– Хвала императору Смиту! – произнес Чиун, направляясь к трапу.

Оттесненный довольно бесцеремонно нахлынувшей толпой участников Третьего международного Конгресса молодежи, Смит повернулся и оказался лицом к лицу с Римо.

– Римо, вы обязаны выполнить это задание! Оно не терпит отлагательств, – сказал Смит.

Римо прищурился, будто видел своего собеседника впервые.

– Послушайте, Смитти. Я знаю, кто стоит за теми убийствами.

– Тогда почему вам не направиться за ним? Почему вы уезжаете отдыхать?

– Во-первых, я уезжаю не отдыхать, а во-вторых, мне не надо его искать. Он сам меня найдет, где бы я ни был. До свидания.

Смит бросился к справочному бюро.

– Куда направляется этот самолет? – спросил он клерка.

– Официально – в Париж. Прямые полеты в Лобинию не разрешаются.

– Но он летит именно туда?

Клерк понимающе улыбнулся.

Смиту стало легче. Должно быть, Римо что-то знает, иначе зачем бы ему лететь в Лобинию? Убийцы, наверное, были наняты Баракой. Он уже вышел было наружу, довольный полученной информацией, но вдруг повернул назад.

– Могу я ознакомиться со списком пассажиров? – спросил он у клерка.

– Разумеется, сэр. – Клерк протянул ему список.

Смит заметно успокоился, когда узнал о местонахождении самолета. Когда же он просмотрел список пассажиров, лицо его озарилось улыбкой, что случалось очень и очень редко. Внизу, в самом конце списка, значилось хорошо известное ему имя: Клайтон Клогг, президент компании «Оксоноко ойл».

– Хочу, чтобы на нас напали воздушные пираты и украли вместе с самолетом! – Девушке, сидевшей рядом с Римо, приходилось кричать, чтобы перекрыть шум моторов. При этом у нее колыхались торчащие под тонкой белой рубашкой груди. – А вы хотите?

– Зачем? – сказал Римо, смотревший мимо головы Чиуна в окно.

Чиун непременно захотел сесть у окна: если вдруг оторвется крыло, надо вовремя уследить за этим, чтобы успеть вознести молитвы предкам.

– Для меня это единственный выход, – пожаловался он. – Если же я буду ожидать, чтобы ты сообщил мне о чем-нибудь, я никогда ничего не узнаю.

– Тьфу, пропасть! – проворчал Римо. – Я же не представлял, что тебя интересует Лобиния. Откуда мне может быть известно, что тысячу лет назад Дом Синанджу заключил с кем-то какой-то контракт? Сделай одолжение, запиши, с кем у вас имеются соглашения, а я найму классных ищеек, чтобы следить за ними.

– Теперь уже поздно раздавать глупые обещания и оправдываться, – сказал Чиун. – Я понял, что придется всем заниматься самому.

Первое, что он сделал, придя к этому выводу, было решение занять место не иначе как у окна, где он и сидел теперь, не отводя напряженного взора от крыльев воздушного лайнера, которые, на взгляд Римо, и не думали падать.

– Зачем вам понадобились воздушные пираты? – снова спросил Римо, повысив голос, чтобы быть услышанным за шумом моторов и звуками музыки, доносившейся вместе с громкими криками из носовой части самолета.

– Это безумно интересно! – сказала девушка. – Мы ведь и сами собираемся сделать что-то реальное. Принять участие, так сказать.

– Участие в чем? – не понял Римо.

– В борьбе за освобождение Третьего мира. Вы что, никогда о нем не слышали? Палестинские беженцы… Они хотят вернуть свою землю, отнятую у них империалистами, грязными сионистскими свиньями. Будь они прокляты, иудействующие подонки! Вы знаете, ведь они забрали у палестинцев лучшие земли: леса, озера, плодородные поля…

– Насколько я знаю, – сказал Римо, – когда Израиль получил эти земли, там был только песок. Его и сейчас там хватает. Почему бы беженцам не взять себе свой кусок пустыни и не вырастить там что-нибудь?

– Все ясно – вы заражены этой свинячьей сионистской пропагандой. Деревья там были. Каждый, кто думает иначе, подкуплен ЦРУ. Давайте познакомимся: меня зовут Джесси Дженкинс. А вас?

– Римо.

– А фамилия?

– Гольдберг.

Девушка, похоже, пропустила мимо ушей еврейскую фамилию.

– Зачем вы летите в Лобинию? Вы придете на Конгресс молодежи?

– Не знаю, – сказал Римо. – Надо заглянуть в свою программу. Помнится, в понедельник, с двух до четырех, у меня поездка в пустыню. Во вторник весь день – осмотр песков. В среду надо бы посмотреть на дерево, имеющееся в Лобинии. В четверг – дюны… Не думаю, что у меня будет свободное время. В Лобинии полно всяких достопримечательностей, особенно если вы любите песок.

– Нет, кроме шуток, вы должны прийти на наш форум. Это будет потрясающе: молодежь всего мира съедется в Лобинию, чтобы нанести сокрушительный удар по империализму. Чтобы сообща поднять голос в защиту мира во всем мире,

– А начать вы хотите, конечно, с разгрома Израиля? – спросил Римо.

– Конечно! – раздался поблизости мужской голос.

Римо впервые отвернулся от окна, чтобы взглянуть на того, кто говорит. Попутно его глаза задержались на девушке. Это была негритянка с характерным разрезом глаз, с гладкой, лоснящейся кожей, черной, как антрацит. Черты лица у нее были тонкие и изящные. Девушка была красива, несмотря на темный цвет кожи.

Немного позади них по другую сторону прохода сидел мужчина, вмешавшийся в их разговор. На нем был темный комбинезон и тенниска не первой свежести, вокруг шеи – черно-белый воротничок католического священника. Он выглядит как белая пародия на зомби, подумал Римо.

– Вы что-то сказали, монсеньор?

– Я не монсеньор, а всего-навсего парижский аббат. Отец Гарриган. Я пострадал…

– Это ужасно! – перебил его Римо. – Никто не должен страдать.

– Я пострадал от рук тех реакционных элементов в нашей церкви и в нашем обществе, которые призывают к кровопролитию. Гнусные поджигатели войны!

– Как, например, Израиль?

– Вы правы, – сказал отец Гарриган, опуская очи долу с тем грустным выражением, которое, вероятно, выработалось у него благодаря постоянному чувству жалости к себе. – Ох, уж эти мне сионистские свиньи! Я хотел бы сжечь их всех заживо.

– Кто-то уже пытался это сделать, – напомнил Римо.

– Разве? – удивился отец Гарриган, как если бы он никогда не слышал о ком-то, у кого хватило дерзости украсть его – и только его – идею. – Кто бы он ни был, но если бы он довел это дело до конца, у нас не было бы сейчас никаких проблем.

– Я горячо сочувствую тем двумстам миллионам арабов, которых обидели три миллиона евреев, – сказал Римо.

– Чертовски верно! – подхватил отец Гарриган. – Этот узел нельзя развязать без кровопролития. – Он так энергично закивал головой, что его седые локоны выбились из-под шапочки и упали на лоб. Он отвел свои светло-голубые глаза от Римо и посмотрел в носовую часть самолета, где делегаты Конгресса молодежи развлекали друг друга в проходах между рядами кресел под звуки единственной расстроенной гитары.

Римо повернулся к Джесси Дженкинс и внимательно ее оглядел. На вид ей было где-то около тридцати.

– Пожалуй, вам уже немного поздновато путешествовать в такой компании, – сказал он.

– Говорят, женщине столько лет, на сколько она себя чувствует, а я чувствую себя юной. О, как мне хочется, чтобы нас украли!

– На это нет ни малейшего шанса.

– Почему?

– Как почему? Если бы даже воздушные пираты ограбили всех в этом салоне, они не набрали бы и двадцати центов. А если бы они потребовали за нас выкуп, их подняли бы на смех. Воздушные пираты слишком умны, чтобы захватывать наш лайнер: весь список пассажиров не стоит таких трудов.

Негритянка наклонилась ближе к Римо.

– В хвостовой части салона сидит человек, который кой-чего стоит.

– В самом деле?

– Да. Его зовут Клайтон Клогг. Он – президент «Оксоноко».

«Оксоноко»… Римо где-то слышал это название. Точно. От Смита. Смит считает, что «Оксоноко» может быть замешана в убийствах ученых. Римо уже собирался обернуться и посмотреть на Клайтона Клогга, когда Джесси спросила:

– А вы так и не сказали мне, почему вы летите в Лобинию.