— Что ж, мой бывший коллега абсолютно прав! Задуманные нашими врагами так называемые ельцинские реформы, а я бы сказал — выполнение заветных планов мирового сионизма по закабалению русского человека, безусловно, пошли бы еще быстрее, если бы для их реализации были использованы творческий опыт, высокий интеллект, безграничная информированность, четкая исполнительность и неиссякаемый задор сотрудников бывшего сплоченного аппарата ЦК КПСС... А что касается прецедента открытого боя сионистам-разрушителям России, то такой прецедент в нашей стране уже есть.

Мой собеседник тут же выложил на стол толстенную, в тысячу страниц, свежеизданную книгу с тисненым золотом названием и добавил:

— В этом капитальном труде дан исчерпывающий анализ того, что планировали и что сотворили с нашей страной сионистские заговорщики, показана историческая обреченность их расистских замыслов и сказано, как надо поступать с этими супостатами. Тут и стратегия, и тактика борьбы с сионистским мировым злом, и поэтапная программа его полнейшего искоренения!

Вот уж на самом деле: свой среди чужих, чужой среди своих. Прозаик Александр Потёмкин обладает тонким вкусом, издаваемые им изящные небольшие томики прозы совершенны по оформлению, и совсем не похожи на достаточно часто издаваемую новыми русскими, состоятельными денежными людьми роскошную, но безвкусную продукцию.

Сначала до меня донеслись какие-то неодобрительные слухи о нём из стана наших либералов. Чем-то он им не угодил. Если бы он не состоялся как прозаик, то скорее всего те же либералы спокойно прошли бы мимо, появилась бы тройка-другая купленных автором положительных, но тоже никчемных рецензий в журналах и газетах, тоже оплаченных автором, несколько литературных журналистов бурно попьянствовали бы на презентации, этим бы всё явление состоятельного автора и закончилось.

Были и рецензии, очевидно были и шумные презентации, но недовольство прозаиком в либеральных кругах лишь усиливалось. Я его никогда не видел и не слышал, вращался-то автор совсем в других кругах. Пришлось мне не пожалеть денег и для начала купить парочку этих уже ранее отмеченных мною элегантных книжиц Александра Потёмкина. Чем же так недовольны наши литературные демократы?

Для начала узнал, что автор никакой не неофит, закончил факультет журналистики, семь лет проработал в "Комсомольской правде", значит, как минимум, писать умеет. Как прозаик печатается с конца девяностых годов, в 2000 году вышла и первая книга "Страсти людские", затем сборник рассказов "Отрешенный", роман "Изгой". Далее пошли повести "Игрок", "Бес" и "Стол". Готовится к выходу второй роман трилогии "Грех".

Даже по названиям книг заметно влияние Николая Гоголя. Неплохое влияние. В конце концов давно уже гений Гоголя не тревожил современную русскую прозу, долго господствовала школа Льва Николаевича Толстого, затем настало время Достоевского и Булгакова, позже добавился Набоков. Разве что Королёв не прошел мимо гоголевских традиций, но с каким-то постмодернистским вывертом, пародируя талантливо и Гоголя, и себя самого.

Александр Потёмкин взял у Гоголя главное — его социальный гротеск, а значит, писал свои книги не только ради собственного удовольствия, но и, в добрых русских традициях, надеясь повлиять на читателя, передать ему своё ощущение от нынешней гнилостной эпохи. По сути, в романе "Изгой" автор описывает самого себя, блестящего финансиста, скупающего на западе дворцы и угодья и явно не удовлетворённого таким образом жизни. Внутренний душевный кризис и привёл специалиста по фондовому рынку, доктора экономических наук, человека из новой элиты в современную русскую литературу.

Думаю, ему, блестящему стилисту и удачливому финансовому деятелю, отвели бы заметное место в нашей критике, займись он постмодернистским толкованием современной России, увлекись он гротеском и острым сюжетом как таковым. В духе модного Тарантино.

Думаю, о нём не забыли бы и местные, и зарубежные обозреватели, погрузись писатель во вполне доступный ему мир сумеречного сознания загнанного человечка в духе Патрика Зюскинда с его "Парфюмером" или шотландца Иэна Бенкса с его "Осиной фабрикой".

Но дебютант Потёмкин, если и погружал нас в кошмары и наваждение, если и увлекал в авантюрную интригу, лишь для приближения к вечным вопросам бытия, лишь для понимания его социального анализа нашей эпохи.

Прочитав его повесть "Стол", мне думается, мы поймем сущность нашей отечественной элитной экономики лучше, чем после прочтения потёмкинского же учебника на эту тему. Учебник — для специалистов, его проза — для всех мыслящих людей, ещё не забросивших чтение художественных книг.

Ему надоело писать учебники и статьи, ибо в них всё не скажешь. Художественный образ более ёмкий, передающий содержание эпохи полнее любого исследования.

Повесть "Стол" — это учебник по отечественной коррупции. Я бы посоветовал тем немногим искренним политикам, которые всерьез озабочены коррупционностью общества, отложить доклады своих экспертов и насладиться повестью Александра Потёмкина.

Стол генерала фискальной службы Аркадия Львовича Дульчикова — пожалуй, главный герой повести, ибо и Дульчикова, берущего взятки со всех своих посетителей, самыми замысловатыми способами, получающего от этого кроме материальных выгод и несомненное тайное, почти сексуальное наслаждение, можно каким-то образом вытеснить, разоблачить, арестовать, наконец. Но как арестуешь стол чиновника? Несжигаемый, непотопляемый, способный менять свои обличья, превращаться в даму, вечную спутницу жизни. Этот стол фискальный генерал Аркадий Львович целует тайком по вечерам. Вот ещё за день стол полмиллиона долларов принёс, вот еще одарил высокой министерской крышей, под которой можно спокойно наращивать непрерывно свой тайный счет в зарубежном банке.

Гротескны все образы: от депутата, лидера проправительственной партии Подхолюзина до молодой секретарши — тепленькой Любаши Попышевой, которой пышная попочка в качестве источника доходов вполне заменяла чиновный стол генерала Дульчикова.

Гротескны и значимы все имена, фамилии и отчества его героев. Гротеск усиливается от узнавания примет нашего времени.

Думаю, в этом сила прозаика Потёмкина — социальный гротеск, фантасмагория и одновременно точное, доскональное знание реалий и нашей экономики, и нашего чиновничества, и нашего общества. Он фантазирует, режиссирует встречи генерала Дульчикова то с главой русского аристократического общества, продающего направо и налево звания князей и графов, то с директором ресторана, лицом кавказской национальности, то с молодым, но влиятельным педерастом, и при всей пестроте персонажей, при явной гротескности их изображения, поражает точность деталей, точность психологических портретов. Даже размеры взяток за тот или иной завод или за контроль над любым финансовым потоком указаны точно и достоверно, хоть обращайся в прокуратуру. Но ведь и из прокуратуры тоже приходят клиенты фискального генерала, и не так уж они уважаемы. Не такую высокую цену за себя просят. И никого из дельцов не пугает арест богача Х-кого, ибо все знают, не за взятки, не за коррупцию, не за увод денег за рубеж сидит в тюрьме удачливый делец, а потому что, как старуха в "Сказке о рыбаке и рыбке", замахнулся делец на большее. Мало стало миллиардов, захотелось стать "владычицей морскою"… Так Дульчиков и его клиенты на власть и не замахиваются — хлопотно с ней, им бы стол побольше иметь и крышу хорошую. А там хоть трава не расти…