Все члены семьи — сыновья, невестки, внуки, даже правнук — по очереди ходили к доктору Ся, чтобы умолить его «пощадить чувства близких». Они падали на колени, простирались в земном поклоне, плакали и рыдали.

Они умоляли доктора Ся вспомнить, что он маньчжур и, согласно древнему маньчжурскому обычаю, человек его положения не должен жениться на китаянке. Доктор Ся заметил, что правило давно отменили. Дети отвечали: если он настоящий маньчжур, то все равно должен ему следовать. Они не переставали напоминать ему о разнице в возрасте. Один из членов семьи привел древнее изречение: «Молодая жена старого мужа принадлежит другому мужчине».

Еще тяжелее доктор Ся переживал эмоциональный шантаж — особенно слова о том, что, если он возьмет в жены бывшую наложницу, это отразится на положении его детей. Он понимал — дети действительно «потеряют лицо» («Потеря лица» — одно из основополагающих понятий китайской этики, означающее крайнюю степень позора), и чувствовал себя виноватым. Но доктор Ся считал, что на первое место он должен ставить счастье бабушки. Если бы он взял ее в наложницы, она не только потеряла бы лицо, но превратилась бы в рабыню всей семьи. Чтобы его любовь служила ей защитой, она должна была стать его полноправной женой.

Доктор Ся просил семью уважить желание старика. Но и семья и общество считали, что безответственным желаниям потакать нельзя. Некоторые намекали, что он впал в старческое слабоумие. Другие говорили: «У вас уже есть сыновья, внуки и даже правнук — большая, благополучная семья. Чего вам не хватает? Зачем на ней жениться?»

Доводов становилось все больше. На сцене появлялись все новые и новые родственники и друзья, приглашаемые сыновьями. Они единогласно утверждали: женитьба — безумная затея. Затем набрасывались на бабушку: «Вновь собираться замуж, когда еще не остыл труп покойного мужа!» «Эта женщина все рассчитала: не хочет быть наложницей — ей нужно быть полноправной женой! Если она в самом деле любит вас, почему ее не устраивает положение наложницы?» Бабушке приписывали коварные замыслы: она интригами хочет заставить доктора Ся взять ее в жены, а потом захватит власть в семье и будет дурно обращаться с его детьми и внуками. Распускали слухи, будто бабушка покушается на деньги доктора Ся. За всеми этими разговорами о пристойности, нравственности и подлинном благе для доктора скрывалось одно — тревога о том, кому достанется его имущество. Родственники боялись, что бабушка завладеет его богатством, потому что, будучи женой, станет хозяйкой дома.

Доктор Ся был состоятельным человеком. Ему принадлежало восемьсот гектаров земли в уезде Исянь, а также несколько участков к югу от Великой стены. Он построил в городе просторный дом из серого кирпича с изящной белой каемкой. Беленые потолки и обои на стенах, закрывавшие балки и стыки, служили немаловажным признаком благосостояния. Кроме того, он владел аптечной лавкой, имел обширную медицинскую практику.

Увидев, что уговоры безрезультатны, семья решила оказать давление на бабушку. Однажды ей нанесла визит невестка, ее школьная подруга. После чая и легкой болтовни подруга заговорила наконец о том, ради чего пришла. Бабушка залилась слезами и, как было между ними принято, взяла ее за руку. «Что бы ты сделала на моем месте?» — спросила она. Не получив ответа, она поспешно продолжала: «Ты знаешь, что такое наложница. Ты ведь не хотела бы для себя такой судьбы? Знаешь, есть изречение Конфуция: «Цзян синь би синь — представь, что мое сердце — твое?!»» Иногда лучше воззвать к высоким чувствам собеседника и напомнить заповедь Учителя, чем ответить прямым отказом.

Подруга вернулась домой с чувством вины и сообщила о своей неудаче. Она намекнула, что ей не хватило духа сильнее надавить на бабушку. Она обрела единомышленника в лице Дэгуя, среднего сына доктора Ся. Дэгуй работал врачом вместе с отцом и был к нему ближе, чем братья. Он сказал, что они не должны мешать этому браку. Младший сын тоже пошел было на попятный, когда жена описала ему бабушкино отчаяние. Более всех негодовали старший сын с женой. Увидев, что остальные дрогнули, жена сказала мужу: «Конечно, им все равно. У них есть ремесло. Эта женщина его не отнимет. Но что есть у тебя? Ты всего лишь управляешь состоянием старика — а оно отойдет ей и ее дочери. Что станется со мной, бедной, что станется с нашими бедными детьми? Нам негде будет голову преклонить. Может быть, нам всем умереть? Может быть, твой отец этого и хочет? Может быть, мне нужно покончить с собой, чтобы они успокоились?!» Все это сопровождалось горестными воплями и потоками слез. Муж взволнованно ответил: «Дай мне сроку до завтра».

Проснувшись на следующее утро, доктор Ся обнаружил у дверей спальни пятнадцать человек — всю свою семью, кроме Дэгуя. Как только старик появился, старший сын выкрикнул: «Поклоны!» — и все разом пали ниц; затем дрожащим от волнения голосом он провозгласил: «Отец, ваши дети и вся ваша семья останутся здесь и будут кланяться, пока не умрут, если вы не задумаетесь о нас, ваших родственниках, и более всего — о себе самом».

Доктор Ся затрясся от ярости. Он велел им встать, но прежде чем кто — либо успел пошевельнуться, старший сын воскликнул: «Нет, отец, мы не встанем, если вы не отмените свадьбу!» Доктор Ся попробовал вразумить его, но тот продолжал возражать дрожащим голосом, выводя старика из себя. Наконец доктор сказал: «Я знаю, о чем вы думаете. Мне недолго осталось. Вы боитесь вашей будущей мачехи, но у меня нет ни малейшего сомнения, что она будет обходиться с вами очень хорошо. Я знаю — у нее доброе сердце. Вы понимаете, что я не могу предложить вам никакого другого доказательства, кроме ее достоинств…»

При слове «достоинства» старший сын громко фыркнул: «Какие «достоинства» могут быть у наложницы? Начнем с того, что хорошая женщина в наложницы бы не пошла!» Затем он стал оскорблять бабушку. Тут доктор Ся не выдержал. Он поднял палку и принялся колотить ею сына.

Всю свою жизнь доктор Ся был воплощением спокойствия и самообладания. Семья, продолжавшая стоять на коленях, была потрясена. Правнук истерически заголосил. Старший сын на мгновение потерял дар речи, но тут же вновь закричал, уже не только от физической боли, но и от раненной гордости, уязвленный побоями в присутствии своей семьи. Доктор Ся остановился, запыхавшись от гнева и изнеможения. Сын тут же продолжил выкрикивать оскорбления в бабушкин адрес. Отец, вне себя, приказал ему замолчать и так его ударил, что сломал палку.

Сын на мгновение замер от унижения и боли. Потом выхватил пистолет и посмотрел доктору Ся прямо в глаза.

«Верный подданный увещевает императора своей смертью. Почтительный сын так же ведет себя с отцом. Я могу убедить вас, лишь распрощавшись с жизнью!» Прогремел выстрел. Сын покачнулся и рухнул на пол — он пустил себе пулю в живот.

Его тут же отправили на повозке в ближайшую больницу, где он на следующий день умер. Возможно, он не собирался накладывать на себя руки, а просто хотел сделать театральный жест, чтобы поколебать сопротивление отца.

Смерть сына сломила доктора Ся. Хотя внешне он держался спокойно, как и прежде, люди, его знавшие, видели, что это спокойствие омрачено глубокой печалью. С тех пор он стал подвержен приступам меланхолии, нисколько не похожей на его былую невозмутимость.

Исянь бурлил негодованием, слухами, обвинениями. Доктору Ся и особенно бабушке давали понять, что вина за происшедшее лежит на них. Но доктор решил показать, что его ничто не остановит. Вскоре после похорон он назначил день свадьбы. Он предупредил детей, что им предстоит воздавать надлежащие почести своей новой матери, и послал приглашения первым людям в городе. Обычай предписывал им явиться и преподнести подарки. Он также велел бабушке приготовиться к пышной церемонии. Ее пугали обвинения и их непредсказуемое влияние на доктора Ся, и она отчаянно пыталась убедить себя, что не виновата. Однако главным из владевших ею чувств была дерзкая неустрашимость. Она дала согласие на торжественный ритуал. В день свадьбы она покинула отцовский дом в роскошном паланкине, сопровождаемом процессией музыкантов. По маньчжурскому обычаю ее семья наняла паланкин, который вез невесту первую половину дороги к новому дому, а жених послал другой паланкин, в котором ее несли вторую половину пути. В месте пересадки Юйлинь, ее пятилетний брат, встал у дверцы паланкина, согнув спину, чтобы показать таким образом, что вносит сестру на себе в паланкин доктора Ся. Он снова принял эту позу, когда они прибыли к жилищу доктора. Женщина не могла просто войти в дом мужчины — это означало бы «потерю лица». Нужно было, чтобы люди видели: ее туда вносят, а следовательно, она, как и полагается, выходит замуж неохотно.