Тогда я подумаю.

— Где? И как?

— Какой быстрый! — засмеялась она. — Вы теперь больной.

— Не больной! — возразил он энергично. — Не знаю, поможет ли мне биотрон профессора, а вы…

— Не надо, — попросила она. — Не надо так…

— Как?

— Тривиально. Как у всех. Пусть будет молчание. Еще есть время. Подумайте. Если не передумаете — встретимся…

Григор старательно побрился, надел серый спортивный костюм. Выглянул в окно — на небе кучились белые облака, воздух был душный и влажный. Подумав, Григор решил захватить плащ.

Баба Мокрина пригласила парня к завтраку. Он вошел в кухню сияющий, веселый. Дед Микита одобрительно взглянул из-под бровей.

— Теперь другой табак! На человека похож. А то — словно забулдыга, оборванец. Не иначе как на свидание собрался. Правду говорю?

— Э, такое скажете! — махнул рукою Григор.

— Не твое дело, — вмешалась баба Мокрина. — Хлопец самостоятельный, что хочет, то и делает.

— «Самостоятельный»! — скептически сказал дед. — Пока сам. А набросит сеть какая-нибудь девка размалеванная, расфуфыренная — где эта хваленая самостоятельность денется! Будет танцевать под ее дудку!

— Ты много танцевал?

— Было, было! — вздохнул дед, уткнув нос в неизменную газету — Отплясывал, как медведь на цепи. У вас, женщин, колдовская сила!

— Пока молодые, — засмеялся Григор, отхлебывая чай из стакана.

— Ясное дело, — согласился дед. — Вот я: уже одна нога в гробу, а как увижу ясные глазки и все другое… где и сила берется! Будто живчик какой-то пробуждается в тебе…

— Молчал бы уж! — сердито рявкнула баба. — Еще тебе, седому дураку, о живчиках болтать? Постыдился бы Григора!

— А чего стыдиться? — удивился дед. — Дело житейское. Я ее хвалю, а она гневается. Ну и пошутить нельзя!

— Меры не ведаешь, старый греховодник!

— А где она — эта мера? Смотри, Григор, как полюбится фифа намалеванная, то лучше и не приводи к нам, не пущу на порог — Не слушай, Григорчик, успокоила баба, — лишь бы по сердцу, а размалеванная иль нет, дело десятое. Умыться всегда можно, а вот если нутро нечистое — тогда уж не отмоешь!

Так со смехом и шутками выбрался парень из дому. Бросился сразу же к ближайшему цветочному магазину. На витрине были какие-то пузатенькие кактусы и чахлая травка. Григор разочарованно направился к Житнему рынку. Там тоже цветов не было. Парень грустно вздохнул: придется идти на свидание без цветов. Жаль!

У входа в здание рынка стоял парнишка с тремя букетиками голубых незабудок.

Григор обрадовался — это именно то, что нужно. Парнишка попросил по десять копеек за букетик. Бова дал ему рубль за все. Трамваем он добрался до улицы Артема. Оттуда направился к областной больнице пешком. Встречные девушки оглядывались, завистливо поглядывали на миниатюрный букет голубых цветов. Григор взглянул на часы. До условленного времени было еще минут сорок. Замедлил шаг.

Шел торжественно, будто прислушивался к неясному волнению в сердце.

Что же случилось? Какое-то диво. Надоедливый официоз, банальное уголовное дело — и вдруг сказка. А может быть, ЭТО лишь его буйное воображение? И ничего нет? Он придет, а ее не будет. А если и будет, то лишь для того, чтобы холодно и равнодушно отчитать его. «Что вам, собственно, нужно?» — «Как же так? Мы ведь условились!» — «Хорошо, условились. Но что вам от меня нужно?» И все. После таких слов можно развернуться на сто восемьдесят градусов и топать домой.