Начиная с этого времени и даже чуть раньше, рыцарство уже умерло, будучи погребенным в пышном саване дворянства. По своей природе это было не гибелью, а превращением или, если предпочитаете, преображением. Дворянство хранило в принципе наследования, послужившем причиной смерти рыцарства, свои силы и заслуги, далеко не ничтожные. Быть дворянином значило держать себя на должном уровне; быть рыцарем значило превосходить других.

Для рыцарства началась агония, которой не было видно конца. Так, после XV в. — конец Столетней войны во Франции — институт рыцарства более не имел реальной силы, но вплоть до конца XVIII в. можно найти какие-то оставшиеся от этого братства следы, стершиеся вместе с наступлением XIX в. и торжеством буржуазной культуры. После чего рыцарство исчезло, лишь оставив по себе память.

Медленное исчезновение феномена рыцарства можно изложить вкратце. Постепенно одинокий рыцарь уступил свое место рыцарским орденам, где ощутимо проявился дух старого воинского братства лучших. А свободному рыцарю нанесет последний, добивший его удар, один из собратьев: Мигель Сервантес де Сааведра, которого посвятили в рыцари согласно древнему ритуалу. В других странах ирония убивала так же хорошо, как и во Франции. И если сегодня благородный идальго дон Кихот Ламанчский — разве это не реванш рыцарства? — несмотря на наш смех, завоевывает значительную долю читательской симпатии несмотря на свое благородное безумие, в те времена, когда дон кихоты, в плоти и крови, проходили еще по дорогам Европы в XV в., несчастный идальго и его бродячие собратья скорее рассматривались как юродивые или почти что считались таковыми.

Мы уже объяснили, почему рыцарские ордена с самого своего возникновения отрицали истинный дух рыцарства. В этом исследовании нам не нужно изучать их историю. Им посвящена одна книга: «Ордена и знаки отличия» Клода Дюкуртиаля. Нам остается лишь вспомнить, что под видом духовных, международных и национальных сообществ орден госпитальеров св. Иоанна Иерусалимского (обычно называемый Мальтийским орденом) или такие династические ордена, как орден Святого Духа, сохранились вплоть до начала XIX в.: ныне еще существуют несколько династических орденов, такие как орден Подвязки, а также продолжают жить некоторые из ритуалов старого рыцарства. До нас дошли некоторые из жестов, прежде превращавших человека в рыцаря; и, может быть, вместе с воспоминанием о них мы получили смутную тоску о том прежнем великом идеале.

Конечно, в этих орденах ныне более не существует периода обучения, испытательного срока, похожего на ту суровую школу, прохождение которой предписывало настоящее рыцарство юношам-оруженосцам в Средние века. Церемония посвящения также практически исчезла. И обещание служить Богу и Его возлюбленным чадам — немощным и несчастным во всем мире было заменено клятвой верности земной власти. И если будущий рыцарь претендовал стать членом духовного или династического ордена, то он клялся в верности великому магистру ордена, человеку, состоящему из плоти и крови. Кроме того, этот рыцарь больше не служил высокому духовному идеалу, христианскому вероучению, отныне он являлся всего лишь слугой военачальника или правителя, с которым связывал свои честолюбивые стремления или чей трон поддерживал. Генрих III учредил орден Святого Духа не столько во славу одного из составляющих Святую Троицу, сколько желая привлечь к себе преданных ему лиц и стремясь удержать на своей голове корону, которую хотели повергнуть на землю протестанты, а Гизы стремились заполучить для своей семьи. [14]Чтобы стать рыцарями ордена Святого Духа нужно было являться католиками — так же как рыцарям ордена Подвязки однажды не нужно будет ими быть, — но то были лишь условия, продиктованные обстоятельствами. Разве рыцари-госпитальеры, истовые католики и вассалы Святого Престола, не попросили убежища и покровительства и не предложили титул великого магистра правителю, исповедовавшему православную религию, русскому царю Павлу I, когда сначала Бонапарт, а затем англичане постыдно изгнали их с острова Мальта? Итак, неторопливым шагом рыцарство перешло от личного обязательства служить Господу к коллективной клятве какому-либо правителю. Оно позволило закабалить себя.

Одновременно с этим и благодаря окончательному успеху политики светских властей, направленной против рыцарства, ордена, бесповоротно и вопреки духу своего института смешавшие дворянство и рыцарство, ужесточили условия, ограничивающие вступление в них. Чтобы быть принятым в орден госпитальеров, кажется, уже с конца XV в. послушник должен был привести доказательства того, что он является дворянином в шестнадцатом колене, то есть подтвердить принадлежность своих шестнадцати прадедов к дворянству (сказать по правде, по крайней мере во Франции, герольды ордена довольно-таки легко закрывали глаза на «недостатки происхождения»). Можно было вступить в рыцари ордена Святого Духа, только если, по меньшей мере, прапрадед уже обладал званием дворянина. Более того, в ордене госпитальеров в рыцари вскоре стали принимать по принципу настоящего непотизма. Рыцарями являлись все — от племянника до дяди. В XVIII в. в магистре любого рыцарского ордена было что-то от главы клана, если не главаря банды.

К тому времени, как в 1789 г. Французская революция потрясла всю Европу, рыцарство, закабаленное правителями, не имея будущего из-за ограничения приема, оставалось только словом, единственным предназначением которого было — украшать. В действительности дворянство, являвшееся общественным феноменом, ставшим главным в западной цивилизации, постепенно присвоило себе звание «рыцарь», а равно «оруженосец», чтобы сделать его своим отличительным знаком. Сначала дворянство под давлением правительств, стремившихся подчинить его, стало лишь юридическим статусом. Одной из обязанностей, которую приобретал состоящий в этом сословии человек, будет неизменное внесение во все государственные документы «благородного титула»: оруженосец или рыцарь, последнее — чаще всего. Так что забыть надолго об этих титулах, присущих дворянству, означало в глазах тех, кто разбирался в вопросах сословий, отказ от занимаемого ими благородного положения, как от привилегий, так и от обязанностей.

Существование этого взаимного притяжения и также противостояния между дворянством и рыцарством (в конечном счете второе растворится в первом) одновременно объясняется нравственным содержанием и финансовыми привилегиями, присущими дворянскому сословию. Следовательно, надо вкратце изложить, что же в Западной Европе представлял собой этот выдающийся класс, называемый во Франции «вторым сословием», который, несмотря на некоторые национальные особенности, занимал в европейском христианском мире почти одинаковое во всех государствах положение.

В общем, можно сказать, что дворянство появилось благодаря тому, что люди раннего Средневековья, а затем современники первых Капетингов верили (и это остается для католиков непреложной истиной), как почти во всех древних цивилизациях, что власть монархов имеет божественное происхождение и является даром богов или Всевышнего. Вожди племен, главы крупных родов, правители государств на земле олицетворяли собой сверхъестественную силу. Поэтому этих людей часто станут считать чудотворцами; и коронация короля Франции в Реймсе должна была сделать из него помазанника Божьего.

Но в обществе, которое в муках рождалось на обломках, оставшихся после падения Римской империи, такая власть не могла целиком и полностью принадлежать одному человеку. Чтобы феодальное общество смогло справиться с внешними и внутренними угрозами (нашествиями и междоусобицами), государства распались на тысячи мелких округов (фьефов), чьи сеньоры, хоть и являлись вассалами короля или императора, в реальности были почти независимыми правителями. Представитель суверена, управлявший этими округами и оберегавший их, получал часть полномочий своего господина и в каком-то роде разделял священную миссию своего правителя. Таким образом, такой сеньор был обязан своим положением Господу. Иначе говоря, он находился в числе лиц, обладающих исключительным статусом в средневековом обществе.