Тэнди резко поднялась, подошла к раковине и посмотрела в низкое окно.

– Наверное, поначалу все эти городские сплетни забавляли ребят с лесопилки. Но вскоре все стали посмеиваться над ними самими. В конце концов одного из них прорвало. Работал на лесопилке некий Майк Манчестер. И вот как-то раз я этому Майку сделала замечание за допущенную им ошибку. И этот самый Майк при всех заявил, что мне явно не хватает крепкой мужской руки, а еще больше… Ну-у, в общем, он намекнул, что есть в мужском организме очень важный орган, знакомство с которым мне бы не помешало. И он сделал вполне понятный жест, чтобы показать, какую именно деталь он имеет в виду.

Террил искренне сочувствовала тете, но при этом едва сдерживалась, чтоб не разразиться истерическим хохотом.

– Я его тут же выставила за дверь. На его место взяли какого-то новичка, по вине которого произошла серьезная авария. Все, что я раньше получила из банка, я к тому времени уже растратила. И уже собиралась пустить в ход то, что досталось мне по наследству. Но тут в дело вмешалась Кэтрин. Она поговорила с Генри, и все было решено без меня. Кэтрин не позволила мне ухлопать все свои деньги на эту лесопилку. Генри поклялся, что во что бы то ни стало выправит положение. Забросил все свои дела и стал заниматься исключительно лесопилкой.

Затем надолго воцарилось молчание. Наконец Террил медленно, с расстановкой проговорила:

– Значит, вот так Генри и стал хозяином лесопилки. Ясно. Но как могла мама так скоро забыть отца и выйти за Генри?

В словах ее сквозила горечь. В иной ситуации Тэнди скорее всего оставила бы этот вопрос без внимания. Но тут был особый случай.

– Кэтрин знала, что Генри ее любит, и нуждалась в поддержке. Сказать по правде, я узнала об этом только после смерти Люка. Но для нее, я думаю, это не было такой уж большой новостью. Может, она чувствовала себя отчасти виноватой перед ним из-за всей этой истории с лесопилкой. Вроде как на Генри взвалили все эти проблемы, ну и все такое… Знаешь, что я еще думаю, Рила?

– Догадываюсь, – с волнением сказала Террил. Каждое слово давалось ей с превеликим трудом. – Ты думаешь, что мама … любит… его.

Повернувшись к племяннице, Тэнди подошла к ней.

– Рила, милая! Ну не стоит так переживать. Она ведь по-прежнему любит Люка. С некоторыми женщинами так бывает. Они любят дважды в своей жизни. И одна любовь не похожа на другую. Это совершенно разные чувства.

– Надеюсь, я не из их числа, – всхлипнула Террил. Она все так же стояла, сунув руки в карманы куртки. – У меня будет одна-единственная любовь.

Тэнди взглянула в ее застывшее лицо, в глаза, где предательски блестели слезинки.

– Ну, дай-то Бог, – тихо-тихо сказала она. – Один раз – и на всю жизнь. – Помолчав, она добавила: – Все дело в том, что и ты, и Генри – вы оба, каждый по-своему, любите Кэтрин. Ты – плоть от плоти ее, часть ее самой. И он может запросто потерять эту часть. Вы оба нужны друг другу, Террил. Так что не стоит изводить вам друг друга.

– Да я его ненавижу.

– Ненавидишь так же, как и Кэтрин? У Террил перехватило дыхание, она сдавленно всхлипнула и вскинула руки в протестующем жесте, словно защищаясь от слов Тэнди.

– Я? Ненавижу маму? Нет! – с явным усилием прошептала она.

– Ну, саму Кэтрин тебе не придется слишком долго убеждать в этом, – угрюмо отозвалась Тэнди. – А что до сегодняшней ночи, лично мне не хотелось бы, чтоб это когда-нибудь еще повторилось. А тебе?

Террил молча покачала головой.

Где-то вдали пропел петух. От его хриплого и пронзительного крика напряжение в комнате как-то сразу спало.

– Ну, – с мягкой улыбкой сказала Тэнди, – мне, пожалуй, никогда еще не доводилось желать спокойной ночи в такой час. Но тебе, Рила, и вправду не мешало бы хорошенько выспаться. Иди отдохни. А насчет Генри не беспокойся. Я сама переговорю с ним обо всем.

Когда тем же утром Террил вошла в комнату матери, то первое, что она заметила, – такое, до слез, родное лицо среди подушек. Тело Кэтрин казалось безжизненным, и лишь в глазах, по-прежнему блестящих и выразительных, еще теплилась искорка жизни.

– Мама! – тихонько окликнула ее Террил и сделала шаг вперед.

– Я люблю тебя, Рила. Жаль… что мы… были так далеки… друг от друга, – с трудом преодолевая хрипы в груди, Кэтрин закончила свою краткую исповедь.

– Я…

О Господи! Никак не получается. Произнести это было выше ее сил. Даже в такой момент Террил не в состоянии была выговорить три этих простых слова «я тебя люблю». Нет, может, как-нибудь в другой раз. Но только не сегодня. Нынче ей и так уже порядком досталось. Вместо этого Террил, запинаясь, сказала:

– Мне… Мне тоже… очень жаль… мама.

– Присядь… Побудь со мной немного… Давай… поговорим, – робко предложила Кэтрин. – О чем угодно.

Террил нерешительно присела на краешек кровати.

– Хочешь, я расскажу о своих уроках музыки? – с дрожью в голосе спросила Террил. И попыталась улыбнуться.

– Бог ты мой!.. Что с твоим лицом? – Кэтрин сделала усилие и протянула руку, чтобы погладить щеку дочери.

– А это… Я… Я ночью выходила на улицу. Ну, после этого нашего спора. А там как раз начался дождь… Я поскользнулась… Упала…

С минуту Кэтрин глядела на нее. Недоверие и что-то еще – может быть, понимание – мелькнуло в глазах матери.

– Да-а? Будь осторожней, – наконец сказала она с таким видом, будто поверила дочери. – Надеюсь, больше этого не случится.

Террил кивнула головой.

– Уж постараюсь, – с готовностью пообещала она.

– Я… я тебе хочу сказать… насчет Люка… и Генри… То, что раньше никогда… не говорила, – Кэтрин изучающе взглянула на дочь. – Я должна тебе обязательно об этом сказать, Рила. Вот только не знаю, захочешь ли ты меня выслушать.

Террил еще раз кивнула головой, но на этот раз уже как-то обреченно. Ее одолевала смертельная усталость. Усталость от этой изрядно затянувшейся схватки – кто кого? Ну и чего же она добилась в результате? Единственный ее трофей в этой битве – открывшаяся ей вдруг со всей ясностью истина: если Кэтрин и могла еще чем-то поделиться с дочерью, так это только собственным прошлым – будущего у нее просто не было.

– Хочу, мама. Мне и самой есть, что рассказать тебе, – все с той же готовностью ответила Террил матери, и в этот момент на ум ей отчего-то пришли слова, сказанные Джубалом Кейном. И она добавила: – Не скажи мы сейчас всего того, что хотим сказать, – кому от этого станет лучше? Я лично точно окажусь в проигрыше. А я и так потеряла уже слишком много.

В то субботнее утро казалось, что наступит погожий осенний денек, но к тому времени, когда Джубал все же заставил себя взяться за работу, опять стал накрапывать дождь, и небо, затянутое мрачными тучами, стало темно-серым, как металл.

Но Джубалу до этого не было никакого дела – ему хватало забот с грузовиком. Возня с болтами и гайками, неумолчный шум дождя и тихая музыка, льющаяся из радиоприемника, не могли оторвать его от раздумий.

Думал он совсем не о работе. Джубал пытался себе представить, что почувствовала Террил Кэролл, когда он прижал ее к себе. Вспоминал выражение ее глаз в тот момент, ощущения, что охватили его, когда он поцеловал девушку. Джубал пытался восстановить вкус того поцелуя. Прошло уже часов шесть, а он нет-нет да облизнет губы кончиком языка, втайне надеясь еще разок ощутить тот нежный сладковатый привкус.

Когда он в четвертый раз поймал сам себя за этим странным занятием, он в сердцах швырнул на рабочий стол стартер, с которым возился все это время, кляня себя последними словами.

– Что-то не так, Кейн?

Джубал невольно вздрогнул и обернулся, услыхав исполненный сарказма голос Генри Кэролла, который только что вошел и стоял в дверях, наблюдая за своим механиком.

– Нет, – Джубал не стал вдаваться в излишние подробности.

– Ну и ладно, – задумчиво протянул Кэролл. – А ночью как? Все прошло нормально?

С минуту Джубал никак не мог взять в толк, о чем говорит этот человек в желтом дождевике.