- Не надо, - поморщился тот. - Мне и без тебя тошно.

Он подумал, как бы удивились люди, если бы увидели рядом с ним его негатив, да еще бестелесный.

- Сейчас тебе вдвойне тошно будет, - заявил Йегрес. - Я ухожу от тебя, родственничек. Навсегда.

- Как?! - мысленно вскричал Лахтин. - И ты уходишь? Вы что сговорились с Лялькой? Впрочем, чепуха. Ты не можешь уйти. Ведь наши миры сопредельные, зеркальные.

- Еще как могу, - Йегрес вздохнул. - Наши миры, оказывается, расходятся. Кроме того, мне запретили с тобой встречаться. Наши умники считают, что мы плохо влияем друг на друга. И даже больше того...

- Я - на тебя? - удивился Лахтин.

- Получается, что так, Чудовище. - Йегрес пожал плечами, черные губы сложились в улыбку. - Ты и впрямь оперился. Стал быстрее соображать, появилась решительность. Можно уже за ручку не вести... Умники говорят, что наши отношения мешают сосуществованию двух миров. Мы расталкиваем их, как два одноименных заряда.

- Не слушай их, Злодей! - то ли про себя, то ли вслух взмолился Лахтин. - Нам хорошо вдвоем. Мы ругаемся, но мы и дополняем друг друга. Кроме того, ты не прав. Мне трудно... решать все самому. Я привык... с тобой. Ты всегда был рядом. Как же теперь - без тебя? Жить так сложно.

- Жить просто, - насмешливо прищурился Йегрес. - И не скули, пожалуйста. Кое в чем ты уже превзошел учителя. Далеко пойдешь, если... не остановят. - И двойник хихикнул. - Главное - не жди милостей, как завещал ваш Мичурин. Дерзай, родственничек! Учти: если ты не приспособишь этот мир для своих нужд, он тотчас приспособит тебя. Причем использует и выбросит. А Ляльку ты не слушай. Каждый сражается за то, что он имеет. А у нее, кроме души, ничего нет.

Йегрес поднялся, брезгливо сплюнул. Черный сгусток слюны полетел в сторону пассажиров, столпившихся на остановке. Лахтин замер - от страха у него даже засосало под ложечкой. "Я пропал! Скандала не избежать. Йегреса люди не видят, получается, что плюнул я... Сейчас вызовут милицию... Протокол, фамилия..."

- Очнись, Чудовище! - повелительно сказал двойник. - Все я тебе дал, а вот от страха не вылечил. Ну, да ладно. Проживешь...

"Не поняли! Не увидели!" - обмирая от радости, подумал Лахтин.

- Я пошел, - напомнил Йегрес. - Будь позубастее, родственничек. И не поминай лихом.

Он неторопливо пошел-поплыл наискосок через Крещатик.

Лахтин, хоть и понимал, что ничего не случится, весь сжался, когда синий "Жигуленок" - первый из вереницы автомобилей, мчавшихся по улице, врезался в расплывчатую фигуру двойника, прошил ее, а за ним замелькали другие машины, зловонно дыша бензином и перегретым металлом.

Йегрес шел сквозь железный поток, не замечая его, и сердце Сергея Тимофеевича вдруг наполнилось гордостью за двойника и одновременно за себя: плевали они и на людей, и на весь этот мир. Раз их с Йегресом не видят, не замечают - тем лучше. Значит, они вольны жить, как хотят.

- Прощай, Злодей! - прошептал Лахтин. - Не бойся, нас уже никто не остановит.

Он почувствовал в себе такую силу, такую дерзкую уверенность, что даже прикрыл глаза, чтобы прохожие не увидели в них торжества. Его буквально распирали эти два чувства, тянули ввысь. И сладко, как в детстве, и замирает сердце от страха и восхищения. Еще немного, и он тоже взлетит, заскользит невесомо над Крещатиком - сквозь ревущий поток машин, усталые дома, полумертвые от жары деревья...

Он вдруг услышал настойчивые голоса, которые бесцеремонно ворвались в его грезы, но открывать глаза не стал.

- Расстегните ему рубашку, - сказала какая-то женщина.

Лахтин без труда определил по голосу, что ей за пятьдесят и что у нее небольшая зарплата.

- Товарищи, может, у кого есть нитроглицерин? - вмешался мужской голос.

"Кому-то поплохело, - машинально отметил Лахтин и представил, как собираются рядом зеваки, как суетятся люди, не зная, чем помочь тому, кто упал на асфальт. - Мое дело сторона, я не врач. И вообще... Могу я хоть раз отключиться от суеты и никого не видеть, ни о чем не думать, ни о ком не переживать".

Голоса-реплики прибывали:

- "Скорую помощь" вызвали?

- Да, вон тот гражданин звонил...

- Позвоните еще... - Голос был старческий, дребезжащий: - Юноша, потрудитесь, пожалуйста, набрать ноль три. Пока они соберутся, человек помереть может.

- Есть вода, - обрадовался женский голос. - Воду несут...

"Сердце, наверное, хватануло, - подумал Лахтин о несчастном. Интересно кого - молодого или старого? Может, все-таки открыть глаза, полюбопытствовать?"

Как бы в унисон его мыслям в говор толпы ворвался возбужденный напористый голос профессиональной сплетницы, боящейся пропустить зрелище и пробивающейся, по-видимому, сейчас вперед:

- Кому, людоньки, плохо? Дайте поглядеть, говорю. Кому плохо?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: