«Нет, черт побери», ответила она. «Это моя дочь.»

«За кого выходит?»

«Давай поговорим о чем-нибудь приятном», сказала она. «Одна чашечка – мне?»

«Извини», сказал я. «Но у меня есть к тебе вопрос: кто здесь занимается уликами на видеолентах?»

«На видеолентах?»

«На лентах с охранных камер. Кто их анализирует, делает твердые копии и все такое?»

«Ну, наш выбор невелик», сказала Джеки. «Здесь этим занимались электронщики, но, думаю, сейчас они откажутся. Сегодня видео идет либо в Велли, либо в Медлар-Холл.» Она села прямо и покопалась в справочнике. «Если хочешь, можешь поговорить с Биллом Харрелсоном в Медларе. Но если это что-то особенное, кажется, мы отправляем это Лабораторию обработки изображений Университета Южной Калифорнии, или еще куда-то. Ты хочешь контактные номера, или сразу направишься к Харрелсону?»

Что-то в ее тоне подсказало мне, что делать. «Наверное, я возьму номера.»

«Ага, сейчас.»

Я записал номера и возвратился в дивизион. Коннор закончил с лентой и перегонял ее назад-вперед до того места, где лицо Сакамуры появлялось в зеркале.

«Ну, и?», спросил я.

«Все в порядке, это Эдди.» Он выглядел спокойным, почти безразличным.

Взял у меня кофе и отпил. «Ужасно.»

«Да, я знаю.»

«Я привык к лучшему.» Коннор отставил чашку, выключил видеорекордер, встал и потянулся. «Ну, мне кажется, мы хорошо поработали за вечер. Что скажешь, если мы немножко поспим? У меня большая игра в гольф утром на Сансет-Хиллс.»

«Окей», сказал я. Я сложил ленты в картонную коробку и осторожно уложил в ту же коробку видеорекордер.

Коннор спросил: «Что ты хочешь сделать с этими лентами?»

«Положу в шкафчик для улик.»

Коннор сказал: «Это оригиналы. А у нас нет копий.»

«Знаю, но я не смогу сделать копии до завтра.»

«Именно так. Почему бы тебе не захватить ленты с собой?» «Забрать домой?» Была масса предписаний по департаменту о запрете забирать свидетельства домой. Мягко говоря, это было против правил. Он пожал плечами. «Я бы не рассчитывал на случай. Возьми ленты с собой, и сможешь завтра сам сделать копии.»

Я сунул коробку под мышку и спросил: «Думаете, в департаменте не станет никто…»

«Конечно нет», ответил Коннор. «Но эта улика ключевая, а мы не хотим, чтобы кто-нибудь прошел мимо шкафчика с большим магнитом, пока мы спим, правда?»

Поэтому в конце концов я забрал ленты. Когда мы выходили из дверей, то прошли мимо Ишигуро, который еще сидел здесь и каялся. Коннор что-то сказал ему быстро по-японски. Ишигуро вскочил на ноги, быстро поклонился, и заспешил из офиса.

«Он действительно так напуган?»

«Да», ответил Коннор.

Ишигуро быстро шел впереди нас по холлу с опущенной головой. Он казался почти карикатурой на мышеподобного, испуганного человека. «Почему?», спросил я. «Он живет здесь достаточно долго чтобы знать, что любое дело, которое мы затеем против него за сокрытие улик, будет весьма слабым. А у нас даже еще меньше оснований для дела против Накамото.» «Не в этом суть», сказал Коннор. «Он тревожится не о законности. Он тревожится о скандале. Потому что именно это случилось бы, будь мы в Японии.»

Мы зашли за угол. Ишигуро стоял у лифтов и ждал. Мы тоже ждали. Возник момент неловкости. Подошел первый лифт и Ишигуро отступил в сторону, пропуская нас. Двери закрылись, а он все кланялся нам из вестибюля. Лифт пошел вниз.

Коннор сказал: «В Японии он и его компания кончились бы навеки.»

«Почему?»

«Потому что в Японии скандал – это самый распространенный способ пересматривать порядок клевания. Избавление от мощного конкурента. Там это обыденная процедура. Находишь уязвимое место и делаешь утечку в прессу или следователям правительства. Скандал следует неизбежно и личность или организация разрушены. Именно так скандал с фирмой Рекрут свалил Такешиду с поста премьер-министра. Именно таким способом японцы прижали Дженерал Электрик пару лет назад.»

«Они прижали Дженерал Электрик?»

«Скандал Йокогава. Ты слышал о нем? Нет? Что ж, это было классическое японское маневрирование. Несколько лет назад Дженерал Электрик сделала лучшее в мире сканирующее оборудование для больниц. ДжЭ образовала вспомогательную фирму Йокогава Медикал, чтобы продавать это оборудование в Японии. И ДжЭ начала бизнес по-японски: сокращая расходы ниже, чем у конкурентов, чтобы получить долю рынка, обеспечивая превосходный сервис и поддержку, привлекая покупателей – раздавая потенциальным покупателям авиабилеты и дорожные чеки. Мы бы назвали это взяткой, однако это стандартная процедура в Японии. Йокогава живо стала лидером рынка, обогнав японские компании вроде Тошиба. Японским компаниям это не понравилось и они пожаловались на нечестную конкуренцию. И в один прекрасный день агенты правительства устроили рейд в офисы Йокогава и обнаружили свидетельства взяток. Они арестовали несколько сотрудников Йокогава и запятнали имя компании скандалом. Это очень сильно повредило продажам ДжЭ в Японии. Не имело значения, что другие японские компании тоже пользуются взятками. Ибо попалась неяпонская компания. Забавно.»

Я спросил: «Действительно так плохо?»

«Японцы могут быть жесткими», сказал Коннор. "Они говорят «бизнес – это война», и действительно имеют это в виду. Ты знаешь, Япония всегда говорит нам, что их рынки открыты. Что ж, прежде, если японец покупал американский автомобиль, его финансовые счета проверяли правительственные аудиторы.

Поэтому скоро все перестали покупать американские машины. Официальные лица пожимали плечами: что они могут сделать? Их рынок открыт: они ничего не могут поделать, если никто не хочет американских автомобилей. Такие препятствия бесконечны. Каждый импортированный автомобиль должен быть отдельно протестирован в доках, чтобы удостовериться, что он согласуется с законами о выхлопных газах. Иностранные лекарства должны проверяться только в японских лабораториях на японцах. Однажды запретили иностранные лыжи, сказав, что японский снег более влажен, чем еврейский и американский. Такими способами они обходятся с другими странами, не удивительно, что они беспокоятся о вкусе собственных лекарств."

«Значит Ишигуро ждет скандала? Потому что так случилось бы в Японии?» «Да. Он боится, что с Накамото будут покончено одним ударом. Но я сомневалось, что так будет. Много шансов, что завтра в Лос-Анджелесе будет бизнес как обычно.»

Я довез Коннора до его квартиры. Когда он выбирался из машины, я сказал: «Что ж, это было интересно, капитан. Спасибо, что потратили на меня время.»

«Всегда пожалуйста», сказал Коннор. «Звони в любое время, если в будущем понадобится помощь.»

«Надеюсь, что ваш гольф не слишком рано утром.» «На самом деле в семь, но в моем возрасте много сна не требуется. Я буду играть в Сансет-Хиллс.»

«Это не японский клуб?» Продажа клуба Сансет-Хиллс была самым недавним надругательством над ЛА. Гольф Клуб Западного Лос-Анджелеса в 1990 году был продан за громадную сумму наличными: двести миллионов долларов. В то время новые японские владельцы сказали, что никаких перемен не будет. Но сегодня американские члены заменялись с помощью простой процедуры: как только уходил американец, его место переходило японцу. Членство в клубе Сансет-Хиллс продавалось в Токио за миллион долларов за место, и это рассматривалось как выгодная сделка: очередь была длинная.

«Ну», сказал Коннор, «я играю с некоторыми японцами.»

«И часто?»

«Знаешь ли, японцы жадные гольфисты,. Я играю дважды в неделю. Иногда можно услышать интересные вещи. Доброй ночи, кохай.» «Доброй ночи, капитан.»

Я поехал домой.

Я выезжал на фривей в Санта-Монику, когда зазвонил телефон. Это был оператор ШКД. «Лейтенант, у нас вызов специальной службы. Офицер в поле запросил поддержку переводчика.»

Я вздохнул. «Окей». Она дала мне номер мобильного телефона.

«Эй, приятель.»

Это был Грэм. Я сказал: «Хай, Том.»