— Этим ты его любила? — задыхаясь от волнения, произнес мужчина.
— Пусти! — возмутилась Марина и попыталась высвободиться от железной хватки майора. — Подонок!
Сан Саныч был в ударе. Свободной рукой он дал женщине звонкую пощечину, от которой та упала на спину. Не отпуская своей руки под платьем и еще энергичнее шевеля пальцами, он грозно прошипел:
— Из-за тебя произошло самоубийство! Твои пальчики на рукоятке и курке пистолета! И только я могу вытащить тебя из этого дерьма!
Молодая женщина испуганно вытаращила глаза и больше не сопротивлялась. В словах Барышникова была страшная правда, и она не видела пути к спасению.
— Как?
Ее голые ноги расслабились, а из глаз брызнули горькие слезы.
— Очень просто… — пообещал майор. — Ты будешь делать все, что я тебе прикажу! — донеслось до ее сознания. — Поняла?
Марина отвернулась в сторону.
— Да.
Когда на явочной квартире на Дмитровском шоссе появилась экспертно-медицинская группа во главе с подполковником Грищенко Зиновием Семеновичем, труп капитана Челядинского находился все в том же положении, что и ранее, только в похолодевшей руке мертвеца за посиневшие пальцы цеплялся злосчастный пистолет — неопровержимая улика вины и глупости «самоубийцы»…
Глава 8
Патрик Глен, под кодовой кличкой Шнобель, отошел от первого шока и уже осмысленно отвечал на вопросы старшего оперуполномоченного по особо важным делам Северного округа, молодого, но перспективного лейтенанта Викентия Павловича Прошкина.
Первые сумбурные показания американец давал человеку совсем из другого ведомства, а точнее, пожилому майору ГРУ Илье Матвеевичу Звягинцеву.
Однако, получив необходимую информацию и поняв, что иностранец мало в чем повинен и больше из него ничего не выкачать, люди из военной контрразведки, тщательно прошмонав всю редакцию, передали американского журналиста гражданским властям. Правда, они не отказались от своего подопечного, а только отошли на время в «тень», продолжая вести необходимый негласный надзор за развитием событий и контролируя ситуацию.
Старший лейтенант Викентий Прошкин недовольно поморщил конопатый нос, в котором с самого утра щекотало и чесалось. Возможно, молодого человека ожидала халявная выпивка, по народной примете, а возможно, по той же примете, он мог схлопотать по своей чувствительной и любопытной носопырке.
— Так, — с серьезным видом принялся за дело настырный старлей, — фамилия, имя, отчество.
Американец недовольно встал с места.
— Я же говорил…
Прошкин со всей силы стукнул по столу.
— Сидеть!
Журналист нехотя сел.
— Сижу!
Старший лейтенант грозно зыркнул на подозреваемого и стал барабанить пальцами по столу.
— Все это мы слышали, — усмехнулся Викентий, — а теперь перейдем непосредственно к делу, поминутно. — Следователь снова пододвинул к себе чистый лист бумаги и приготовился записывать показания. — Фамилия, имя, отчество.
Подозреваемый, поморщившись как от боли, медленно расправил плечи и, глубоко вздохнув, пренебрежительно бросил старшему оперуполномоченному:
— Патрик Глен, американский подданный, журналист, корреспондент газеты «Вашингтон пост».
Прошкин настороженно скосил глаза на иностранца.
— И документы имеются?
Американец суетливо полез в карман и достал документы, с которыми не расставался в Москве ни на минуту, разве что в ванной или в постели с русской проституткой.
— Как полагается!
Патрик Глен небрежно протянул свой паспорт гражданина США и удостоверение журналиста.
— Please!
Старлей поднял голову и недовольно посмотрел на подозреваемого.
— Что?
Шнобель виновато усмехнулся.
— По-жалуй-ста по-русски…
— А-а… — протянул Прошкин и, решив блеснуть познанием английского, вологодский парень небрежно бросил:
— Yes, yes.., обэхээсэс!
В свою очередь лицо американца нервно дернулось, и он непонимающе посмотрел на Прошкина.
— Простите, не понял!
Старлей хмыкнул.
— А тут и понимать нечего, — сказал следователь, — поговорка у нас такая! Одним словом, это тогда, когда твое дело труба, кореш!
Лицо Патрика в недоумении вытянулось.
— Нет, я трубку не курю, — признался капиталист, — я курю сигареты!
Старший оперуполномоченный обреченно покачал головой и вдруг с новым запалом перешел к делу.
— Ладно, это к делу не относится, — сухо отрезал он. — Расскажите, как вы оказались на месте преступления и с какой целью.
Американец тяжело вздохнул и в который раз стал повторять свою историю.
— Я американский подданный, — начал журналист, — приехал в Россию по заданию своей редакции освещать демократические преобразования в вашей великой стране.
— Ну, это мы уже слышали, — резко оборвал американца Викентий, — ближе к делу.
Патрик кивнул рыжеволосой головой и, шмыгнув большим носом, продолжал:
— Хорошо… Сегодня утром мне позвонил господин Гришин, главный редактор газеты «Новый век», и сообщил, что у него есть интересный материал.
Старлей с любопытством и подозрением вонзил свои колючие зеленые глаза в рассказчика.
— Какой материал?
Глен удивленно развел руками.
— Об этом он мне не сказал.
Прошкин ехидно усмехнулся.
— Вы что, господин Глен, — саркастически заметил следователь, — нас тут за идиотов принимаете?
Журналист сделал обиженное лицо.
— Почему вы так решили?
— Неужели вы думаете, что я вам поверю в то, о чем вы мне тут плетете? — произнес Прошкин. — Да вы, иностранцы, и шагу не сделаете, если вам это невыгодно!
— Конечно, — согласился Шнобель, — бизнес есть бизнес!
Старший лейтенант Прошкин начал выходить из себя. Он уже более или менее представлял сложившуюся ситуацию и понял, что спецы отдали им этого урода как ненужный, отработанный материал. Патрик Глен не был замешан в убийстве коллектива редакции газеты, — тут и слепому было видно. Однако какая-то связь все же между ними была, и Прошкин чувствовал это. Но с какой стороны к нему подойти, следователь не знал. Да и на чем поймать этого зажравшегося прощелыгу? Прямых улик пока нет, а следовательно, нужно приносить извинения и отпускать журналиста до прояснения ситуации.