Каждодневно учусь у неё бескорыстию и терпению, честности и справедливости...
Я, вроде, ничего не написал о своей эпохе, людях нашего времени
( "макси" или "мини", "дудочки" или "клеш"), соседях по коммунальной квартире, мечтах и разочарованиях, весе и росте, форме ушей, очках и ботинках, любимой "полевой" сумке и содержимом карманов, но мои современники без труда дорисуют портрет обычного человека второй половины ХХ века и подивятся, насколько он неотличим от них самих.
Всякие несхожести и несообразности будут отметены.
Другими, возможно, будут цифры, имена и даты, останется нетленной голая человеческая суть, которую и призван выразить автопортрет.
13.12.75
1976 год
Швейцар считает серебро, ладони тусклым звоном грея.
"Мол, не дождаться брадобрея", - помаргивает мне хитро.
Неужто в мире все старо, как эта жалкая ливрея?!
Цифирью лязгает табло, один из компонентов стресса.
Нет никакого интереса глазеть на пыльное стекло.
Неужто неизбежно зло и даже - двигатель прогресса?!
Конечно, можно возрыдать о том, что Русь сгубила бритва; и новомодная молитва, быть может, попадет в печать
(сулит такую благодать умов редакторских ловитва).
Но я "как все". И дам "на чай" кусочек лунного металла.
В словах порою проку мало.
"Привет, товарищ! Не скучай!"
А то, что сердце умолчало, мелькнет во взгляде невзначай.
28.05.76
Из цикла "ЧЕРНЫЕ СТИХИ"
1
И я мечтал о невозможном, и мне хотелось в вихре лет оставить ясный и тревожный, и празднично-веселый след.
Но шли года, и жизнь тянулась, как вол в грузнеющем ярме; когда на миг душа очнулась - сидел я по уши в дерьме.
И чем сильней ко свету рвался, тем глубже увязал в грязи; капкан испытанный попался: теперь лежи и кал грызи.
Повсюду фальшь; везде трясина; и нет спасения во мгле; я не оставлю даже сына на этой воющей Земле.
Ну что ж, я в мир пришел, безродный; изгоем жил и в срок уйду, чтоб утолить позыв голодный
Земли в горячечном бреду.
В последних судорогах оба познаем мировой озноб меня родившая утроба и безотказный вечный гроб.
2
Когда придет пора держать ответ перед судом собравшихся пророков, спасения не жду; прощенья нет вместилищу столь мерзостных пороков.
Я лгал и крал, блудил и убивал, не почитал святых и лицемерил; все сущее бесовской меркой мерил, и мне заказан райский сеновал.
Все перечислю смертные грехи; введенный в искушение большое, вдруг вспомню : есть с в я т о е за душою - про черный день есть черные стихи.
Я в них свой век ничуть не очернил, лишь все цвета расставил по заслугам; и Бог простит за это фальшь и ругань и выдаст в ад мне скляночку чернил.
Чтоб изредка средь смрада и огня в какой-нибудь землянке под Зарайском вдруг рифма вырывалась из меня о чем-то чистом, неземном и райском.
20.06.76
ВОЗВРАЩЕНИЕ
1
Проснуться. Выглянуть в окно: куда как голо.
Все позади, в д а в н ы м - д а в н о, семья и школа.
Безлюдны пермские дворы перед рассветом.
Природы скудные дары разрыты ветром.
И ты сегодня одинок.
Продут. Продулся.
Но все-таки не сбили с ног.
Ты встал. Обулся.
Привычно к выходу идешь, находишь в ы х о д.
Уже больших удач не ждешь, тем паче выгод.
Ты мужество растишь в себе не подчиняться течению, слепой судьбе, чинам и святцам.
И тем тяжеле взгляд н а з а д, набрякли веки.
Ты ничего не знаешь, брат, о человеке,
который на тебя глядит из тьмы былого.
Он ничего не говорит.
Молчит. Ни слова.
А ты забрался за а л т а р ь, ценя искусство.
Но в этом тайны н е т как встарь; и всюду пусто.
2
На подоконнике торчит цветок алоэ.
Он вроде бы довольства щит и страж покоя.
Самоуверенный цветок.
Что ж я набычен7..
Да он посажен в чугунок.
Тем необычен.
И этот маленький штришок меня забросил куда-то в детство...Словно шок.
Мне снова 8.
Гудит огонь. Искрит ... Лови...
Открыта печка.
И замирает от любви мое сердечко.
Как искры, жгутся в кулаке цветные стекла.
А мама варит в чугунке картошку, свеклу.
Так вот с чем связан ты, дружок!
Узлы тугие.
Как долговечен чугунок!
А мы какие?
3
Кто бы думал, что чреваты обнаженностью своей возвращение в пенаты, пересмотр былых идей?!
Ничего не изменилось: тот же дом и тот же сад, но терзает вашу милость каталог былых досад.
Просыпаешься от страха, что мешал своей судьбе; снова ощущенье краха, оттого не по себе.
Вспоминаешь поминутно, как ты что-то упустил; и опять на сердце смутно, словно не хватило сил.
Но зато на старом месте ярче прежние мечты; ты опять с друзьями вместе новые торишь мосты.
Что ж, в таком противоборстве утешителен итог: крепнут воля и упорство, исчезает гонорок.
Над самим собой смеяться приучаешься слегка и не думаешь бояться, что валяешь дурака.
4
Любимая! Я всякий раз тебя уверить не умею, что женщина пленяет нас незащищенностью своею, что все мужчины испокон защитники и рудознатцы, что слишком мало значит сон, раз в нем с тобой не повстречаться.
А ты спокойна и горда, ты не нуждаешься в опеке, и бешеных страстей орда смешна тебе в двадцатом веке.
Ты говоришь: "Иди, проспись!
Защитник тоже мне нашелся.
И не ходи вокруг, как лис.
На мне свет клином не сошелся.
Ищи себе других подруг охочих до мужской заботы.
А я уж как-нибудь...без рук...
И вообще оставим счеты".
Но это все - слова, слова...
А не уйти от женской доли.
И вижу я, как ты слаба, моей сопротивляясь воле.
Как смотришь, веря и любя, готова подчиниться ласке, забыть, перебороть себя...
Но это все не для огласки.
13.08.76
Пермь
Московского разлива "Саперави" грузину не в диковинку, а я им запиваю вымыслы о славе и прелестях земного бытия.
Сухой восторг покалывает десны, коронок поскрежетывает сталь...
Мечтать о счастье никогда не поздно, а пропитого никогда не жаль.
2.09.76
Улан несет свои мудэ через тайгу в Улан-Удэ.
Не сибиряк, а сибарит, в седле, как в кресле, он сидит.
Ах, если б ведал братец Жан про состоянье каторжан, то он не крался б, как пират, к безвестным дочерям бурят и много б раньше расплескал излишек сил на спины скал...