Ему было с некоторой поспешностью указано, что начавшееся расследование относительно прежних передвижений мистера Кольни в Шотландии неминуемо приведет к теперешнему претенденту на титул Бэрхема. Мистер Мэркхем сидел размышляя и понемногу начал различать перспективы, проистекающие из владения этой бумагой. Письмо было спрятано в карман, и двадцать гиней перешли из рук в руки. Мистер Мэркхем думал, что для незнакомца будет лучше покинуть страну: он предпочел, чтобы о письме не знал никто, кроме него самого. Последовали некоторые жалостные уверения и слезливые просьбы, но после очередного упоминания о стражах закона незнакомец поспешно покинул дом, оставив хозяина погруженным в размышления.

Размышления были достаточно сложными. Первым порывом мистера Мэркхема было идти с этим документом к Ренсли, который обещал десять тысяч фунтов человеку, который обличит его кузена. Но Ренсли был паршивой личностью: ему нельзя было доверять. Более того, последнее время Ренсли позволял себе крайне оскорбительные высказывания в адрес своего друга. Их дружбе явно пришел конец, и мистеру Мэркхему, скорее, улыбалась мысль подложить Ренсли свинью.

Его мысли перешли к другому претенденту. В самом деле, он ничего не имел против лжелорда Бэрхема, и его лордство казался щедрым старым джентльменом. Без сомнения, в этом деле нельзя было торопиться, но следовало тщательно продумать и второй путь. Ренсли должен бы хорошо заплатить за письмо, но разве милорд не заплатит еще лучше? Это привело Мэркхема к новой мысли. Если он продаст письмо Ренсли, на том все дело и кончится. Но если Бэрхем будет зависеть от него... – Впереди смутно замаячило большое будущее. Бэрхем купит у него бумагу – верно, но даже и потом он никогда не будет совершенно спокоен. Несомненно, его можно будет понемножку доить под угрозой раскрытия. Правда, без письменного подтверждения он ничего не сможет доказать, но даже словесное обвинение может оказаться весьма нежелательным для милорда. Мистер Мэркхем подумал, что он сможет легко удерживать лже-Бэрхема еще много-много лет. Он облизнулся при мысли об этом, но решил, что дело нужно обмозговать серьезнейшим образом. Утро вечера мудренее.

У Фэншо будет карточный вечер, догадалась Прюденс. Скорее всего, придет немало великосветских щеголей. Нет сомнений, что темой разговора послужит ее несостоявшаяся дуэль с Ренсли.

Она достала из гардероба первое, что попалось под руку, – атласный камзол цвета персика и потом отыскала к нему красивый жилет с серебряным шитьем. Робин подвил ей волосы щипцами и напудрил ее каштановые локоны.

Укладывая завиток к завитку он промолвил: – Долго там не оставайся и не разговаривай с Фэншо наедине. Я уверен, что он благородный джентльмен, всегда готовый встать на защиту неоперившегося юнца. Но лучше быть с ним поосторожнее.

Прюденс согласилась с первой частью этой речи, в остальном же решила действовать по собственному усмотрению. Незачем тревожить Робина попусту. Не исключено, что большой джентльмен знает больше, чем надеется брат. Прюденс терпеливо ждала, пока он завязывал черную ленточку у нее на затылке, а потом встала. Робин подал ей камзол. Девушка взглянула на себя в зеркало и осталась довольна. В самом деле, из зеркала на нее глянул опрятный молодой джентльмен. Кто может усомниться? Она надела на палец кольцо и сунула табакерку в один из бездонных карманов камзола. Ей показалось, что у нее плохо натянуты чулки, и она наклонилась исправить эту погрешность, потом поправила кружевной рюш у горла и вышла к ожидавшему ее портшезу.

Дом на Клэрджес-стрит был непривычно тих. Подавая слуге шляпу и плащ, она прислушалась, ожидая услышать голоса и смех, но было тихо. Лакей провел ее к дверям библиотеки сэра Энтони, широко распахнул их и звучно объявил ее имя.

Сэр Энтони в одиночестве стоял перед камином, в котором билось несильное пламя. Больше в комнате никого не было.

Фэншо двинулся навстречу Прюденс, чтобы поздороваться, и на мгновение задержал ее руку в своей с каким-то шутливым вопросом. Она ответила ему в том же тоне. Оказалось, что сегодня она будет его единственным гостем.

– Мне решительно нечем вас развлечь, разве что предложить партию в пикет после обеда, – улыбнулся Фэншо. – Чувствую, что заманил вас под ложным предлогом, но вы простите меня?

– Мне все равно очень приятно, сэр! – Это не совсем соответствовало истине, но ведь что-то надо ответить, подумала она.

Прю помолчала. Надо ведь сказать что-то о его вчерашнем странном поступке, поскольку он не в последнюю очередь затрагивал ее честь.

В голосе девушки не было и намека на дрожь, когда она заговорила, – только легкая усмешка и мягкий укор:

– Мне придется поссориться с вами, сэр Энтони. Вы, должно быть, догадываетесь почему.

Он придвинул ей кресло, а сам остался стоять, опершись о каминную доску.

– Нет, не догадываюсь, – ответил он. – Разве я чем-то оскорбил вас?

Ее длинные пальцы выстукивали дробь на крышечке табакерки. Прюденс безмятежно смотрела в его непроницаемое, но добродушное лицо.

– Знаете, сэр, мистер Деверю считает, что я имею право вызвать вас на дуэль, – сказала она, и в серых глазах мелькнул шутливый огонек.

– Боже упаси, юноша! Что же такого я сделал, чтобы навлечь на себя такой гнев?

– Вы, полагаю, знаете, сэр, что нынче утром я должен был встретиться с мистером Ренсли на Грейз-Инн-Филдз. И этому помешал сэр Энтони Фэншо. Не могу сказать, что я в восторге.

У нее было такое ощущение, что за ней следят неотступно и внимательно.

Фэншо чуть улыбнулся и отвесил поклон:

– О, прошу прощения, мистер Забияка. Но ваши претензии лучше обратить к Ренсли, а не ко мне.

Прюденс была невозмутима.

– Вы можете быть уверены, что Ренсли вновь получит вызов, как только, перестанет нуждаться в услугах хирурга. – Ей показалось, что его прямые брови дрогнули – похоже, он был изумлен. Прюденс продолжала: – Чарльз считает, что я теперь не могу драться с ним, но я убежден, что после подобного оскорбления у меня лишь более причин требовать удовлетворения. Если Чарльз не будет моим секундантом – что всего вероятнее, ибо он крайне педантичен в отношении этикета, – могу ли я обратиться к вам, сэр?

С ее стороны это был довольно рискованный ход, но она рассчитывала, что к тому времени, как Ренсли оправится от раны, в Лондоне уже не будет никакого мистера Мерриота.

– Здесь я совершенно согласен с мистером Белфортом, юноша, – медленно проговорил сэр Энтони. – Теперь вы не обязаны сражаться с Ренсли.

– Прошу прощения, сэр. Я думаю, что окончательный выбор все же за мной. – Взгляд Прюденс выразил недовольство. – Надеюсь, в следующий раз никто не сможет предотвратить нашу встречу.

– Это намек? – Сэр Энтони поднес к лицу лорнет. – Думаю, я не склонен повторяться в своих поступках.

Она поклонилась, давая знать, что разговор окончен. Вошел слуга – объявить, что обед на столе, – и сэр Энтони первым двинулся в столовую.

На столе горели свечи в кованых подсвечниках, мерцало серебро. Стояли два кресла, и были накрыты два прибора. В хрустальных графинах просвечивало вино, сияли крышки на блюдах и белели накрахмаленные салфетки.

Они уселись за стол: сэр Энтони – во главе, Прюденс – слева. Блюда сменялись одно за другим, она ела с аппетитом и поддерживала оживленный разговор. Сэр Энтони заговорил о поездке в Ньюмаркет и пригласил Прюденс сопровождать его.

Когда она помолчала, перед тем как ответить, он лукаво сказал:

– Теперь-то, Питер, вы не осмелитесь сказать «нет». Помните, как я тогда рассердился?

Ей показалось, что он решил поддразнить ее:

– Как, неужели вы думаете, что я боюсь этого, сэр?

Сэр Энтони был всецело занят разрезанием цыпленка, но встретил шутливый вызов ее серых глаз.

– А разве нет, юноша?

Сказать по правде, она очень боялась этого.

– Боюсь, для вас это лишь повод усомниться в моей храбрости, – весело ответила она. Думаю, у меня нет причин бояться вас.