Когда он, неустанно пробивая себе дорогу, добрался до нижнего уступа скалы, он наконец-то понял, отчего он сегодня такой взвинченный. И такой счастливый.

Все оттого, что около двадцати четырех часов назад он поцеловал Террил Кэролл. И почувствовал всю сладость ее губ. И их невинность. Чистых, как утро.

Было в нем ощущение какой-то неясной радости, которой он не в силах был себя лишить: этот поцелуй и эти губы, их вкус, кажется, смогли ему внушить робкую пока еще надежду. А может, все-таки есть? А может, и вправду есть где-то, если не здесь, так хоть там, в неведомой дали, что-то светлое и истинное.

Воскресным утром, когда Террил сидела на одной из длинных церковных скамеек в баптистской церкви в Бетеле, ей пришлось делать над собой неимоверные усилия, чтобы сосредоточиться на службе, потому что мысли ее блуждали далеко.

Пока шла проповедь, Террил рассматривала сидящих в церкви. Именно среди этих людей она росла, и именно похожей на них ей предстояло стать со временем. Преуспевающей, добропорядочной. Вот он, энергичный и напористый средний класс со всеми его чаяниями и свершениями.

И с чего это вдруг ее так потянуло к этому Джубалу Кейну? Тот поцелуй все не давал ей покоя.

Что ей теперь делать? Она вовсе не хотела, чтобы на нее обращали внимание подобные типы. Террил изо всех сил хотелось быть благонравной. Полюбить надежного образованного парня своего круга, например, одного из тех троих юношей, что то и дело названивают ей с тех самых пор, как только она вернулась из Бельмонта.

Но ни от одного из них у нее отчего-то не екнуло сердечко. И ни одного из них она не вспоминала в самые неподходящие моменты. И ни один из них не отважился на тот единственный поцелуй, о котором она не в состоянии забыть. Вновь и вновь она видела его лицо, склонившееся к ней, и чувствовала прикосновение его губ.

А может, во всем виновата атмосфера той темной дождливой ночи? Она ведь и не разглядела его тогда толком. Потом, когда они встретились днем на городской площади, он показался ей каким-то диковатым, его пристальный взгляд ее напугал. Ей не следовало бы забывать, что тот мрачный и загадочный незнакомец с нежными руками – это как раз и был Джубал Кейн. Тот самый парень, на шее у которого до сих пор красуется след от чьих-то зубок, на спине – царапины от чьих-то ноготков, а на руках – всего несколько недель назад – были наручники.

Нет, нехороший он парень, этот Джубал Кейн. Никудышный.

Обо всем этом ей не следовало бы забывать. И не мешало бы держаться от этого субчика подальше. Судя по долгому безмолвному взгляду, которым он тогда ее смерил, она сделала вывод, что Кейн из-за одного-единственного поцелуя вообразил себе невесть что и теперь тешит себя какими-то несбыточными надеждами. Ну что ж, в таком случае она быстренько сумеет излечить его от подобных иллюзий.

Священник меж тем завершил молитву. Террил, как эхо, отозвалась на его «аминь».

В понедельник утром Джубал Кейн потратил на свою внешность очень много времени.

В шкафу у него висели три чистые рубашки, но ему понадобилось целых пятнадцать минут, чтобы решить наконец, что рубашка из красной шотландки, пожалуй, смотрится приличней, чем две другие.

Видавшие виды ботинки выглядели малопривлекательно. Раньше Джубал не придавал этому особого значения, теперь же он с явным неодобрением разглядывал свои туфли. Даже если их начистить как следует, они не станут после этого выглядеть новее. Впрочем, ему не приходилось выбирать. Были, правда, теннисные туфли, но они явно не годились для дождливой погоды.

Вдобавок ко всему возникли проблемы с прической. Все больше и больше раздражаясь, Джубал пытался привести в порядок непослушные волосы. Он терпеливо зачесывал их назад, а непокорные волнистые пряди так и норовили опуститься на висок.

– Завтрак уже на столе, – донесся до него голос матери. Выйдя из ванной, он с нескрываемым раздражением хлопнул дверью.

– Так-так. – Мать, прищурившись, посмотрела на Джубала. То, что ее сын на этот раз уделил собственной внешности как никогда много внимания, сразу бросилось ей в глаза. Она отметила, что щеки его выбриты с особой тщательностью, а блестящие темные волосы причесаны необычайно аккуратно.

– Ты это что же? Решил сходить в церковь? В понедельник? – пошутила мать.

– Да не собираюсь я ни в какую церковь, – буркнул он, покраснев. – Ма, что-то мне волосы мои не нравятся.

– Волосы? С каких это пор ты стал обращать внимание на свою прическу?

– Ма, как, по-твоему, я нормально выгляжу?

На этот раз Мэгги Кейн посмотрела на своего двадцатитрехлетнего сына особенно внимательно.

– Ясно. Девушка, – пришла к окончательному выводу мать. На слове «девушка» она сделала особое ударение.

Джубал покраснел еще больше и попытался что-то возразить.

– Вот этого, сынок, не надо. Слава Богу, я, кроме тебя, еще троих сыновей вырастила. Так что понимаю, что к чему. – Она постаралась произнести эти слова как можно спокойней, ей не хотелось, чтобы Джубал понял, что творится у нее на душе. – А выгладишь ты очень даже ничего.

Сегодня все в конторе было не так. Рабочий день подошел к концу, и Розали уже засобиралась домой. Террил совсем не хотелось оставаться наедине с Джубалом, который, не поднимая головы, работал за соседним столом. Террил чувствовала себя как-то неловко, не проронивший ни слова, Джубал своим присутствием смущал ее.

Некоторое время она героически боролась с желанием еще разок взглянуть на него – никогда прежде не приходилось Террил испытывать ничего подобного. Наконец она не выдержала. Приняв, насколько это было возможно, безразличный вид, она обернулась в его сторону.

Джубал поднял взгляд от бумаг и уставился на нее.

Террил не выдержала и отвернулась. Медленно тянулись минута за минутой. Но в этом взгляде он, наверное, все же уловил какой-то скрытый сигнал, понятный лишь им двоим. Стоило Розали скрыться в кабинете Генри, чтобы узнать, не будет ли напоследок каких-нибудь указаний, и попрощаться, Джубал тут же окликнул ее своим низким голосом:

– Террил!

Она медленно повернулась к Джубалу.

– Как твоя щека? Не болит?

Рука Террил резко взметнулась к лицу, чтобы прикрыть злополучный синяк.

– Да все в порядке. Скоро пройдет…

Минуту Джубал собирался с духом, потом заговорил вновь:

– Ты знаешь, я много думал об этом… Ну-у… О тебе… И вообще… Обо всем.

Взгляд Джубала на какое-то мгновение задержался на ее губах. В душе Террил назревала паника. Она решила прервать дальнейшие откровения своего собеседника.

– Послушайте-ка, что я вам скажу, Джубал Кейн, – медленно начала она, тщательно подбирая слова. – «Ты все забудешь»… Это ведь сказали вы, не так ли? Вы сами заявили, что это вскоре произойдет. Ну, так вот, я действительно все уже забыла.

Она перевела дух и схватилась за свои бумаги, словно за спасательный круг.

А Джубал так и остался за столом, неподвижный и внешне спокойный.

Из конторы он вышел, не замечая ничего вокруг. Потом Джубал довольно долго сидел в кабине грузовика, крепко сжимая руль. Растерянный. Разъяренный. И, самое главное, – обиженный.

«Ну ты и придурок! Ты что – и впрямь решил, что она хоть капельку изменилась? Что из-за какого-то единственного поцелуя все станет по-другому?»

На следующий день в мастерской появился Генри Кэролл и объявил ему, что в пятницу вечером предстоит еще одна поездка в Кентукки. После чего хозяин выдержал многозначительную паузу, явно ожидая, что Джубал попытается ему возразить. Но тот не клюнул на приманку.

Какое это теперь имело значение: что делать, куда ехать И когда…

Зайдя на кухню в семь утра, Террил застыла как вкопанная. Несмотря на столь ранний час, тетя Тэнди была одета совсем не по-домашнему. На ней был костюм-тройка темно-синего цвета и туфли, подобранные в тон. У самой двери Террил заметила тетушкину сумку.

– Ты что? Куда-то собираешься? – изумленно спросила она.