— Ах, ты придурок! — зарычал он и, приподнявшись, бросился на Бронсона с низкого старта.

Гарри пропустил нападавшего вперед и вошел «внутрь атаки». Описав в воздухе полукруг правой рукой, он вернул поток силы бармену. Защита оказалась столь эффективной, что огромная туша с грохотом рухнула к его ногам. Из этой позиции было бы правильнее всего перейти на удержание и закончить конфликт в духе гармонии и прав человека. Но Гарри рассвирепел не на шутку. Он отошел от поверженного врага и принял защитную стойку. Перенеся вес на отставленную назад ногу, он спокойно ждал, когда бармен вновь попрет на него. На сей раз Бобби взял себе в помощь бутылку «бордо» урожая 1980 года.

Он уже намеревался обрушить драгоценный сосуд на голову Аллигатора, когда получил такой мощный удар по ребрам, что сумел только крякнуть и медленно осесть.

— Ну, ты труп, парень, — с трудом отдышавшись, простонал он.

В следующее мгновение в «Стальном Дике» начался ад. Бобби громил бар во всю свою недюжинную мощь. Он хватал изящные, обитые бархатом стулья и швырял ими в Бронсона. Сперва Гарри пытался уворачиваться, но через некоторое время вошел в раж и разбивая хрупкие предметы мебели вдребезги еще на подлете резким ударом ноги. Поняв, что таким образом достичь желанной цели не удастся, громила перешел к иной тактике. В ход пошли вещицы помельче…

Окончательно изведя посуду и спиртные напитки, бармен предпринял последнюю отчаянную попытку. Он схватил со стойки чудом уцелевшую хрустальную вазу, наполненную фруктами, и с истошным воплем метнул ее в Гарри. Вазу Бронсон расколошматил ребром ладони, но одно из яблок больно садануло его в челюсть. Бобби аж запрыгал от радости:

— Ты видела?! Видела?! — орал он, обращаясь к Элен.

Но девушка была уже в том состоянии, которое не предполагает какой-либо эмпатии. Пока ее дружок изображал взбесившегося орангутана, она напилась до зеленых чертей. «Не надо было мне приходить сюда, — думала она, — теперь все еще хуже, ну, да и бог с ним!» Все же ситуацию следовало как-то исправлять. Элен встала и шатко двинулась в сторону Гарри. Пару раз споткнувшись об изувеченные предметы меблировки, она подошла на расстояние, достаточное для мирных переговоров.

— Перестаньте безобразничать, мистер, — икнула она. — Посмотрите, что вы наделали.

Но глаза Гарри Бронсона уже налились кровью. Он не видел ничего, кроме ненавистной ухмыляющейся морды. Аллигатор ринулся на бармена и, схватив его за лицо, бросил на уцелевший стол…

Очнулся Бронсон от резкого крика:

— Стоять! Полиция! Руки на затылок! Вы имеете право хранить молчание! Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде!

Вот, оказывается, для каких дел был изначально предназначен его любимый Джонни!

Бронсона оттащили от стонущего бармена как раз в тот момент, когда Гарри занес руку для завершающего удара…

Отвечая на вопросы в полицейском участке, он никак не мог понять, что же на него нашло. Гарри помнил только, как черная волна злобы накрыла его и превратила в жаждущее крови животное. И еще он помнил женский крик: «Остановись, Гарри, умоляю, еще не поздно!» Казалось, этот крик звучал у него в голове.

Гордону Харрингтону уже давно не приходилось встречать рассвет в полицейском участке. Манхэттен давно стал довольно скучным местом. Серьезных преступников уже лет десять как подвергали локальному перепрограммированию личности, превращая в законопослушных граждан.

А мелкой сошкой занимались подчиненные капитана. Но последние три дня все поставили с ног на голову. Город захлестнуло потоком насилия. Убийства, грабежи, кражи со взломом — мир словно сошел с ума. «Солнце, что ли, на них так действует? — уныло думал Гордон, прохаживаясь по стандартному кабинету начальника депорта. — Если так и дальше пойдет, то хлопот не оберешься».

Казенное убранство кабинета наводило на капитана еще большее уныние. «Хоть бы картину какую повесили, — проворчал он себе под нос, — я все же не в тюрьме…» Но картин начальнику депорта не полагалась. Только ровные серые стены, галогеновые светильники, вмонтированные в подвесной потолок, огромный письменный стол да пара стульев с титановыми ножками. Такое убранство, по замыслу высших чиновников, должно было создавать ощущение незыблемой стабильности. И действительно, Гордон чувствовал себя, как в могиле.

Видеофон резко запищал, требуя нажать кнопку инициации сеанса связи.

— Детектив О'Харрис, — бодро отрапортовал розовощекий детина в полистироловом мундире офицера полиции. — На Оксфорд-стрит обнаружено расчлененное тело неопределенного пола! Все первичные половые признаки отсутствуют. Головы тоже не наблюдается!

И глупо хмыкнул, ожидая дальнейших указаний.

— Чего стоишь?! — взорвался капитан. — Расфасуй его по пакетам и отнеси в мясную лавку, идиот!

Видеофон озадаченно отключился, а капитан подошел к транслятору и объявил по громкой связи:

— Всем детективам и офицерам. Срочно собраться в кабинете начальника депорта!

Полицейский народец нехотя отрывал зады от насиженных мест. Это уже пятое собрание за минувшие сутки. И всегда одно и то же. Опять шеф поднимет крик и будет давать дурацкие распоряжения. Предчувствиям полицейских суждено было сбыться.

— Слушайте меня, девочки! — рявкнул Гордон. — Берите руки в ноги и дуйте на тротуары. Чтоб духу вашего здесь не было. У нас гости!

В прошлый раз была обнаглевшая мафия, в позапрошлый — неформальная молодежная группировка. А теперь, значит, гости! Переутомился капитан.

Минут через десять депорт опустел. Осталась только Дейл Ларсен, да и то, видимо, потому лишь, что никто не догадался привинтить к стене морга громкоговоритель.

Она поднялась наверх как раз в тот момент, когда отъехала последняя полицейская машина, и, побродив дветри минуты, вновь спустилась в мертвецкую — там веселее.

Примерно в 8.30 наряд во главе с Бобом Дагером приволок взбешенного Гарри Бронсона.

— А этот-то что натворил? — устало вздохнул капитан, взглянув на задержанного.

Уж если «белый воротничок» оказался здесь, то пора тушить свет! Должно быть, успокоительное начало действовать, капитан уже не испытывал столь истощающих эмоциональных переживаний, как час назад. Он еще не совсем пришел в себя, но сердце, по крайней мере, не отбивало барабанную дробь, а голова перестала раскалываться. Он снова посмотрел на задержанного. Дорогой костюм, ослепительно белая рубашка, бриллиантовая запонка на накрахмаленном манжете. Смуглая кожа, выдающая южанина, глаза пепельно-серого цвета, черные, зачесанные назад волосы, волевой подбородок.

— Ради всего святого! — отозвав в сторонку опального лейтенанта Дагера, взвыл Гордон. — Вы что, решили извести миллионеров в этом проклятом городе?!

— Никак нет, капитан, сэр, — осклабился Боб. — Господин «длинный доллар» чуть не отправил к праотцам одного бармена. Кстати, моего тезку. Если бы не бдительнось полковника ФБР в отставке, имеющего склонность выгуливать своего блохастого фокстерьера перед окнами «Стального Дика», то мозги бедняги наверняка были бы размазаны по полу… Думаю, в баре просто обязаны установить памятник собачьему дерьму и молиться на него целыми днями с утра до вечера!

Творилось что-то до крайности невообразимое. «Еще такой денек — и я точно свихнусь», — подумал капитан.

Его мысль медленно блуждала между библейскими проклятиями и угрозой национальной безопасности. До пенсии оставалось каких-то два с половиной года. Как он боялся отставки! Еще месяц назад сама мысль о том, что целыми днями придется просиживать штаны у гологравизора, бросала его в холодный пот. Но сегодня он мечтал о блаженном покое. Лучше уж гологравизор, домашний халат, войлочные тапочки, галдеж внуков, вечный скрип жены и чтение ежедневной спортивной колонки, чем пять лет строгого режима за пренебрежение служебными обязанностями. Еще эта чертова осень, время бронхитов, тонзиллитов и ревматизма. Гордон просто разваливался на части под давлением обстоятельств.