Снова открыв трубу, я переключал станции, пока не отыскал хорошую музыку, «Мое сердце плачет» в исполнении «Лос Арпонес». Мысль о том, что Тамара спаслась от ОМП, наполнила меня таким счастьем, что мне захотелось танцевать. Я проверял очередную койку, когда в операционную вошла женщина.
От трубы пришлось отскочить. Вошедшая была химерой с волосами цвета шоколада, такого оттенка я еще никогда не видел. Ее единственной одеждой было серебряное кимоно, расшитое красными драконами. Загорелые ноги оставались обнаженными. Плечи были крепкими и мускулистыми, как у гимнастки. В руках она несла белую сорочку и чашку с зеленым супом. Я решил, что это медицинская сестра. Войдя, она остановилась.
– Что-нибудь ищете? – спросила, кивая в сторону открытой трубы.
– Когда я сюда поступил, со мной была подруга. Я подумал, может быть, она здесь?
– Вместе с вами сюда не приносили женщину, – ответила она. – Большинство ваших друзей со станции Сол в другом модуле корабля. И до Пекаря вы их не увидите. Никому не разрешается переходить из модуля в модуль.
Я посмотрел в глаза химеры, темно – карие, со странными серебряными проблесками, как будто паутинками света, и понял, что никогда раньше ее не видел. В числе наемников на станции Сол ее не было. Она насмешливо сказала:
– Наши возлюбленные наниматели сожалеют, что в целях приличия вам все же нужно носить эти девяносто пять граммов одежды. – И бросила рядом со мной на койку пару белого белья и белое кимоно, потом напряженно улыбнулась, словно старалась мне понравиться.
– О чем сожалеют наши наниматели?
– Я думаю, японцы первоначально планировали нанимать только мужчин, в этом случае вы летели бы обнаженным. Девяносто пять граммов, помноженные на десять тысяч наемников – очень большой лишний вес, и им жаль платить за его перевозку. – Она протянула мне чашку с супом, потом раскрыла две трубы, вытащила их койки, села на одну и знаком пригласила меня сесть на вторую.
Я почувствовал замешательство. Больничная рубашка слишком коротка для того, чтобы достать хотя бы до бедра, и слишком открыта на спине. Я подобрал одежду, оглядываясь в поисках места, где можно было бы переодеться.
– Все в порядке, – успокоила меня женщина. – Я и раньше видела «сладкую картошку». – И она движением подбородка указала на мои половые органы. Я решил, что она права, и надел белье. Она отвернулась, глядя в потолок.
Когда я поверх белья натянул кимоно, она снова заговорила:
– Вы не были на вступительной встрече вчера, поэтому я решила ввести вас в курс дела. Я Абрайра Сифуэнтес, командир боевой группы. Нас в группе пятеро. С моим старшим братом Перфекто вы уже встречались. С Завалой вы скоро встретитесь. В нашей группе также Мавро. – Похоже, вы удивлены?
– Я думал, вы медсестра, – протянул я. Мавро, Бордельная Крыса. Я вспомнил маленького человека с вытатуированными слезами. Живот у меня свело при мысли о том, что я оказался с ним в одном отряде, В своем бреду, навеянном наркотиком, я был уверен, что он послан убить меня, а такие впечатления забываются нескоро. Рослая химера, Перфекто, с другой стороны, казался хорошим человеком. Из вежливости я добавил:
– Буду счастлив служить под вашим начальством.
Абрайра рассмеялась.
– Некоторые приняли бы это как пощечину.
– Как это?
– В нашем модуле семьсот боевых групп, и наша единственная, где командиром женщина. Откровенно говоря, я меньше подготовлена для командования, чем Мавро или Перфекто. Для многих вы будете служить объектом насмешек. И, возможно, не перенесете такого удара по своему мужскому самолюбию. – Она махнула рукой, отказываясь обсуждать эту тему, – типичный жест чилийки.
– Но вы ведь не ожидаете неприятностей от кого-либо из нас?
Она пожала плечами.
– Зависит от обстоятельств. Вы ведь не станете устраивать неприятностей?
Я рассмеялся.
– Неужели вы серьезно? Кому какое дело до моего мужского самолюбия? Это так старомодно! Не могу представить себе, чтобы кто-нибудь из нас стал вас расстраивать. – Я не мог не смотреть ей в глаза, на эти серебряные паутинки, они меня словно гипнотизировали.
Абрайра задумалась.
– Вы приняли это за шутку, дон Анжело, как и полагается человеку вашего воспитания. Но для мужчин здесь, на корабле, это не шутка. Многие отобраны из тюрем Перу и Колумбии, где люди, лишившись всего, цепляются лишь за принадлежность к своему полу. Вы видели татуировку Мавро? Это символ того, что он убил двух парней в гетто Картахены. Вы никогда не были частью их мира, иначе знали бы, что мужское достоинство – не шутка. А Завала – он еще молод и стремится проявить себя. Еще я должна предупредить вас, что у химер тоже есть очень сильное чувство, родственное чувству собственного достоинства. – Она пыталась сформулировать свою мысль. – Назовем это… гордостью своим положением. Торрес создал нас в качестве солдат – и только мужчины учились сражаться, хотя с тех пор научились и мы, женщины. Но мужчины до сих пор ревниво охраняют свою роль воинов: нам они позволяют воевать, но командовать, получать звания – никогда. Никогда раньше женщина – химера не командовала мужчинами в сражении. И мы не знаем, как будет реагировать на это Перфекто. Он может уважать мои умения, но этого недостаточно, чтобы контролировать его. У нас есть еще кое-что общее, надеюсь, эта связь окажется прочнее: мы с ним оба крещеные католики. Поэтому он будет обращаться со мной достойно просто из страха перед Богом.
Верилось с трудом. Только бродячие священники могут решиться вопреки воле Ватикана крестить химеру.
Абрайра заметила это и пояснила:
– Такое случается. В этом случае, возможно, как католик, он будет верен мне. Конечно, я хотела бы, чтобы вы с ним поговорили по этому поводу.
Я пожал плечами.
– Если хотите. – Я не думал, что мои слова подействуют на него. Она слегка нахмурилась, расстроившись, что я не дал более твердого обещания. Я не знал, как будет обращаться с ней Перфекто, но хорошо представлял себе, как могли обращаться люди вообще. Мне встречались в Панаме мужчины, которые считали, что мужское начало – превыше всего, а я относился к этому, как к анахронизму. Такой человек действительно может причинить ей неприятности. – Мне кажется, больше всего вам следует ожидать неприятностей от Мавро. Я точно знаю, он хочет быть офицером, но генерал поставил его рядовым под командованием единственной женщины… Ему это не понравится.
Она рассмеялась – высоким неприятным смехом, который был призван обезоруживать.
– Вы мне нравитесь, – сказала она. – Судя по вашему тону, вы очень озабочены моими делами… Возможно, вы правы. Я ему не слишком доверяю. Видели бы вы, как он сидит на своей койке и смотрит на меня.
– Это дурной знак, – предупредил я.
Она кивнула.
– Правда. И еще, дон Анжело, Кое-кто говорил о вас. Несколько правительств на Земле требуют вашей выдачи. И Кое-кто боится, что ОМП захватит корабль, чтобы взять вас. Обсуждалась возможность вашей выдачи, но Мавро пригрозил, что убьет всякого, кто вновь заговорит об этом. Он назвал их волами [13], и теперь они его сторонятся. И вот, пожалуйста, Мавро теперь использует этот эпизод, чтобы заявить, каким сильным мужчиной он является. Рано или поздно он начнет драку. Может, убьет кого-нибудь. Всякий, кто оказывается рядом с ним на расстоянии вытянутой руки, – в опасности.
Я поразмыслил над ее словами. Она права.
– Так что же нам делать?
Абрайра посмотрела на потолок и пожала плечами.
– Я подумаю.
И в отличие от большинства людей, которые только говорят, что подумают, но никогда не делают этого, она замолчала, уставилась в пустое пространство перед собой и погрузилась в размышления: поэтому я взял чашку с супом и принялся есть. Зеленые водоросли имели вкус капусты – брокколи. Нога по-прежнему ныла, поэтому я встал, нашел холодильник, а в нем – тюбик кортизонового крема. Сел на стол в углу и смазал ногу кремом. На том же столе стоял терминал компьютера…
13
То есть намекнул, что сравнивает их с кастратами