В то же время уже давно замечено, что дух и буква «Лаодикийского послания» полностью погружены в Ветхий Завет и, следовательно, в ветхозаветную традицию, самым близким образом связанную с иудаизмом. Это наблюдение подсказывает иное направление поиска. Так, можно дать иное толкование и фразе о «мудрости» и «фарисействе», и всему «Лаодикийскому посланию».

Как известно, «фарисеи» — это правоверные иудеи, толкователи и ревностные исполнители Моисеева Закона. Именно фарисеи не приняли Иисуса Христа, а Сам Иисус Христос, согласно Евангелию, многократно обличал их за искажение истинной веры: «Они — слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» и «Смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской» (Мф. 15:14, 16:6).

Поэтому в разбираемых словах «Лаодикийского послания» можно заметить предрасположенность Федора Курицына к иудаизму. Именно «фарисейство», вопреки заветам Христа, Курицын объявляет главным принципом жизни. Следовательно, иудейский Закон, как источник «мудрости», он ставит намного выше Христовых заповедей. К христианству же Курицын рекомендует относиться «по-фарисейски» — не признавать христианских канонов. А в целом «Лаодикийское послание» можно рассматривать как закодированную еретическую антитезу всему христианскому образу жизни.

Понятно, что подобную — двойную — жизнь в христианском мире может вести не каждый, а только человек, обладающий сильной волей. И недаром в «Лаодикийском послании» всячески превозносится значение некоего «пророка-старейшины», волей которого только и ограничивается «самовластие души». Ведь пророк ставит «наказание — веру», «исправляется чюдотворением», а его дар «чюдотворения» «мудростию усилеет». Более того, «пророк» объявляется «наукой» для «фарисейского» образа жизни, причем наукой «преблаженой».

Так что вполне возможно, в «Лаодикийском послании» представлена не просто идея свободы воли, но прежде всего идея сильной личности. Ведь главной фигурой всего послания является «мудрец-фарисей», «пророк», который только и обладает «самовластной душой». Именно «пророк» силой «самовластной души» приводит своих последователей в «страх Божий» и, следовательно, к «добродетели».

Конечно, подобное толкование — лишь предположение, впрочем как и все другие современные толкования «Лаодикийского послания». Однако эта идея сильной личности, обладающей «самовластием души», находит продолжение в другом произведении, которое приписывается Федору Курицыну — в «Сказании о Дракуле».

Дракула — это прозвище князя Валахии Влада Цепеша (правил в 1456–1462 и 1477). Валахия располагалась на территории современной Румынии и в «Сказании» называется «Мунтьянской землей» (горная страна Мунтения — это восточная часть Валахии). Свое прозвище валашский князь получил в наследство от отца, который, видимо, принадлежал к рыцарскому ордену Дракона, основанному германскими императорами. Однако затем оно стало ассоциироваться с румынским словом «drac» — дьявол.

Рассказы и анекдоты о Дракуле оказались очень популярными в конце XV века в Европе и отразились в немецких, венгерских и итальянских источниках. Русский автор «Сказания о Дракуле» все-таки создает более обобщенный образ, нежели его западноевропейские современники.

Герой «Сказания» — это, несомненно, очень сильная личность. Свои поступки он совершает, руководствуясь исключительно «самовластием души». А результатом этих поступков оказывается неоправданная и невиданная по своей изощренности жестокость. Однако Дракула был способен и на справедливые деяния, что всячески подчеркивается в «Сказании». Ведь он одновременно «ненавидел зло в своей земле» и беспощадно карал всякое преступление, кто бы его ни совершил.

Но важно тут и другое — причиной всех поступков Дракулы является непреходящая жажда власти как следствие «самовластия души». Так, чтобы сохранить власть, Дракула даже отказывается от православной веры и принимает католичество. Идея неограниченной, абсолютной власти монарха — это главная идея всего «Сказания о Дракуле». Недаром один из тех, кого Дракула собирался посадить на кол, иностранный посол, избежал мучительной смерти лишь потому, что сказал: «Государь, если совершил я что-либо, достойное смерти, делай как хочешь. Ты судья справедливый — не ты будешь в моей смерти повинен, но я сам».

Слова «делай как хочешь» и являются ключом к пониманию внутреннего смысла всего повествования о Дракуле. По сути дела, впервые в древнерусской религиозно-философской мысли столь ярко и даже, в каком-то смысле, цинично прозвучала идея о том, что государь является неограниченным властителем не только над своими подданными, но и над всеми, кто оказался в его распоряжении. Принцип самовластия («делай как хочешь») распространяется и на отношения с соседними державами, становится вообще принципом жизни государя. И не случайно в Дракуле нередко видели истинную «модель царского поведения».

Впрочем, у автора «Сказания» нет однозначного одобрения Дракулы. Более того, в конце повествования Дракула гибнет от копий своих же воинов, принявших его за турка. Иначе говоря, «Сказание» показывает, что неограниченная власть имеет не только свои прелести, но и свои горести. А самого Дракулу можно воспринимать и как абсолютно отрицательную фигуру злодея.

Но знаменательно, что и однозначного, ярко выраженного порицания Дракулы в «Сказании» тоже нет. Видимо, высказав идею абсолютной власти монарха, автор не решился или не захотел дать нравственную оценку своему герою. Это, между прочим, более чем не характерно для традиции древнерусской литературы и совсем не соответствует церковным канонам. Ведь древнерусские книжники обязательно вносили в свои сочинения нравственные оценки, оправдывая или, наоборот, осуждая своих героев.

В итоге автор представляет читателям самим выбирать — ужасаться ли жестокостям, или восхищаться абсолютным самовластием Дракулы. А может быть, вообще смириться и признать — истинной справедливости и истинной правды на Земле не существует, как не существует и истинно справедливого государства. Если признавать автором «Сказания о Дракуле» Федора Курицына, как это делают большинство современных исследователей, то в последнем умозаключении тоже есть большой смысл. Ведь истинной справедливости нет среди христианских государей, в христианском мире. Следовательно, подспудно. осуждается и само христианство, неспособное внести правду и истину в реальную земную жизнь. Зато наиболее яркими и сильными фигурами в христианском мире оказываются лишь такие государи, как Дракула.

Как можно было заметить, предложенный вариант трактовки произведений Федора Курицына побуждает иначе взглянуть на религиозно-философские взгляды этого мыслителя. Вряд ли его можно считать гуманистом или деятелем Предвозрождения. Скорее сочинения Курицына — это свидетельство его глубокого увлечения ветхозаветной тематикой. И его творчество показывает, сколь далеко в сторону от православия могло увести такое увлечение.

Судьба «Сказания о Дракуле» была непростой. Признанная, по выражению того времени, «неполезной повестью», она долгое время не включалась в рукописные сборники. В то же время идея сильного, самовластного государя, главным свойством которого было бы соединение жестокости и справедливости, в XVI веке все более набирает силу. Об этом позднее писал Иван Пересветов, на этих качествах государя заострял внимание в своих произведениях и Иван Грозный.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: